Извлекая из холодильных недр салаты и ветчину, мы переглянулись.
— Ты слышала то же, что и я? — спросила Мажена сценическим шепотом.
— Ушам не верю! Она обратилась к нему на «вы»! Видно, что-то почуяла. И заметь, что сейчас я говорю большими буквами.
— Такое раньше было?
— Так давно, что уже и не помню. А чтобы здесь, в Биркерёде, да еще по отношению к гостям! Да ни в жизнь!
Мажена, явно волнуясь, покачала головой и сделала озадаченное лицо.
— Да уж. Прямо и не знаю, доставать картошку или нет?
— Доставай, деваться все равно некуда В крайнем случае, куплю завтра чищеную. А как будем подавать, в холодном виде?
— Давай разогреем в микроволновке… Вы что, не договорились?
— Не успели до конца. Кажется, у нее где-то курица была…
Мы умудрились в ударном темпе переработать и подать на стол часть Алициных запасов, в том числе ее бесценную картошку, которую она при других обстоятельствах могла для нас пожалеть. Подмеченная нами у Алиции тревожная аномалия так нас выбила из колеи, что это затмило собой недавнюю пламенную сцену встречи в прихожей.
Впервые за многие годы Алиция обратилась к своим гостям, величая их на «вы». В Дании все говорят друг другу «ты», независимо от того, министр ли общается с дворником или почтальон с аристократкой. Я своими ушами слышала, как тыкали друг другу, едва познакомившись, профессор Королевской академии архитектуры и самый обыкновенный плотник. Алиция же, со свойственным ей дружелюбием, вообще не признавала никакой другой формы обращения, поэтому ее сегодняшнее поведение потрясло нас до глубины души. Повеяло страшной тайной.
Алиция покончила наконец с делами по хозяйству, вернулась к столу и сразу отметила у Юлии неважнецкое состояние. А поскольку в ней всегда дремала сестра милосердия, она тут же погасила дежурную улыбку, сделала серьезное лицо и предложила гостье перейти в салон, перед этим предложив ей на выбор кофе, чай, сок и напитки. Юлия выбрала кофе. При этом Алиция обращалась с ней почти нежно, а все остатки раскаленной лавы из вулкана своего недовольства выплеснула на нас с Маженой.
— Что вы мечетесь, как заполошные? Могли бы и кофе человеку подать, — сказала она с осуждением в голосе и уже совсем другим тоном обратилась к Юлии: — Если вам нужно кое-куда, то это здесь, по пути…
— Спасибо, — ответила Юлия и направилась в коридор.
Я решила считать слова, которые она произносит, так как заметно было, что по акустической части у них лидирует Ромео. Мы тут же воспользовались отсутствием в салоне гостей, чтобы провести летучку на предмет еды. Алиция слушала нас рассеянно и согласилась со всеми нашими предложениями за одним исключением: никакого вина! Пиво можно. На молоко эмбарго тоже не распространялось.
И она удалилась в салон, унося с собой две чашки кофе и сливки. Сахарница стояла там постоянно. Мы с Маженой переглянулись. Ого! Что-то будет…
Юлия вышла из туалета. Медленно, с нескрываемым трудом, добралась до салона и элегантно опустилась в кресло средней мягкости, зато очень удобное. После этого явила нам одно из своих достоинств: обнаружилось, что она пьет кофе без сахара, только чуть-чуть добавив молока.
По мнению не терпевшей сладкого Алиции, все сахароежки выбрали не ту сторону баррикады и уже в силу одного этого достойны были величайшего презрения. Вот почему сварливая фурия сразу же спрятала клыки.
Всю остальную работу на кухне провернула Мажена, которая в домашних делах Алиции ориентировалась гораздо лучше меня. Я, в конце концов, даже если оставить в стороне мою любовь к хозяйству, бывала в Биркерёде раз в году, а она — почти ежедневно. Если у нее не было концерта или многочасовых репетиций, а Вернер был занят, Мажена приезжала сюда просто так, ради удовольствия, и надо сказать, взаимного.
Весь пафос обеда заключался в половинках авокадо, начиненных салатом из креветок. Все остальное тоже было на высоте: курица прекрасно запеклась, картошечка — мечта поэта, зеленый горошек, кукуруза, и в качестве десерта необыкновенное шоколадное печенье, очень приличное на вид, даром что с уценки. Как раз два дня назад в магазине случилась распродажа товара с истекавшим сроком годности, я и хапнула от жадности. Мы еще смеялись с Алицией, что все это гостям пойдет, потому что ни я, ни она этого не едим. И оказалось, как в воду глядели…
Пиво, обычное и кислое молоко, апельсиновый сок… Ну, и вполне достаточно, никто от всего этого не запаршивеет.
— Должна тебе сказать, мне ужасно интересно, пройдет это у Алиции или нет? — шепнула мне Мажена — Ты как думаешь? Вы все-таки дольше знакомы.
— А леший ее знает, — ответила я, выбрасывая в мусорку косточки авокадо. — Мне самой интересно, я с этим еще ни разу не сталкивалась. Она жутко памятливая, вот только никак в толк не возьму, какой черт в нее вселился? Слышишь? Это не Юлия там говорит?
Мажена прислушалась:
— Вроде нет. Алиция на цветы переключилась, это теперь надолго. О, как бы не так, теперь Ромео что-то вещает…
— Надо будет Хане позвонить и выяснить, наконец, как же их зовут. Одно имя на двоих, да еще без фамилий — маловато…
Ромео повысил голос до уровня включенного на полную громкость мегафона:
— Шампусик, если ты не очень устала, может, хочешь взглянуть на этот прелестный сад? Я видел в окно. Что за очаровательный уголок, сколько девственной свободы и буйного цветения жизни, если позволите так выразиться. Глаз не отвести, просто феерия красок! Мне доводилось видеть подобное в Крыму, во время путешествия с нашим атташе по культуре, большим моим приятелем. Можно хотя бы недолго полюбоваться, пока еще не стемнело…
Мы удивленно переглянулись.
— Интересно, как он умудрился хоть что-то разглядеть в том окне, если, насколько мне известно, его никогда не мыли? — задумчиво произнесла Мажена.
— И буйная растительность заслоняет его как минимум наполовину, — добавила я. — А мыли окно четырнадцать лет тому назад. Не представляю себе Алицию на террасе в это время суток.
— А что, комарики кусаются?
— Еще бы! Слушай, пока суд да дело, может, выгребем то, что у меня под кроватью? Она сказала, там полно всякого-разного.
— Да, уж. Полно — не то слово. В основном, тряпки. Ты права, пока гости тут, мы можем быстренько туда смотаться. Погоди, а собственно говоря, зачем?
— Ты что, не понимаешь? Там ведь будут Эльжбета с Олафом. Я-то в среднюю переселюсь за пять минут, а вот кровать в порядок привести так скоро не получится. Нет ли тут каких больших мешков для мусора? Раз тряпки, говоришь, то вряд ли они глаженые. Запихнем все в мешки и перетащим в ателье. Что скажешь?
— Алиция нас придушит, если мы оставим ее на съедение этому громкоговорителю, — убежденно заявила Мажена, но все-таки отправилась искать тару.
Я мобилизовалась и, как и обещала, переселилась в среднюю комнату. Процедура заняла минут десять. Мне было интересно, надолго ли хватит терпения Алиции? Впрочем, она и не в таких переделках бывала и наверняка проигнорировала весь этот поэтический помет. Мажена приволокла мешки. Мы выдвинули ящик из-под кровати. Там и правда были сплошные тряпки, рассовали все без разбору, старое и новое, по пакетам, и Мажена на цыпочках перетащила барахло в ателье, распихав там по углам.
— Это ж надо, сколько от этих гостей хлопот, — проворчала она чуть ли не с восхищением, отирая пот со лба.
— Главное, что ты провернула эту операцию. Честь тебе и хвала. Пожалуй, мы уже можем вернуться и намекнуть, что пора обедать… Или ужинать. Без разницы!
И тут я услышала Алицию. Я всегда знала, что слух у нее отличный, и сейчас в очередной раз в этом убедилась. Она, вне всякого сомнения, прекрасно ориентировалась в том, что мы вытворяем, как нам казалось, абсолютно бесшумно, а когда поняла, что чистка конюшни подошла к концу, встала с дивана и поставила точку над «і».
— Мне кажется, обед уже готов, — милым тоном заявила она, прерывая излияния говоруна на полуслове. — Хотя это можно назвать и ужином, но неважно. Прошу вас, я уже успела проголодаться, надеюсь, вы тоже. Прошу к столу…
