За столиком в маленьком зале этого кафе нас сидело трое. Все подавленно замолчали. Еще бы узнать, что твой хороший знакомый маньяк убийца, это шок даже по нашим недобрым временам. Других посетителей в этот будний день не было. В понедельник это кафе мало кто посещал.

— А что скажите вы капитан Кольцов? — стоя я в упор смотрел в сторону, человека, сидевшего напротив меня, — Все, что сказано про меня в равной степени можно отнести и к вам. Вы имеете военное образование, в училище входили в сборную по пулевой стрельбе и занимали призовые места, потом воевали, а значит убивали, во второй год нового тысячелетия уволились из армии, в духовных поисках обратили к Богу, приняли сан, потом ушли из монастыря. Вдруг это вы возомнили себя ангелом справедливости и стали карать грешников. Почему я, а не ты?

— Я молюсь об этом мире, а не стреляю в него, я прошу у Господа милосердия к чадам своим, — подавлено и тихо ответил бывший капитан, бывший солдат, бывший Андрюшка Кольцов, бывший монах, оставивший церковь, но не отрекшийся от веры.

— Ты уже был милосердным, — резко повысил голос я, — это ты помиловал снайпера, не расстрелял его на месте, пожалел, передал в руки закона, а его отпустили и он убил десять твоих солдат. Вот она цена твоего милосердия. Ты помнишь об этом, Андрей?

Бывший монах сильно побледнел и ничего не сказал. Не крестился, не шептал молитв. Может смотрел в прошлое? Там кричат от боли ран живые и молчат мертвые. Там просят о милосердии, а потом стреляют в спину. Там не перестанут оплакивать убитых мальчишек солдат. Убитых из-за вашего милосердия капитан Кольцов.

— У него алиби, — с жалостью глядя на него, тихо сказал, Женя, — Андрей месяц был в Германии, искал могилу своего убитого прадеда, а именно в это время произошло три первых серийных убийства.

— Эх Женя, — легонько вздохнув, я грустно улыбнулся, — вспомни классическое построение интриги в детективной драме, алиби нужно только убийце.

— Я не убийца, — чуть слышно прошептал расстрига монах.

— А вот я убивал, — резко выкрикнул я, — только по моей вине не одна мама в нашей стране по погибшему сыну не плакала. Понял? Я стрелял, я обманывал смерть, я побеждал, и те кто ждал нас в засадах на дорогах, в горах, кто устраивал минные ловушки, они или бежали от нас или мертвы.

— Давайте прекратим этот бессмысленный разговор, — Женя тоже встал из-за стола, и мне бесстрастно:

— Ты говорил: Не навреди. Ладно. Я ведь тебя сегодня специально пригласил прийти, предупредить хотел. Так вот. Вчера у меня на сеансе был руководитель оперативной группы по поиску маньяка, я его от язвы лечу, да ты этого майора Одинцова знаешь. Я его проколол, он расслабился, потом стал над моими версиями посмеиваться. Дескать, все ваши обращения к потусторонним силам, полная херня, а снайпера мы сами вычислили. Вот сроду не догадаешься кто он! Рядом с вами он сидит, и наверняка смеется пока вы камлаете. Я ему: «Не верю!» При иглоукалывании все нервные центры расслабляются, как говорится «тормоза» сняты, и пациент пошел языком молоть. Так вот всё, что я раньше тебе сказал это их оперативная разработка. Тебя возьмут в ближайшие дни. Для них ты идеальная мишень. И алиби у тебя нет. Ты на самом деле под подозрение попал когда опера по новой методике искали маньяка в социальных сетях и наткнулись на «Обмани смерть». А уж потом стали дальше копать. Ты для убийцы почти по всем параметрам подходишь. И мотив для маньяка у тебя вполне подходящий.

А тихо как стало в кафе «Хохма» когда люди перестали говорить. Тихо, уютно и хорошо. Значит я маньяк? Мне не страшно, просто чуточку грустно, вот и все.

— Ребята, — тихо спросил я, — а вам не страшно?

Они молчали и не смотрели на меня маньяка — убийцу и я повторил:

— Вам не страшно жить в обществе, где элементарное стремление к справедливости, уже повод для подозрений? Так кто из нас маньяк?

Ответом было молчание. Я быстро пошел к выходу. И уже мне в спину печально сказал расстрига монах:

— Я буду молиться о тебе…

Злая сила мгновенно разлилась в мышцах, тугой пружиной возвратного механизма, развернулось тело и встав лицом к оставшимся, я холодно отчеканил:

— Лучше о своей душе помолитесь капитан Кольцов!

Взяли меня не в ближайшие дни, а в ближайшие часы. Даже не взяли, я сам пришел. Зашел в управление полиции посмотреть отказные материалы по уголовному делу, которое вел, а меня вежливо пригласили зайти в соседний кабинет и стали допрашивать. Иллюзий я не питал, очень хорошо зная, захотят посадить посадят. И то, что юридически я грамотный человек, ничуть мне не поможет, дело просто более квалифицированно оформят, вот и все. Косвенные улики подтвердят показаниями «свидетелей» которые прямо заявят, что там то и тогда-то заметили лично меня с винтовкой в руках. Другие «свидетели» покажут, что видели, как я выкидывал в проточную реку орудие преступления. Психиатр даст заключение о наличии навязчивой маниакальной идеи охватившей обследуемого, что не исключает его вменяемости. И это всё. Пожизненное. На этапе прикончат. Из принципа как бы потом чего не вышло. Оформят как суицид, или инфаркт это уже как говорится дело техники. Техники преступлений, которые уже почти стали нормой в системе наших органов. Но это потом, а пока я не подозреваемый, не обвиняемый, пока я задержанный. В отношении меня идет всего лишь проверка и мрачный болезненно скривившийся майор Одинцов упорно повторяет:

— Это ты убивал этих людей.

— Да ты просто анекдот цитируешь, — чуть усмехнулся я, и в лицах чуть пародируя голос майора, рассказал:

Никто даже не улыбнулся, я в очередной раз пожал плечами. В кабинете замолчали. Лейтенант, закончив печатать протокол допроса, стал оформлять постановление о привлечении меня в качестве подозреваемого по уголовному делу. Майор достал из внутреннего кармана мятого пиджака упаковку таблеток, распечатал ее и стал привычно глотать таблетки, запивая их водой из пластиковой бутылки. Психиатр снова уткнулся в свои записи. Было страшно, но сильнее страха была ледяная злоба ознобом сотрясающая тело и вызывавшая холодную противную дрожь. Со мной такое бывает, иногда. Через несколько мгновений дрожь пройдет и тогда, тогда я вспомню, почему много лет назад меня звали — Обмани смерть.

Не помню, кто первым меня так назвал, но хорошо помню первого снайпера которого убил. Моя группа передовым дозором шла по горной тропе и меня как пулей прожёг его прицеливающийся взгляд и всей кожей, всем нутром я чувствовал как плавно тянет он курок спускового механизма винтовки на себя. Я упал на мелкие камни горной тропы за мгновенье до выстрела, свистнула пуля, мимо. За мной разом легли и стали расползаться ища укрытия бойцы передового дозора. А из укрытий на этой горной тропе были только небольшие камни, грамотный опытный стрелок перестрелял бы нас всех течении нескольких минут. Меня на солнцепеке пятидесятиградусной полуденной жары сотряс ледяной озноб. И снова ожёг его ищущий взгляд, он выцеливал меня и я явственно чуял его раздражение от промаха. От следующей пули я ушел перекатом вправо. Потом резко встал с мелких острых камушков и стал двигаться: рывок влево; затем вправо, я сбивал ему прицел и шёл на сближение. Пули ложились рядом одна… вторая… мимо, мимо…, краем сознания я отмечал, как за спиной прикрывали меня заградительным огнем бойцы нашей группы, а я пригнувшись и рывками бросаясь из стороны в сторону, шёл на сближение. Видел? Чувствовал? Определил? Нет не правильно, я знал где через оптику снайперского прицела ищет меня смерть и двигался ей навстречу, потому что я сам стал смертью, его смертью. И он это тоже почуял, я это точно знаю, он чуял, что его смерть это я и он торопливо стрелял… мимо, мимо… Потом я упал за подходящий и большой камень и сам открыл огонь, первые очереди нервно длинные, а потом короткие расчетливо прицельные на три — четыре патрона. Сейчас в этом мире в эти мгновения нас было только трое, я, он и смерть. И она выбрала и взяла его. С четырехсот метров короткой очередью из ручного пулемета РПКС я попал ему прямо в голову. Потом когда я сидел у его укрытия и не глядя на человека которого убил, глубоко затягиваясь курил одну сигарету за другой, кто-то сказал: «Ты обманул смерть» Вот так меня назвали первый раз. Потом, а потом я уже всегда ходил в передовом дозоре, и моя группа ни разу не попала в засаду и не несла боевых потерь. Прозвище «Обмани смерть» так и прилипло ко мне вторым именем. И вот много лет спустя я сижу на неудобном стуле в этом затхлом казенном кабинете и опять чую, что смерть стоит рядом, а ещё я давно знаю, что ее нельзя обмануть, можно получить только отсрочку и то если предложишь ей другую жертву, вместо себя.