В прошлое воскресенье Амалию пригласили на гриль. Погода стояла достаточно теплая, чтобы устроить пикник в саду. Отец Уве угощал огромными котлетами (к которым Амалия не прикоснулась) и из кожи вон лез, строя из себя кавалера перед сидевшей напротив миловидной молодой женщиной. А когда его сын встал из-за стола, чтобы принести из морозильника еще льда, отец на него рявкнул:

– Порожняком не бегай!

В памяти Амалии эти слова тут же отозвались чем-то созвучным и очень знакомым. «Работящая девушка никогда не пойдет на кухню с пустыми руками!» – так всегда приговаривала бабушка. И она отправилась помогать Уве уносить жирные тарелки.

Щурясь от послеполуденного солнца, девушка наблюдала, как бабушка выдергивает зеленые побеги, которые прорастали в щелях между каменными плитами, и без устали наклонялась, если замечала какую-нибудь невинную травинку. Вполне вероятно, что старуха относилась ко всем мужчинам так же враждебно, как и ее мать. А что? Бабушка давно овдовела, вырастила пятерых детей и никогда не жаловалась на множество взваленных на нее обязанностей. Была ли она счастлива в замужестве? Дедушка Амалии как-никак был человеком не бедным и среди прочего оставил ей в наследство этот дом. Львиную долю имущества Хильдегард Тункель давным-давно раздала своим четверым детям, что определенно было ошибкой. Потом уже ей объяснили, что если бы дарственная была оформлена в надлежащее время, то не пришлось бы платить налог с наследства. Теперь же, кроме дома, у Хильдегард не осталось ничего, никаких сбережений, и приходилось выживать на скромную ренту. А поскольку Эллен при разделе наследства в тот раз ничего не досталось, то она должна была в скором времени получить в собственность требующий восстановления особняк. Осталось только обговорить сроки с нотариусом.

«Для мамы дом стал тяжелой обузой, – думала Амалия, – но мы, так или иначе, в нем живем». Две комнаты можно было даже сдавать, но ни Хильдегард, ни Эллен не хотели видеть чужих людей – по крайней мере мужчин, – как они будут шататься туда-сюда, делить с ними ванную. А для какой-нибудь студентки из ближайшего университетского города было слишком далеко. Кроме того, Эллен учитывала и то, что у каждой молодой женщины есть друг, и этот друг рано или поздно тоже внедрится в их женское сообщество. Амалия не отваживалась спросить, будет ли сделано исключение для Уве.

Сеанс солнечной ванны с мечтаниями был внезапно прерван. В сад выбежала Эллен с криком:

– Живо что-нибудь накинь на себя, к нам сейчас придут!

Дочь вяло подняла глаза. Ей ужасно не хотелось надевать майку вместо купальника.

– И кто же это? – спросила она.

– Только что позвонил незнакомый мужчина по фамилии Дорненфогель, Дорнкаат или что-то вроде этого и сказал, что хочет обсудить нечто личное. Мне показалось, тут какая-то тайна.

К беседе подключилась и бабушка; по ее недоверчивому выражению лица было ясно, что известие ее насторожило:

– Может, и мне приодеться?

Эллен окинула мать критическим взглядом. Перепачканная зеленью старушка смотрелась не лучшим образом, но среди овощей и травы это не сильно бросалось в глаза.

Амалия тоже предпочла бы и дальше лежать на солнце, но проснувшееся любопытство уже не оставляло ее в покое. А вдруг это посыльный из лотерейного общества?

– Дорненфогель – это кто-то из наших соседей? – спросила она, но Эллен лишь покачала головой и снова устремилась в дом, чтобы прибраться на скорую руку, пока есть время.

Прошло, однако, не меньше получаса, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял мужчина приятной наружности с вздернутой верхней губой. На нем были джинсы, рубашка в клеточку, очень элегантные солнечные очки и светло-коричневая кожаная куртка. Под мышкой мужчина держал черную папку. Амалия открыла ему и тут же узнала, что гостя зовут Дорнфельд и что это он звонил некоторое время тому назад. «А вдруг это торговый представитель, который гнусными уловками рассчитывает подкатить к моей легковерной маме? – подумала она. – Сейчас он достанет страховой полис, а кончится тем, что он притащит из своего автомобиля и попытается впарить пылесос или красное вино. Надо же быть таким наглым, чтобы рассчитывать провернуть это в воскресенье!»

После того как обе дамы и господин Дорнфельд опустились в кресла, Эллен вежливо спросила:

– Могу ли я вам что-нибудь предложить?

Пришлось Амалии идти за минеральной водой, что ее немало разозлило. Не будет ли еще что-нибудь угодно господину?

Подождав, когда Амалия сядет на место, господин Дорнфельд не торопясь сделал глоток, выждал паузу и только затем приступил к делу.

– Мой отец давно отошел к праотцам, а несколько недель назад умерла и мать, – начал он, заметно нервничая. – Среди оставшихся от них бумаг я обнаружил дневник, из которого следует нечто невероятное. По всей вероятности, отец не был мне родным, несмотря на то что таковым значится в моем свидетельстве о рождении.

После этого он опять взял продолжительную паузу.

Амалия напряженно следила за господином Дорнфельдом.

– И какое отношение это имеет к нам? – потеряв терпение, поинтересовалась Эллен.

– По-видимому, мы с вами брат и сестра, точнее сказать, единокровные, – ответил гость, внимательно посмотрев Эллен в глаза, отчего сам пришел в небольшое смущение.

Мать с дочерью от такого поворота будто проглотили языки.

– Я правильно поняла? Вы серьезно полагаете, что мой отец был и вашим отцом? – решилась переспросить напрямик Эллен. – У вас есть доказательства или хотя бы какие-то основания так думать?

– Во-первых, мои родители поженились лишь перед самым моим рождением. Может, это и не столь существенный аргумент, но все же. Во-вторых… – Господин Дорнфельд достал из папки тот самый дневник и, пролистав, остановился на какой-то странице. – И во-вторых, моя мать оставила запись в день моего крещения:

Эллен задумалась. Ее отца в самом деле звали Рудольфом, а «Т.» могла означать «Тункель». Она крайне недоверчиво изучала незнакомца, пытаясь найти в его чертах какие-нибудь наследственные черты.

– Господин Дорнкаат! Как вам пришла в голову мысль, что упомянутый в тексте Руди Т. мог быть моим отцом Рудольфом Тункелем? – спросила она, переходя на агрессивный тон. – Эти несколько строчек – единственное доказательство?

– Меня зовут Герд, к слову сказать, – ответил он. – Кроме этого доказательства, я нашел еще фото незнакомого мне мужчины, который внешне очень похож на меня. Убедитесь сами!

Амалия с Эллен склонились над фотографией человека, которого нельзя было ни с кем спутать. Это был он: одной – отец, другой – дедушка. Возразить было нечего. На обратной стороне фотокарточки зелеными чернилами было написано: «Твой Руди».

Недоуменное молчание прервала Амалия:

– Позвать бабушку?

И мать, и Герд Дорнфельд воспротивились. Возможно, она не догадывается об этом проступке мужа, и лучше ей и дальше оставаться в неведении.

Прежде всего Эллен хотелось выяснить, не находил ли предполагаемый братец полное имя ее отца в каком-нибудь документе, в письмах или других дневниковых записях? Оказалось, что нет. Чтобы разузнать все подробнее, он нанял детектива для поиска.

– В конце концов, я узнал, что моя мать до свадьбы жила в Мёрленбахе[7] и работала в местной аптеке. Из этого можно сделать предположение, что и тот самый Руди тоже жил в этом местечке.

Амалию осенило: ведь это не более чем смутные гипотезы. Ясность может внести только генетический анализ. Сделать его не так сложно, если они оба согласятся.