Она говорила почти в полный голос, потому что Володька в своем пьяном упоении все равно ничего и никого не слушал.

— Обратите внимание, это наша мать Тереза, которая жалеет всех, даже приблудных котов, но не жалеет тех, кто живет рядом с ней! Она и меня подобрала, да, отмыла-отчистила. Если бы я еще не гадил по углам! Но что поделаешь, дорогая, коты — они такие. А ты меня выгони. Найди себе другого…

— И выгоню! — ровно сказала Сима. Она сидела на угловом диванчике, как в театре на первом ряду, выставив перед собой загипсованную ногу.

Володька услышал. Он вдруг пошел на нее, выставив перед собой руки и перебирая пальцами воздух, как если бы уже сжимал ими Симину шею. Вера взвизгнула и вскочила, чтобы загородить ему дорогу, но Володька оттолкнул ее от себя, как мячик.

И тут произошло непредвиденное. Лера, которая на визг выглянула из комнаты и увидела картину, способную ошеломить любого, среагировала на нее так быстро, что никто не успел ее остановить. Она схватила ведро — в нем отстаивалась вода для комнатных цветов, в изобилии росших по всему дому, — и вылила Володьке на голову.

Он замер на месте, как внезапно выключенный робот. Некоторое время постоял, покачиваясь, и рухнул на пол со словами:

— Какие же вы все суки!

Вера беспомощно оглянулась на семейство Назаровых — третий муж Симы поменял фамилии не только Серафиме, но и ее детям от первых двух браков, — из своей комнаты выскочил уже и Алексей, стал рядом с Кириллом. Но никто не сделал и шага, чтобы помочь Володьке подняться.

— Володя, вставай, что же ты сидишь в луже! — запричитала Вера, бросаясь к нему на помощь.

— Отстань! — Он пытался ее оттолкнуть, но Вера продолжала его поднимать.

— Цирк, — печально вздохнула Сима и прикрикнула на детей: — А вы что здесь забыли? Идите к себе и закройте двери с той стороны!

И потом она уже говорила Володьке, которого Вера теперь пыталась отряхнуть. От воды!

— Сумятин, я тебя предупреждала, что твою пьянку терплю в последний раз?

— Предупреждала, — нехотя подтвердил он, как-то враз протрезвевший.

— Так в чем же дело? Собирай свои манатки и проваливай!

— Куда? — спросил он и икнул.

Вера стыдливо отошла от него и присела на край дивана.

— Это твои проблемы. Поговори с Верой. Может, она пустит тебя пожить?

— Но, Сима… — испуганно пискнула та.

— А почему нет? — жестко поинтересовалась Серафима. — Ты же наверняка во всем случившемся винишь меня. Считаешь, будто я над беззащитным мужиком издеваюсь. Тебе его жалко? Жалко. А Володечка только и мечтает о том, чтобы его жалели… Собирай вещи, что стоишь!

— Ты жестокая, — сказал он с удивлением, будто только теперь ее разглядел, хотя ничего нового для себя не видел.

— Жестокая, — согласилась она. — Я из-за пьянки с первым мужем разошлась, отцом Леры. Мужа-пьяницу не стала в доме терпеть, так почему мне терпеть то же самое от чужого мужика?

— Чужой мужик. Я тебе чужой мужик? — стал заводиться Володька, но, посмотрев на замкнутое лицо Серафимы, упрямо тряхнул головой: — Едрить твою налево, Клеопатра! Думаешь, без тебя не проживу?

Он, покачиваясь, отправился в спальню, и слышно было, как там с грохотом что-то швыряет, хотя Сима точно знала, в его вещах ничего тяжелого нет.

Вышел Володька минут через пять со своей дорожной сумкой, с той, что и приходил почти год назад. Серафима, между прочим, его вещи в нее еще в прошлый раз сложила, но почему-то, как обычно, пожалела, не стала выгонять. И ведь ничего это не дало.

— Ну что ты стоишь? Пошли! — требовательно сказал Сумятин Вере.

— Куда?

Она почему-то взглянула на Симу: мол, что же мне делать, но та сидела с невозмутимым лицом.

— К тебе, куда же еще? Не думай, я заплачу. У тебя дома выпить есть?

— Не знаю. — Вера, кажется, только теперь стала осознавать, какая перемена в ее жизни грядет, и очень этого испугалась. Она даже попятилась назад, как если бы одумалась, но это уже ничего не могло изменить. Они с Володькой были в разной весовой категории. Морально.

— Ничего, зайдем в магазин и все, что надо, купим. Я не какой-нибудь там альфонс, у меня деньги имеются.

Он по-хозяйски взял Веру под руку и повлек к выходу, не глядя на Серафиму. Та знала, что утром ее бывший гражданский муж будет смотреть на все другими глазами, но ей это было уже все равно. Почти все равно.

Глава 14

Серафима вышла на работу, когда директор завода был все еще в отлучке. То есть говорили, что из Японии он уже вернулся, но задерживался в Москве.

Конечно же, первым делом она познакомилась с главным инженером. Причем в качестве знакомства схватилась с ним не на жизнь, а на смерть как раз тогда, когда в своем кабинете он подписывал заявление на увольнение оптикошлифовщика Касаткина — лучшего специалиста завода.

Касаткин был здорово навеселе даже в этот момент, что называется, с утра пораньше.

— Виктор Леонидович, — у двери остановила его Серафима, — а что это у вас в руках?

— Увольняюсь я, Серафима Евгеньевна! — ехидно осведомил ее рабочий, нисколько не испуганный решением начальства. В его глазах даже самодовольство светилось: мол, вы еще ко мне придете! Вы еще передо мной попляшете! А я еще подумаю, соглашаться на ваше предложение вернуться или нет!

Серафима вообще-то пришла в кабинет главного с самыми добрыми намерениями: познакомиться с коллегой, а вместо этого получился скандал, хотя прежде Сима никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к тем, с кем работала.

Понятно, скандалили они не при всех, а за закрытыми дверями кабинета главного, только от этого было не легче.

— Лучше Касаткина в городе нет специалиста, — с разбега сухо заметила она, в момент забыв имя-отчество нового работника, на которого директор — сдуру, как подумала Сима, — оставил завод. Какая, к черту, Япония, когда с самых первых ее шагов на родном производстве начинаются свои иероглифы! Как же его звать-то, самодура этого? Имя, точно, какое-то простое. Ага, Иван, а отчество… Матвеевич…

— Сейчас нет, а потом — будет.

— Я бы попросила вас, Иван Матвеевич, уточнить, когда — потом и откуда такой специалист найдется.

Ее злило, что он не понимал самых простых вещей, и она считала, что главный всего лишь устраивает спектакль, хочет показать всем, какой он принципиальный.

— Из профессионального училища.

— Ха-ха! — сказала Сима.

— А вот и не ха-ха! — поджал губы главный инженер. — И я вам докажу! Вы с вашим директором пошли по линии наименьшего сопротивления. Думаете, в советское время дураки жили? Они не жалели денег, чтобы «воспитать достойную смену», вот как это называлось. Мне отец рассказывал, он работал начальником цеха на станкостроительном заводе. Том самом, на месте которого выстроен ресторан «Паук»… Так вот, как ни странно, у нас в городе до сих пор существуют училища, где учат ребят обрабатывать металл. Только их почему-то наши частные директора не принимают всерьез. Еще бы, из этих ребят еще надо делать специалистов, на это нужны деньги, а нам хочется сразу и сейчас!

— Долой хозяина-кровососа! — подсказала Сима.

Главный споткнулся на полуслове и подозрительно взглянул на нее.

— Я смотрю, вы с нашим директором большие друзья. Вон как вы его защищаете.

Теперь настала пора Серафимы споткнуться. Она вовсе не это имела в виду. А то, что директор считает свои денежки, так и правильно делает. Копейка рубль бережет, не нами сказано.

— Ну и сколько, вы думаете, нужно времени на обучение будущих профессионалов?

— С полгодика, не меньше, — проговорил инженер, прикинув.

— А в это время кто будет выполнять заказы? Те, за которые мы уже деньги получили?

— Надо искать выход. Может, заказывать наиболее сложные детали на других заводах.

— Да, кроме нас, их никто не делает! — взорвалась Сима. Но нисколько не поколебала невозмутимость главного.

— Вы себе льстите, — отозвался он. — Вы знаете это не наверняка. Еще бы, так приятно говорить себе: я лучший, я профессионал, замену мне не найти… И пользоваться этим, и не обращать внимания даже на технику безопасности! Вы хоть представляете себе, что пьяный слесарь — это все равно что пьяный водитель за рулем? Обезьяна с гранатой! Придумали, закрывать глаза на пьянку! Так вот знайте, я в вашем марлезонском балете участвовать не намерен!