Эта просьба вызвала у него по крайней мере хоть какую-то реакцию – он слегка приподнял бровь.

– Я вам не нянька, амира. – Арабское слово, обозначающее «принцесса», было произнесено с насмешливыми нотками.

– А я не ребенок.

– Я здесь для того, чтобы вернуть вас жениху. После того как вы завтра увидите Эйфелеву башню, мы полетим обратно в Умарах. Вы вернетесь во дворец, и я передам вас во всемогущие руки великого шейха.

Выражение его лица повергло ее в отчаяние – оно было пустым, но суровым.

– Но… – Изабелла откусила еще один кусочек гамбургера, пытаясь не заплакать. Только не перед Адхамом. Иначе он мог подумать, что она действительно была маленьким глупеньким ребенком, который сам не знает, чего хочет.

Хотя это было почти правдой. Она действительно не знала. И сейчас поняла это. Она не знала ни того, что ей нравится, ни того, что ей не нравится, ни каковы ее нравственные ценности. Она любила только то, что ей говорили любить. А говорили ей то, что было для нее лучше всего.

Она ужаснулась при мысли о том, что может совершенно потеряться, если в ее жизни все изменится – окружающая обстановка, люди. Это было еще одной причиной, почему ей было нужно время – время на поиски себя.

Глубоко вздохнув, Изабелла попыталась улыбнуться. У нее было мало времени, чтобы выработать план, и она не могла поставить под угрозу такое хорошее начало – он не должен был заподозрить ее замысла.

– Я устала, – сказала она. И это было правдой.

– Вы можете лечь в комнате для гостей, – произнес Адхам, указывая на дверь напротив открытой гостиной.

Она положила остатки ужина на вощеную бумагу, сказав, что у нее пропал аппетит, и встала, пытаясь поднять свой розовый чемодан.

Адхам наклонился и положил руку на чемодан – поверх ее руки. Прикосновение обожгло ее, и пламя разлилось по телу. Изабеллу поразило, насколько горячей была его кожа.

– Я сам, – бросил он, поднимая чемодан. Его рука была все еще поверх ее. – Это называется благородством, а не прислуживанием.

По лицу разлилось тепло, в висках застучала кровь.

– Я не знала, что вы считаете себя благородным рыцарем.

– Вообще-то я не считаю себя таковым. Хотите позвонить родителям? Сообщить им, что вы в безопасности?

– Нет. – Изабеллу снова кольнуло чувство вины.

По слегка вздернутой брови она поняла, что он не одобряет ее решения. Ну что ж, хорошо. Пусть обращается со своими родителями так, как хочет, а она будет обращаться со своими, как хочет она.

Адхам поставил чемодан прямо за порогом комнаты для гостей, не переступая его.

– Тогда я сам им позвоню. Ванная комната вон за той дверью. Если что-нибудь понадобится, дайте знать.

– Когда тюремщик делает обход? – спросила она, пытаясь выдавить улыбку.

Он прищурил глаза:

– По вашему мнению, вы обречены на страдания, Изабелла? Вы находитесь в пентхаусе, а считаете, что в тюрьме? Скоро из принцессы Турана вы превратитесь в шейху Умараха – для вас этого недостаточно? Вы эгоистка.

Он повернулся и ушел, а слова его рикошетом ударили в голову. Разве это эгоизм – требовать для себя немного времени, прежде чем всецело посвятить себя королю и народу? Шейху и народу? Ну почему она не могла получить хоть толику сверх того, что было предусмотрено ее благодетельными кураторами? Потому что так было неправильно. Как будто все и каждый старались указать ей путь и направить ее. Принудительно. Она знала свое место, но это не означало, что она должна была любить его. И она не позволит Адхаму навязать себе чувство вины.

Было за полночь, и Изабелла думала, что Адхам уже спит. Ожидание было мучительным. Лежа на плюшевой кровати – это был единственный предмет мебели в пентхаусе, который не был твердым или выполненным в стиле модерн, – она боролась с чрезмерной усталостью. За последние двадцать четыре часа она ни разу не сомкнула глаз. Она бы и не смогла заснуть в поезде, взволнованная из-за побега.

И теперь сну придется подождать.

Она откинула покрывало и встала с кровати – полностью одетая – и как мышка пробралась в другой конец комнаты. Глубоко вздохнув, взяла чемодан. Дальше медлить нельзя – чем быстрее она уйдет, тем лучше.

Приоткрыв дверь комнаты с едва заметным скрипом, Изабелла обвела взглядом темную гостиную. Адхама тут не было, не было видно и света из-под двери его комнаты. Прошептав наскоро молитву, она подошла к парадному выходу, повернула замок и вышла. Осторожно закрыв за собой дверь, она остановилась перевести дыхание, сердце выпрыгивало из груди.

Вторая попытка побега за двое суток.

Коридор вдруг показался таким длинным, а мир огромным. Возможности ее ограничивало время, но она будет карабкаться и цепляться за любые возможности.

Другим была дана вся жизнь на поиски себя, и будущее простиралось перед ними широкой полосой – невиданной, волнующей, прекрасной. А у нее было всего два месяца.

Решимость Изабеллы удвоилась, войдя в лифт, она нажала кнопку первого этажа. Через несколько секунд она оказалась на бульваре, пытаясь уклониться от дождя. В лужах отражался блеск фонарей. Несмотря на поздний час, на улице было много людей, которые сновали туда-сюда, сидели за столиками в кафе, стояли под навесами, разговаривали, смеялись, целовались.

Вот он – настоящий мир. Наконец-то он так близко, что можно дотронуться рукой.

Она быстро оглядела улицу в поисках такси. Она не знала точно, куда поедет, но на руках у нее было достаточно наличных, чтобы за несколько часов проехать километры.

Вдруг чья-то рука вцепилась ей в локоть, впиваясь клещами в кожу, и потянула в узкую улочку между пентхаусом и французской булочной. Она попыталась закричать, но рука, словно стальной канат, сковала ей грудь, притягивая к твердому теплому телу. Другая рука противника сжала ей рот, прежде чем хоть один вопль успел вырваться.

Она замотала головой, как загнанный дикий зверь, в надежде, что хоть кто-то из людей на улице увидит ее. Нет, никого. Попытки отбиться были тщетными, Изабелла пиналась и молотила ногами, отчего грязные брызги дождевой воды разлетались по воздуху, напирала всем телом в попытке вырваться на свободу, но этот сильный человек, сковывающий ее сзади, даже не шелохнулся. Как будто она боролась с горой.

– Ваши манеры оставляют желать лучшего, – произнес знакомый голос Адхама с едва уловимым акцентом. Ее натянутое как пружина тело обмякло. Лишь на мгновение.

– Вы будете молчать, если я уберу руку? – спросил он не то в гневе, не то в сильнейшем раздражении.

Она кивнула, и рука, сжимавшая ей рот, резко упала. Другой рукой он по-прежнему сжимал ее тело.

Адхам плотно прижимал ее к своему каменному телу. Она попыталась выкрутиться, но руки его сжались еще сильнее, давая ей понять, что каждая мышца, точеная, как камень, напряжена до предела. На какое-то мгновение ощущение этого человека, осязание всех, даже малейших различий мужского и женского тела заворожили ее.

Ее груди потяжелели, а набухшие соски проглядывались сквозь шелковый бюстгальтер. Сердце учащенно билось, отдавая в шею, голову, внутреннюю часть бедра.

– Вы хоть понимаете, каких приключений ищете на свою голову? – спросил он резко.

Нет, она правда ничего не понимала. Ее тело просило, жаждало быть рядом с ним. Она понятия не имела почему – почему ей хотелось пасть в его крепкие объятия, почему не хотелось сопротивляться. Почему она жаждала прикосновения этих рук, почему ей нравилась истома, наполнявшая тело?

– Вы ищете смерти, – рыкнул Адхам, пытаясь не думать о влечении. – На моем месте мог оказаться кто угодно. Вы разгуливаете среди ночи по улице, держа в руках роскошный чемодан. И выглядите ровно на столько, сколько стоите. Даже хуже, вы смотритесь как совершенно наивная богачка – таковой и являетесь. Хотите, чтобы вас ограбили? Или сделали что похуже?

– Я не… Я не подумала об этом… – смущенно пробормотала Изабелла.

Он повернул ее лицом к себе, крепко удерживая руками по бокам.