— Моя тетя Мэри рассказала мне про этот магазин. Это очень хороший магазин; у них... у них самый лучший подержанный товар.

— Вот как. — Теперь Берч смотрел на Эмили с серьезным выражением лица. — Я вижу. Например, это пальто могло стоить маленькое состояние.

— Вы считаете, что я должна была купить что-то более простое; я сама это понимаю, но... но я никогда раньше не видела ничего подобного. — Она опустила голову и любовно разгладила пальто на талии.

— Вы не сглупили, вы поступили правильно. И это вам решать, как тратить заработанные деньги. Ну ладно, забирайтесь обе в двуколку.

Сестры забрались в коляску. Время от времени он оглядывался и смотрел на них, чаще на Эмили, и улыбался, но, чем ближе они подъезжали к деревне, тем больше ему хотелось сказать: «Ради Бога, снимите эту шляпку, перед тем как мы въедем в деревню». Но он уже погасил сияние лица Эмили и не хотел, чтобы оно сошло навсегда. Однако Берч догадывался о том, что произойдет, когда они проедут по улице.

И это произошло.

В два предыдущих раза, когда они вместе проезжали через деревню, никто не обратил на них особого внимания. Хотя на улице было не так уж много народу, но те, кто был, просто смотрели на сидящих в двуколке, а потом шли дальше по своим делам, продолжая разговаривать. Но сейчас жители деревни не только оборачивались и смотрели на пассажиров двуколки, но и не скрывали своих эмоций. Так, шахтеры, человек десять, возвращающиеся домой с шахты Бюлах вблизи Феллберна - их жилой поселок располагался за деревней, - остановились, разинув рты, а один или двое из них начали смеяться и что-то выкрикивать.

Эмили знала, что шахтеры были грубыми людьми, еще более грубыми, чем докеры, когда на них находило, поскольку им было наплевать и на Бога и на людей и они никого не боялись. Когда один из них прокричал:

— Какой-то бедный петух теперь ходит и мерзнет без хвоста, — ее руки потянулись к шляпке, но замерли, когда Лэрри Берч проговорил, почти не шевеля губами:

— Оставьте все, как есть!

Они поехали по главной улице, где последний комментарий изрекла жена кузнеца. Она стояла в дверях кузницы и, когда коляска проезжала, прокричала через плечо:

— Боже милостивый, Сэнди, иди и взгляни на это!.. Говорят, что красивые перья у красивых птиц, но кто сказал, что нельзя сделать павлина из куропатки? Ну и ну!

Лэрри Берч хранил молчание до тех пор, пока они не приблизились к воротам дома. Там, не глядя на нее, он сказал:

— Знаете что? Следующее, что вы услышите, это то, что я купил вам всю эту одежду, поэтому будьте готовы к этому.

— Но это же не вы, я буду отрицать...

— Вы можете отрицать это, пока ваше сердце не остановится, девочка, но никто вам не поверит. Деревня заселена людьми, которые верят только тому, чему хотят верить, а в вашем случае они скажут, что верят тому, что видят их глаза. Вы проезжаете по улице в полдень в качестве служанки, а возвращаетесь вечером, одетая в такую одежду, которую... — Он повернулся и осмотрел ее с ног до головы, а потом продолжил усталым голосом: — Которую они никогда раньше не видели.

Когда Эмили почувствовала, что Люси осторожно вложила свою руку в ее ладонь, ей захотелось заплакать, но вместо этого, опустив голову, она сказала:

— Я могу уехать.

— Не говорите ерунду!

Почти презрительная нотка в его голосе вызвала у нее вспышку гнева.

— Я могу! И я уеду! — Она подняла голову и крикнула ему: — Вы не сможете остановить меня! Я ничем не связана. И она тоже. — Она дернула руку, лежавшую в ее ладони. — И вот что еще я вам скажу. Мне наплевать на то, что они там думают в этой деревне; они мне безразличны, они для меня никто. И мне все равно, что кто-то там думает, в деревне ли, хозяйка ли, или старик Эбби, или... или...

Когда она замешкалась, он тихо вставил:

— Или я?

И теперь она остервенело кивала ему:

— Да, и вы, и все остальные. Пока у меня есть две руки, я всегда найду работу. И я всегда могу пойти к тете Мэри и пожить у нее, пока не найду работу. Мне нет надобности мириться со всем этим. Я не так привязана к этому дому, как вы...

Глаза Эмили были широко открыты, рот тоже. Холодный вечерний воздух проникал ей почти в желудок, но ей было жарко, она вся взмокла. Что это на нее нашло? Ой! Говорить с хозяином подобным тоном... Сказать ему, что он привязан к этому дому... Но Берч и был привязан к дому, да еще к этой злобной ведьме, прикованной к кровати... Ох! Что же с ней случилось?.. Она разозлилась - вот что с ней произошло, и вела себя как дура. Она поступила как дура, потратив деньги на эти вещи, на эту проклятую шляпку, на это пальто и платье под ним... Нет, платье было красивым. Оно было простым, но красивым.

Платье было сшито из мягкой шерстяной ткани темно-розового цвета. Никогда в жизни она не видела ничего подобного.

Она оставит себе платье, но сожжет жакет и шляпку... Нет, она не сделает этого. Когда она уедет отсюда, она заберет их с собой и отдаст тете Мэри. Та будет носить этот наряд. Да, будет, и шляпку и пальто. Мэри вызовет бурю смеха на улице, но она получит удовольствие, да и все вместе с ней... Она потратила на себя целый фунт, но оказалось, что зря... Но была зима, и работников требовалось не так много. Нужно помнить об этом.

— Да, я привязан к дому; вы абсолютно правы. — Теперь в его голосе не было презрительных ноток. Он обращался не к ней, он говорил сам с собой.

— Я сожалею.

— Не стоит.

Эмили посмотрела на мистера Берча в сумеречном свете уходящего дня, и ей снова показалось, что она сидит с Сепом, поскольку девушка снова почувствовала, что этот человек нужен ей, как был нужен Сеп. Но этот человек играл две роли, и из-за своей двойной роли он неожиданно преуспел. Странно, но Эмили понимала его желание продвинуться, которое просто означало, что он хотел стать другим, улучшить свою жизнь. Девушка не знала, откуда у нее этот дар понимания людей и их чаяний, она просто была уверена, что может понять их. Она знала, что Сепу нужно было что-то или кто-то; но она также знала, кто нужен Сепу. Она сама. Но она пока не понимала, кто нужен этому человеку. Она также понимала, что эта его потребность возникла не сейчас, что не она вызвала ее, но кто-то другой, и давно. Может быть, это была дочь миссис Рауэн, та, которую зовут Лиззи?

Берч снова заговорил, но теперь тихо, словно очень устал:

— Я думал, что мы пришли к взаимопониманию сегодня утром. Я сказал вам тогда, что вы нужны мне в доме, и я снова повторяю вам это, поэтому не будем больше говорить об отъезде.

Лэрри дернул вожжи, которые зашевелились, подобно волнам. Двуколка проехала через ворота, мимо фасада дома и въехала во внутренний двор. Когда Берч спрыгнул с коляски и протянул руку, чтобы помочь сестрам спуститься с высокой ступеньки, Кон открыл дверь кухни. Эмили видела, как он стоял, высокий и прямой, как безликая тень, на фоне света, горевшего в кухне, но, когда они приблизились к нему, он отступил с выражением удивления на лице. Потом, снова быстро приблизившись к ним, Кон взял из их рук пакеты и прижал их к себе, переводя взгляд с одной девушки на другую. С Эмили, стоявшей в своем великолепном пальто, отделанном мехом и тесьмой, и державшей в руках большую шляпу с ярким голубым пером и огромным бантом, на Люси, похожую в этот момент на хрупкого ребенка, который сошел со страниц дорогой детской книжки. Потом он воскликнул на высокой ноте восторга и обожания:

— О, вы такие красивые. Красивые.

Кон повернулся и положил их пакеты на стол. Потом, подойдя к Люси, юноша протянул руку и потрогал ее шляпку. Потом он повернулся к Эмили, все так же вытянув руку, и погладил перо на шляпке Эмили. Он поднял глаза и посмотрел на Лэрри, стоявшего позади них:

— Ты купил... им это, Лэрри? О, это было так... здорово с твоей стороны. Правда, им все это... очень идет? — Когда он снова перевел взгляд на Эмили и сказал: — Красивые, красивые, — ее лицо исказилось.