– Хорошо, – ответил он, лишь бы быстрее закончить разговор. Прежде всего следовало добротно подготовиться к вечерней встрече, от результатов которой зависел новый вектор направления его жизни и бизнеса.

– Я прошу, просто настаиваю, как можно скорее обсудить новую идею, – настаивала Ирина Сергеевна.

– Добро! – по-флотски резковато прервал переговоры Зотов. – Завтра ждите моего звонка. Я думаю, договоримся. До свидания!

– До встречи, пока-пока, – озорно проворковал женский голос.

«А что, звонок, между прочим, кстати, – пришла вдруг неожиданная мысль. – После продажи фабрики возникнет вопрос, куда выгодно вложить деньги? Может, москвичка и предложит достойный выход? Чем черт не шутит! Похоже, в этой женщине от чертовщинки что-то имеется. В крупном бизнесе без такой черточки в характере нельзя. Утро вечера мудренее!»

Зотов вышел из кабинета в гостиную. Марина со Светланой сидели рядом с разбросанными по всему полу вещами. Между ними вертелся Пушистик, сосредоточенно распутывая огромный клубок шерстяных ниток.

– Думал, вы уехали, а тут какой-то секонд-хенд из старых вещей устроили! Хотя правильно, продадите на рынке.

– Что ты, милый! – всплеснув руками, воскликнула Марина. – Тряпок накопила! Просто отдам Светке, да маме в подарок.

– Нашла, кого спонсировать! – в свою очередь всплеснула руками Светка. – Моя комплекция ни в одну твою вещь не вписывается! – И гордо добавила: – На новую зарплату мы с Николаем и не таких тряпок купим!

– Марина, может быть, останетесь на денек? Сегодня важная встреча, нужно подать закуску, приготовить, – попросил Владимир.

– Конечно, милый, все для тебя! Завтра днем и поедем.

Женщин, видимо, устроило такое развитие событий, и они принялись с удвоенной силой складывать и перебирать горы некогда ими же любимых тряпок.

В это же самое время в своем деревянном рубленом доме распивал уже третью чашку горячего чая Авдеев Павел Иванович. К предстоящей встрече с Зотовым он давно был готов, но не предполагал быстрой развязки. Это был крупный, упитанный мужчина, роста выше среднего, с непропорциональной фигурой. Когда на него смотрели спереди, был похож на голову витязя, вросшего в землю, если сзади – на перевернутый графин с водкой. Одевался он всегда небрежно. Знал, кому говорить правду-матку, а перед кем лучше промычать, да так, чтобы не знали фамилию говорившего-мычавшего. Эта привычка появилась у него еще со срочной службы, сообразил, что так целее будешь. Всегда отвечал невнятно и неразборчиво, типа рядовой Аф-дее-в. Первый слог громко, чтобы оглушить офицера, второй чуть тише, а окончание вообще глотал. За три года службы сослуживцы так и не узнали, кто он и как его зовут. На приказ командиров: «Пришлите ко мне, ну, этого, солдата, с большой тыквой на плечах. Как его звать?» – отвечали: «Тыква».

На родине Авдеева, как и в армии, тоже обзывали «Тыквой» и шептались за спиной: «Тыква» идет, при этом добавляя «мудрая»! Его ценили за ум, хитрость и изворотливость. Он и сам прекрасно осознавал эти свои качества, но все же лучшим из них считал умение прикинуться незаметным, неузнанным, простачком и одновременно простофилей. Но когда дело касалось денег, равных ему не было. Не только грамотно считал, но и умел упредить своего конкурента.

С Зотовым Павел Иванович познакомился у отца Петра, своего закадычного товарища, на одной из воскресных церковных служб. Владимиру нравилось иногда приходить рано утром в храм. Слушать песнопения на незнакомом старославянском языке, удивляясь, что церковные обряды не меняются много веков, в том числе и их язык, находить неожиданные сравнения с прошлой своей службой – моряки, как и попы, чтят традиции. Любое новшество в корабельной службе вызывает не только протест, но и суеверный страх.

Именно в церковном богослужении, простом и понятном строгостью и дисциплиной, он находил успокоение, убежище от суеты. Самообман раскрывался, как только выходил за ворота храма – окружающий мир за полтора часа церковной службы не поменялся.

Авдеев, в отличие от Зотова, искренне веровал. Не пропускал воскресных служб и церковных праздников. Как-то сразу нашел опору и оправдание многим своим поступкам и мыслям в основных учениях иерархов. Стремился больше брать и в меньшей степени отдавать. Обманывать, отбирать, эксплуатировать, как оказалось, никто и не запрещал. Основные заповеди Христа, типа не убий и не обмани, всячески приветствовал, но не всегда исполнял. Скорее, он был одним из многочисленных сторонников учения Христа, а не ревностным исполнителем. Ему было выгодно, когда другие дисциплинированно, колоннами и с хоругвями, шли за поводырем. Авдеев всегда отделялся от толпы, двигался рядом, но не вместе с нею, что позволяло принимать упреждающие меры.

Дружба с настоятелем «воскресной церкви» увеличила религиозные познания. Было приятно подавать милостыню, заниматься благотворительностью. Нравилось, когда его называли милосердным, потому что таковым никогда не был.

За пятнадцатилетнюю дружбу с отцом Петром колокола новые поставили, купола позолотили, да раза три каменку храмовых стен белили и красили. Оградку, правда, не сделали, зато батюшка переехал в красивый двухэтажный деревянный дом, плод совместных усилий городского бизнеса и благоденствующих верующих. Вот за такой основательный подход к жизни местные жители уважали обоих товарищей. Знали, будет туго, слово ободрения получат у отца Петра, а работу – у Павла Ивановича. И неважно, что слово и работа разовые, внимание – вот ведь что здесь главное. Народу такой метод общения нравился.

Павел Иванович, по случаю окончания Великого поста и для моральной поддержки, взял на встречу с Зотовым отца Петра. Загодя сообщил о составе делегации. Чувствовал – фабрика Зотова перспективное направление. Парень он вроде и неплохой, в компании прихлебателей у губернатора не состоит, в обиду себя не дает, к тому же москвич. Это уже диагноз, а не место жительства.

Зотова же состав делегации настораживал.

«Не случайно Тыква берет с собою священника. Посмотрят на мои отношения с Мариной, да еще обвинят в сожительстве. Для них брак законный в венчании, а без него все блуд. Потом пустят слух, придумают чего и не было и начнут шантажировать. Хотя церковь и не партийная комиссия, но в вопросах семьи и брака взгляд у них с компартией одинаков! Ладно, моя с Мариной задача напоить да накормить гостей! Стол накроем в гостиной, а чай пойдем пить в комнате «аквариума». Там о деле и поговорим. Кстати, – мелькнула мысль, – им карты тоже можно спутать. Предложу часть вырученных от продажи фабрики средств вложить в реставрацию храма. Обсудим».

Наконец к семи часам вечера прибыли гости – отец Петр и Авдеев. Шумно уселись за богато накрытый стол. Отец Петр на почетном месте, в торце стола, напротив, с другой его стороны, хозяин дома, справа от Зотова Марина, а слева – Николай. Авдеев занял место сразу на двух стульях, посередке.

В отличие от жены, Николай пришедшее везение понимал как радость для всех сторон. А сегодняшний ужин для него был особенно значим, еще на флотской службе мечтал отобедать в кают-компании офицеров. Для колхозного пастуха находиться в комнате с красным роялем, столами, накрытыми белоснежными скатертями, смотреть на стены, увешанные картинами морских сражений, являлось высшим достижением всей жизни, служило идеалом порядка, справедливости и завершенности системы общественных отношений, вселяло уверенность.

Для него до сих пор оставалось загадкой, как огромная железная коробка, напичканная всевозможной техникой и оружием, вбирающая в себя тонны воды и солярки, остается на плаву. Физические принципы непотопляемости им не воспринимались, хотя и были известны. Таинственную и сверхъестественную мощь океана хотелось воспринимать в первозданном виде штормов и ураганов. Землю и все, что на ней находится, создал Бог, подобный вывод прост, и в него лучше верить. Лейтенант Зотов, другие офицеры корабля, в черной форме с узенькими желтыми полосками на погонах и рукавах тужурок[5], с обожженными солнцем лицами цвета почерневших морских крабов[6], воспринимались посланцами самого Всевышнего. Они не призывали бороться со стихией, а сами органично растворялись в ней.