— Высокорослое барахло, чем-то несомненно зараженное и пересушенное. Из кучи закупленного принялись три жалких саженца, и то не уверена, выживут ли. На чащобу так же смахивают, как я на павлина.
Она кивнула и стала выбираться из папоротника. Я перед ней пятилась, не могла развернуться из-за тесноты, готовая приобрести и папоротник, хотя он мне и вовсе ни к чему.
— А не было ли на них… такой красной полоски, на том месте, где сирень разветвляется?
— Надо же! — удивилась я. — Меня уже кто-то об этом расспрашивал. Я на всякий случай проверила — ни на одном не было.
— Значит, хоть какая-то совесть еще в нем сохранилась, — проворчала женщина, и мы выбрались наконец из папоротника. Облегченно вздохнув, я перестала пятиться и одновременно смотреть под ноги, из-за чего чуть не уселась на свои покупки. Цветочница вовремя подхватила меня под локоть и спасла растения.
— Учтите, я к этому никаким боком не причастна, — предупредила она. — Ничего общего с ним не имею и не желаю иметь. Не вы первая про него расспрашиваете. Говорите, и вас кто-то о сирени расспрашивал? Кто и о чем?
— О сирени с красными поясками. По телефону звонили.
— А…
Она вынула из кармана джинсов сигареты, я вынула свои из сумочки, и мы дружно закурили, вопреки воцарившимся у нас порядкам. Ее внешний вид и, надеюсь, мой тоже никак не свидетельствовали о заболеваниях, вызванных курением. Приходилось мне видеть некурящих в гораздо худшем состоянии.
— Ну, ладно! — решилась цветочница. — Я старалась проявлять лояльность, не хотела распускать сплетни, но все имеет свои границы. Мне вовсе не улыбается впутываться в его темные делишки, я не намерена в них вникать, но вас, считаю, должна предупредить. Больше никогда никаких растений от него не покупайте.
Я клятвенно заверила добрую женщину, что именно так и поступлю. Я и раньше пришла к такому выводу, а все из-за сирени, ну а теперь, раз она советует, тем более. Но хотелось бы знать…
— А кроме сирени, у вас больше ничего не погибло? — поинтересовалась она.
— Погибли, а как же. Елочки. И еще мелочь — ежевика, черная смородина.
— Понятно, кусты. Ладно, так и быть, скажу вам правду.
В голосе цветочницы явно звучали нотки мстительности, и я подумала: что этот проклятый Миречек еще отмочил? Кроме того, что погиб? Ведь о его смерти она еще явно не знала, полиция до нее не добралась. Кстати, как мне лучше поступить? Сказать ей о гибели огородника или промолчать? Комиссар моих намеков вчера не поддержал, так что я имею право не быть уверенной в его смерти, но он и не опроверг их! Пока промолчу.
Цветочница затянулась сигаретой и приняла мужественное решение.
— Учтите, я об этом ничего не знала, — строго предупредила она. — Вот это заведение приобрела недавно, полтора года назад, только устраиваюсь. Честно говоря, беспорядок здесь был кошмарный. А купила я это дело вместе с Кшевцем.
Оглянувшись, я присела на невысокую кучку мешков с чем-то мягким, она оперлась локтем о высокую рядом со мной.
— В каком смысле вместе? — не поняла я. — Совместно?
— Да нет, с какой стати! Просто пошла на уступки и согласилась, как было до меня заведено, чтобы за ним оставалось место. А теперь мне эта уступка боком выходит.
— У него здесь было какое-то помещение? Контора, комната?
— Здесь? — печально улыбнулась женщина. — Да тут для себя я с трудом нашла место для одного столика и одного стула. Спасибо, хоть унитаз поместился. А больше и иголки воткнуть некуда.
— Так где же тогда место для него?
— Это только так говорится — место. А на самом деле речь идет лишь о том, чтобы он продолжал здесь числиться. Вроде как официальный адрес его фирмы. Ну и телефон. Сам он очень редко здесь появлялся, иногда с кем-то встречался, а так уже недели три я его не видела. И с меня достаточно! Хотите знать, чем он занимался? У оптовиков почти совсем ничего не покупал, а вывозил от них брак. Брак, понимаете? Отходы, негодные экземпляры растений. Сотрудник фирмы, магазина, питомника видит, что какой-то саженец болен, не примется, поломан, пересушен, заражен, поврежден… мало ли что может быть еще! Такие сразу же выбрасывают, причем лучше всего их сжечь. Бывает и так, что питомнику срочно требуется место для новых поступлений, старые не покупают, их тоже выбрасывают, чаще всего очень… небережно, на кой о них заботиться, все равно идут на выброс. Среди этих еще попадаются неплохие, но это уже редкость. А в основном он подбирал брак, какой и для компоста не годится. И продавал это людям. Я лишь позже узнала, когда сюда стали приходить покупатели и устраивать скандалы. Этот адрес? Этот. А я здесь при чем?
— А когда вы его разоблачили?
— Только в этом году. Ну просто как бельмо на глазу, не замечала я его штучек. Он мне после скандалов жаловался на человеческую неблагодарность и что всем не угодишь. Растениями не все могут заниматься, говорил, тут нужно иметь счастливую руку и удачу, а ему просто ужасно не везло! И я, глупая, верила…
Внезапно прервав свою страстную речь, женщина отвернулась, пригасив подошвой окурок. А я уже все поняла — опять сказалось неотразимое воздействие мерзавца на слабый пол. И эта не устояла. Но, умная и рассудительная, быстро разобралась в коварном соблазнителе, и теперь себе простить не может собственной глупости. Ясно, думает о том, как она его пинками выгонит, когда появится, и все ему выскажет.
Нет, как же… уже не выгонит и не выскажет. Мне-то что делать? Признаться, что я знаю о гибели негодяя или скрыть от нее это? И так нехорошо, и эдак плохо. Мне было бы очень выгодно впредь все закупать у нее с доставкой на дом и пользоваться советами умного и знающего специалиста, а если теперь скажу: а пан Мирек того… доверившаяся незнакомке может почувствовать себя мерзко обманутой. Если же я сейчас умолчу о смерти огородника, она узнает об этом позже и тоже спустит на меня собак. Ну, собак не собак, но дела со мной иметь не станет, а то в сердцах не только выскажет, что обо мне думает, но и огреет какой-нибудь лопатой.
Как поступить, чтобы не оказаться в конфликте с собственным, глупым характером и еще более глупой правдивостью?
— Кажется мне, — задумчиво начала я, — вы от пана Мирека уже и без того избавились. И я тоже. Такое у меня создалось впечатление. Именно потому я и ищу поставщиков и сейчас сама разыскиваю нужную мне сирень.
Она непонимающе взглянула на меня:
— А в чем дело?
— У меня была полиция. Расспрашивали о пане Кшевце и доброго слова от меня о нем не услышали, потому как меня сразу понесло. Они не сказали этого открыто, но, похоже, он убит.
— Как это?
— Да вот как-то так… Именно в такой манере разговаривают с гражданами представители власти, когда речь идет об убийстве. А они мне показали документы: «Отдел убийств» — ничего не попишешь. И все же уверенности у меня нет. Но сдается мне, кто-то его замочил, а я у них получилась из-за моих счетов. — Головой не поручусь, — сочувственно продолжала я, — и, возможно, ошибаюсь. Но какая-то там афера произошла — это точно.
Цветочница оторвалась от штабеля мешков, то ли судорожно вздохнула, то ли всхлипнула, опять выдернула из кармана джинсов сигареты и закурила, привалившись к мешкам спиной. Закурила и я.
— Вы с ним были близки? — сдавленным голосом спросила она.
Меня аж перекосило.
— У вас с головкой неладно? — не сдерживая себя, поинтересовалась я. — Неужели похожа на отставную куртизанку? Или он был геронтофилом, чего я не успела заметить?
— Тогда почему же именно к вам пришли?
— Я ж говорю — судя по тем вопросам, что мне задавали, им попался в его бумагах мой счет. Я сама задавала себе этот вопрос, и у меня получилось, что мой счет должен был лежать у него где-нибудь на видном месте или первым в кипе других, потому что он добивался от меня денег за доставленный товар, а я отказывалась платить за брак. Меня долго не было в Варшаве, я только недавно вернулась из-за границы, они могли и не ко мне первой прийти. Могли дожидаться моего возвращения. Мне не доложили.
