Лекант слезает с коня, подхватывает меня на руки и несет к сосне. Я изнываю от желания. Мы будем заниматься любовью? Что, уже так скоро?

Он кладет меня на землю, колкую от хвойных иголок, и ложится рядом. Мы долго лежим так, покуда над верхушками деревьев не занимается рассвет.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Леканта, и вижу, что его прекрасное лицо побледнело и как-то светится. А еще – что он уходит под землю, словно ее жирное чрево всасывает его.

– Лекант! – кричу я. – Не уходи!

– Спаси меня, Тийя, – говорит он. – Засыпь землей то, что открылось, и обретешь меня. Я – твоя любовь, Тийя. Твоя единственная любовь…

И с этими его словами я просыпаюсь. Машинально тереблю пальцами коротенькое ожерелье из тигрового глаза, которое не снимаю даже на ночь. Тигровый глаз предохраняет от разложения. Это ожерелье подарила мне Юля Ветрова…

Но Лекант, Лекант!

Как я теперь забуду этот сон!

Я должна идти на работу. Сегодня у меня серьезная задача – погружать в формальдегид препарированных не редких для нашего края уродцев. У нас часто находят жаб с шестью лапками или карпов с двумя головами. Их жители и приносят в музей древней истории, желая, чтобы их дар обязательно был помещен в экспозицию.

Я как раз погружала в раствор трехголового крота, когда ко мне подошел Дима.

– Привет.

– Привет, Димыч. Извини, я сейчас закончу.

Я благополучно законсервировала крота и повернулась к Диме:

– Ты что-то хотел сказать?

– Я хотел поблагодарить тебя за прогулку и еще хотел сказать, что этот артефакт не дает мне покоя.

– Мне тоже… – Я раздумываю, рассказывать ли Димке про мое сновидение. Наконец решаю, что не стоит.

– Давай пойдем туда сегодня после работы и попробуем его откопать, – с энтузиазмом предложил Дима.

Кто-то словно сказал за меня, но моим голосом:

– Это место надо не раскапывать, а засыпать землей. И тогда гробница сама выйдет на поверхность.

– Гробница? – озадаченно переспросил Дима. – Откуда ты знаешь, что там гробница?

– Знаю, и все.

Дима с обидой:

– Все у тебя тайны…

– Димочка, не сердись. У умертвий сильно развито дальновидение.

Это ложь, но Дима проглотит.

– Я все время забываю, что ты умертвие.

– Я тоже об этом иногда забываю, но… – комично развела руками я.

– Ладно. Ну что, после работы идем в Водопьяновский?

– Сразу не получится. Я должна заскочить домой, приготовить родителям ужин. Договоримся на восемь вечера. Прихвати лопату.

– Ладно, – согласился Дима.

До чего он покладистый, просто благодать!

…Пока я работала, затем возвращалась домой, готовила ужин родителям, из моей головы не шел Лекант. Как он прекрасен! И как я хочу его! Я не просто влюбилась, я потеряла голову. И да здравствует любовь, которая позволяет нам терять головы в этом донельзя прагматичном мире!

Ирония судьбы в том, что я нашла свою любовь после того, как умерла. В той жизни места для любви не было.

Тут мне на глаза попался конверт – письмо, которое я до сих пор не удосужилась прочитать. Я протерла руки, жирные после приготовления гуляша, и вскрыла конверт.

Оттуда выпал листок бумаги, сложенный вдвое.

Я развернула его.

«Не делай этого».

Это было все. Строчка, отпечатанная на принтере. На очень хорошем, кстати, принтере. И бумага неплохая. «Снегурочка», кажется.

Что это мне, Тийе, запрещают делать?

Уж явно не гуляш готовить.

Все ясно.

Кто-то прознал, что мы с Димой (а в основном я) обнаружили светящийся артефакт. И этот «кто-то» очень не хочет, чтобы этот артефакт явился людям во всей красе.

Но я же героиня романа, верно? А героиням романа положено, презрев опасности, идти в самое пекло, причем в платье коктейльного варианта и с оружием в виде пилочки для ногтей.

А значит, я сделаю все, чтобы гробница вышла на поверхность.

Я освобожу Леканта.

Чего бы мне это ни стоило.

…Мы встретились с Димой у сосны. Он держал лопату, как и обещал. Присыпанный сосновыми иголками, угол гробницы казался больше, чем в прошлый раз. И свечение было ярче.

– Засыпай гроб! – скомандовала я Диме и сама стала носить землю на едва приметный холмик, не боясь запачкаться. В конце концов, у меня достаточно импортного талька, чтобы оттереться, если что.

Мы проработали так не меньше часа. Сумерки совсем сгустились, в небе зажглись первые звезды, а где-то вдалеке надрывно завыли бас-гитары, созывая членов клуба «Алистер» на вечернюю молитву их рогатому покровителю.

Но здесь было тихо и темно. Только из-под насыпанной земли шло свечение, которое и помогало нам не заблудиться в трех соснах.

– Тийя, по-моему, у нас ничего не получится, – успел сказать Дима.

И тут началось.

Сначала пришел ветер. Он завыл над верхушками сосен и кленов, пригибая их к земле, закрутил волчком сосновые иглы, взметая их в воздух. У Димы из рук выпала лопата, он побледнел и зашатался.

– Что с тобой? – крикнула я, стараясь перекричать ветер.

– Мне плохо, – сказал Дима и упал на колени.

Лицо его заливал пот.

Он закрыл глаза.

– Дима! – опять закричала я. – Ради всего святого, не теряй сознание!

Но Дима меня не послушался.

Что мне оставалось делать? Я подхватила его на руки и стрелой полетела прочь от странного места. Опомнилась я лишь тогда, когда пробежала добрую половину парка. Стараясь не попасться на глаза сатанистам, я добралась до ближайшей скамейки и положила на нее Диму. Аккуратно похлопала его по щекам:

– Димочка, очнись!

Димочка был ноль внимания.

Что делать?

Я достала сотовый и набрала номер «скорой». Машину я вызвала из больницы, которой заведуют гномы. Они обычно приезжают не в пример оперативнее, делают все виртуозно и, если что, везут к себе в клинику, а там разве что мертвых не поднимают. Это я в фигуральном смысле, конечно.

Правда, за свои услуги гномы ломят цены несусветные, но ради Димы я готова была расстаться с любой суммой. Благо при мне была пластиковая карточка, а на ней – недавно перечисленные аспирантские за четыре месяца. Должно было хватить.

Я не успела все это прокрутить в голове, а желтая с красным карета «скорой помощи» уже маячила у начала аллеи.

Я замахала руками:

– Сюда, сюда!

Они мгновенно подрулили к скамейке. Димка все так же был без сознания.

Из машины выскочил коренастый гном в белом халате:

– Приветствую! Что тут у нас?

– Мы гуляли с другом, – принялась объяснять я, – и он вдруг неожиданно потерял сознание.

– Понятненько. Степан, доставай каталку и капельницу!

Из нутра машины выкатился второй гном с каталкой и капельницей. Диму переложили на каталку (она оказалась коротковата), гном осторожно и мастерски ввел Диме в вену иголку от капельницы. В пластиковом пакете плескалась какая-то жидкость.

– Что вы ему вводите? – всполошилась я.

– Пока только глюкозу, успокойтесь. А для того чтобы он очнулся, дадим понюхать нашатыря. Он ведь просто человек, значит, чего-то особенного ему не требуется. Ну стало плохо…

– Я заплачу, у меня есть деньги, только вы сделайте так, чтобы он очнулся.

– Очнется, красавица, не волнуйтесь.

К Диминому симпатичному носу поднесли ватку с нашатырем. Ничего. Никакой реакции.

– А вот это уже плохо, – сказал первый гном. – Степа, давай внутривенно препарат номер четыре.

– Это что еще за препарат номер четыре? – опять всполошилась я.

– Не волнуйтесь, девушка. Присядьте пока на скамейку.

Гном Степан из непрозрачной ампулы набрал в шприц какую-то жидкость. И ничтоже сумняшеся вколол ее Диме в свободную от капельницы руку.

Прошла минута, две… На Димины бледные щеки медленно возвратился румянец. А потом он часто задышал, дернулся и открыл глаза.

– Слава небесам! – вырвалось у меня. – Ты очнулся!

– Тийя, – простонал Дима, – не ходи туда. Там плохо.