Татьяна ЛЫЧАГИНА

ЛЮБОВНИК БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ ИЗ РАКОВА

Черпая факты из биографии этого супершпиона, белорусские кинематогра­фисты могли бы создать свою отечественную Бондиану. Ведь этот человек работал сразу на три разведки, а как писатель номинировался на Нобелевскую премию!

Однако сведений о нем нет ни в литературных энциклопедиях, ни в справоч­никах, и ни в учебниках. Такое стремление предать забвению писателя, ока­завшего значительное влияние на литературную и окололитературную жизнь довоенной Польши, а затем игравшего заметную роль в послевоенной польской эмигрантской литературе и крайне популярного на Западе, не случайно: его творчество из-за последовательной антибольшевистской позиции автора не приветствовалось и сознательно замалчивалось и в коммунистической Поль­ше, и в СССР.

Раков сегодня - обычное, вполне заурядное село. Однако в предвоенные време­на - сытые, зажиточные и шальные - Раков был своеобразной «штаб-квартирой» белорусской контрабанды, своеобразный оплот беззакония всего в 35-ти километрах от советского Минска!

Выгодное географическое положение и приобретенный после 1921 года пригра­ничный статус способствовали тому, что древний Раков стал центром приграничной территории и своеобразной ее криминальной столицей. Когда Раков отошёл к Поль­ше, граница хоть и была «дырявой», но всё же охранялась. Поэтому от контрабанди­ста требовались недюжинная смелость, находчивость, решительность и физическая выносливость, звериное чутьё, хорошее знание окрестностей и ... своего рода азарт охотника. Тем более что осень была золотым сезоном «охоты» для контрабандистов: можно было, не оставив следов, дойти до Минска за один ночной переход. Почти каж­дую ночь туда уходили партии контрабандистов.

Огромное количество контрабандного товара проходило через Раков в двух на­правлениях. В тяжеленных заплечных «нОсках» они несли в советскую Белоруссию спирт, золотишко, польскую и европейскую мануфактуру, шелковые чулки, кружева, галстуки, шали, наркотики и прочие буржуазные изыски, а из Беларуси в Польшу вывозились золото, меха, бриллианты. Кроме того, переправляли «козьими» тропами людей - добровольных изгнанников Страны Советов.

Контрабанда вскоре стала самым прибыльным занятием. До 1940-х годов прак­тически все раковские мужчины были контрабандистами. По официальному статусу Раков в ту пору был местечком, по сути - городом, а по количеству шальных денег - даже крупным губернским городом. Одних питейных заведений - от шинков до ре­сторанов - здесь было больше 80-ти и, в придачу, восемь публичных домов. Этакая белорусская Одесса - и по духу, и по смешению народов! Развернуться широкой душе «романтика с большой дороги» было где!

Одним из таких рисковых контрабандистов и был Сергей Пясецкий - польский писатель белорусского происхождения, произведения которого вызывают огромный интерес у читателей во всем мире, но до сих пор практически неизвестны белорус­скому читателю.

Сергей Михайлович Пясецкий родился 1 июня 1899 года в городе Ляховичи под Барановичами и был внебрачным сыном православного дворянина, начальника мин­ской почты и большого любителя женского пола Михаила Пясецкого и его служанки Клавдии Кукалович.

Может, так бы и прожил он жизнь обычную и неприметную, но что-то произошло в небесных сферах и выпала незаконнорожденному отроку Сергею судьба поистине удивительная.

Клаву после такого конфуза отослали в деревню, а когда содержать байстрюка стало слишком накладно, его отправили к господину почтмейстеру на воспитание. История умалчивает о том, обрадовался начальник местечковой почты такому пово­роту судьбы или огорчился. Однако мальчонку он все же приютил и даже полюбил. Свою мать мальчик так никогда больше и не увидел, несмотря на то, что до 11 лет, когда был официально усыновлен отцом, носил ее фамилию. В доме отца личность Клавдии была окружена таинственностью - Михаил Пясецкий опасался, и небез­основательно, что Клавдия может отобрать ребенка. Она неоднократно пробовала вернуться, а однажды чуть не похитила младенца. Сам Пясецкий вспоминал о матери так: «Мне известно лишь то, что в 1913 году она еще была жива, потому что удиви­тельным образом дала знать о себе - я тогда понял, что у меня есть другая, настоящая мама». До этого мальчик считал своей матерью очередную любовницу отца.

Жизнь Сергея с самого начала складывалась непросто. Отец воспитанием сына почти не занимался, а мачеха относилась к нему весьма строго, если не сказать же­стоко: она очень болезненно восприняла живое напоминание о своей предшественнице и всячески - физически и морально - истязала мальчонку.

Единственной радостью Сергея был лес, ставший для него домом, другом и уте­шителем его детских обид. Мальчик любил убегать в самую чащу и мечтал, мечтал, мечтал.

В школе Сергей учился довольно плохо и нередко переходил в следующий класс только благодаря хлопотам отца. Учился в гимназиях Бобруйска и Минска, позже в гимназиях Владимира и Покрова, куда семья переехала с началом Первой мировой войны. В новой среде белорусский парень чувствовал себя чужим. Нередкими были драки с одноклассниками. В воспоминаниях об этом периоде своей жизни Пясецкий писал так: «Мне было странно, что ребята в классе отнеслись ко мне очень непри­язненно. Я сразу стал для них белой вороной. Меня уничижительно называли «поля­чок», «полячишка», «лях». А ведь я был полностью русифицирован. О Польше у меня было такое представление, какое тогда бытовало в России: унизительное и пренебре­жительное... Поэтому эти клички меня очень обижали». Спасли Сергея книги, благо у отца была большая библиотека. Читал Александра Дюма, Вальтера Скотта, Виктора Гюго, Генрика Сенкевича.

Школьное образование оборвалось в седьмом классе гимназии. «Комедия моего образования завершилась трагедией... Сразу из школы, в светлом гимназическом пальто и темно-синей шапке, я попал в тюрьму. Я совершил вооруженное нападение на гимназического инспектора. Я был прав, хотя это не оправдывает моей реакции. По прошествии некоторого времени я попытался бежать из тюрьмы. Поступил неве­роятно глупо, но, может, именно поэтому моя попытка побега удалась, и я окунулся в омут авантюрной жизни и революции. В дальнейшем учился по книге жизни, а мо­ими учителями были люди в крайней степени интересные. Некоторые из них даже читать не умели, однако владели сокровенными знаниями определенных сторон жиз­ни. Дипломов я в этой «школе» не получил, но постиг вещи действительно интересные и учился прилежно».

Начало февральской революции 1917 года ознаменовало новый этап жизненного пути писателя, оказавший решающее влияние на его сознание и судьбу. Бежав из тюрьмы, Пясецкий попадает в Москву, беспризорничает и с головой окунается в омут революционных событий. Год, проведенный в России, вероятно, едва ли не самый за­гадочный из всей биографии писателя.

Известно одно: в Минск 1918 года он приезжает сознательным противником боль­шевиков и того нового общественно-политического строя, который устанавливался на его глазах. Пясецкий вплоть до самой смерти оставался сознательным и бескомпро­миссным критиком коммунизма.

Вернувшись на родину, Сергей Пясецкий принимает участие в деятельности анти­большевистской организации «Зеленый дуб», белорусских партизанских отрядов, действовавших совместно с армиями генералов Булак-Булаховича и Юденича. Вме­сте с польскими войсками Пясецкий освобождал от большевиков Минск, был ранен во время уличных боев 9 августа 1919 года. Во время этого минского периода своей жизни писатель был тесно связан также с представителями криминального мира. Все это легло потом в основу его «Воровской трилогии». События, описанные в этих романах, «происходят в период от ранней весны 1918 года по август 1919 года в Мин­ске Литовском, в городе, в котором сконцентрировалась тогда жизнь всей прежней Российской империи и... Европы».

Весной 1920 года Пясецкий поступил на 9-месячные офицерские курсы в Варшаве.