В салоне все слышали, что говорит Алиция, а меня — нет.

— А как фамилия того внука? Ты знаешь?

— Поддерживаю, — сказала Алиция, значит, одобряла.

— Господи, да не знаю, это по женской линии, но зовут Арнольд, такое уж имя дали, очень энергичный мальчик…

— Погоди. А не Юзеф?

— Какой Юзеф?

— Племянник некоего Станковича.

Ханя растерялась:

— Мы знаем Станковича, прекрасный писатель, у него инфаркт был, но уже выздоравливает. Ни о каком Юзефе я не слышала, хоть, может, у него и есть племянник…

— Зато слышала о Арнольде, у которого есть дед. Сколько ему лет? Не деду, а внуку? Со скандинавской молодежью мог контачить?

— Ах, да, конечно. У них постоянные молодежные обмены, то по спортивной линии, то по учебной. И языки знает!

— Сделай нам приятное, разузнай, пожалуйста, как его фамилия, этого писательского внука! Значит, дед — писатель?

— Да, и его много переводят…

— Это уже второй, — едко заметила Алиция.

— Третий, — поправила я. — Пусть Збышек найдет фамилию этого Арнольда. Окажете Алиции услугу…

К счастью, через стенку Алиция не могла убить меня взглядом, даже если бы мои замечания ей не понравились. Ханя страшно обрадовалась, что есть шанс хоть как-то загладить свою вину. Совместными усилиями мы завершили разговор. Я вышла из комнаты подруги и столкнулась с ней на пороге салона.

— Неплохо придумано, — соизволила похвалить меня Алиция. — Я же говорила, что не нравится мне эта молодежная экскурсия.

Мне сразу полегчало. А затем и всем остальным, ибо прибыл сотрудник аспиранта Гравсена и забрал Юлию, чьи показания о последнем приеме пищи покойным оказались необходимы следствию. Позарез!

Господин Мульдгорд, с которым мы познакомились несколько лет тому назад в связи с убийственными происшествиями в доме Алиции, продолжал совершенствовать свое знание польского языка, пользуясь каждым удобным случаем. Однажды ему даже удалось провести долгий уикенд, то есть целых четыре дня, в Польше. Правда, в Свиноустье, где шведы, норвежцы, датчане и немцы численно превосходили поляков раз в двадцать, так как у них тоже были выходные.

С самого начала высокий гость подчеркнул, что находится у Алиции исключительно частным образом. Просто навещает старых друзей и заводит новых. В доказательство чего согласился участвовать в неком подобии скромного ужина, тем самым сразу дав нам понять, что пан Вацлав умер не от яда. Дополнительное удовольствие доставил нам тот факт, что в момент прибытия долгожданного гостя нежелательные персоны отсутствовали.

Продемонстрировав смешанные чувства, искреннюю радость по случаю встречи с давними знакомыми, Алицией, Эльжбетой и мной, а также огорчение в связи с печальным поводом данной встречи, он охотно отдал должное индюшкам, оставшимся со вчерашнего дня, а также с радостью приветствовал шампанское, за которым Стефан сгонял в мастерскую. Пробка выстрелила в потолок, и Алиция засияла от счастья при мысли об опустевшей морозилке. Тут же сам собой возник тост, прозвучавший одновременно на всех известных нам языках: «За здоровье покойного», после чего гость прочно водворился за нашим столом.

Господин Мульдгорд считался в своем ведомстве крупнейшим специалистом по Польше, ибо, во-первых, почти владел польским языком благодаря бабушке-польке, которая в детстве читала внуку полученную в приданое ветхую польскую Библию позапрошлого века. А во-вторых, благодаря блестяще раскрытому уголовному делу, к расследованию которого мы с Алицией и большой группой поляков имели некоторое отношение. Гость не упустил случая попрактиковаться в польском языке, однако так щедро уснащал свою речь древленизмами, что понять его можно было только с большим трудом и далеко не сразу. На неподготовленных слушателей его оригинальный стиль производил сногсшибательное впечатление, хотя я отметила и явное движение в сторону разговорного языка.

— Обретен в волнах орудий смертоубийства, — заявил он спокойным, я бы даже сказала, светским тоном… — Камень бысть. Зауряден. Велик, яко плод. Оранж. Велик оранж.

Он осмотрелся и, не найдя в салоне подходящего камня, указал на высушенную тыкву, служившую емкостью для ручек, карандашей и прочих мелких палочек.

— Бить в морда! — торжественно произнес Олаф, которому показалось, что он услышал знакомое польское слово.

— В зад глава, — поправил его господин Мульдгорд. — Морда у нас спереди.

Просто одно удовольствие было слушать, как эти иностранцы объясняются друг с другом по-польски. Еще пара-тройка убийств, и, глядишь, польский станет языком международного общения.

— Такое большое, как это? — недоверчиво спросила Мажена, уставившись на тыкву.

— Такое большое, но не совершен. Почти не так по равности. Не… регу…ра…ляр.

— Ну, тогда по всему видно, что пришил его здоровенный детина с лапищами, что твоя горилла! Такое обычному человеку в руке не удержать!

Мы все невольно посмотрели на руки Стефана, который и сам принялся их с подозрением разглядывать. Нет, до гориллы, слава богу, ему было пока еще далеко.

— Нет. — Герр Мульдгорд был категорически не согласен с этой версией. — Орудий был не одинок. Одеян в сетка.

— Что за сетка?

— Вельми велик… В магазин стяжать плоды земные в сетка. Такожде спорт, футбол, теннис, дитя, резвясь, играя.

— Такие сетки, такие? — Мажена оставила в покое тыкву и, сорвавшись с места, притащила из кухни кило замечательного лука в элегантной сеточке.

Господин Мульдгорд довольно кивнул в знак подтверждения.

— Такие. Но весьма длинный. И мало гибкий. Твердый.

Теперь, наконец, дошло даже до тугодумов. Горилла не понадобилась, достаточно было проявить немного смекалки: пан Вацлав получил по голове изящно упакованным в сетку камнем, который тут же отправился на дно озера — и концы в воду. Предварительно его, конечно, из сетки извлекли. Камень, разумеется, а не пана Вацлава…

Герр Мульдгорд, словно по бумаге, читал наши мысли:

— Кидок весьма далече парить. Един, затем два, сетка вкупе с камень. Трудно сепарировать, камень кривой вид. Надо скоро метать, купно в озеро падать. Гладь спокойна, не река,

— Но дно-то, наверное, заилено, раз пиявки развелись в таких количествах? — предположил Стефан.

Тут я могла поделиться опытом:

— Ил только у самого берега, там, где тростник растет, а дальше дно чистое. Можешь мне поверить, я в таких местах много раз купалась, а с пиявками ни за что бы не полезла.

— А как же ты входила? С трамплина прыгала?

— Трамплина там не было, места дикие. На надувном матрасе. Главное — от берега оттолкнуться и дальше как на санках, вся гадость позади остается.

Господин Мульдгорд явно был со мной согласен, так как все время одобрительно качал головой.

— Отнюдь не наша есть, — печально добавил он.

Казалось, между нами возникло полное взаимопонимание, но тут он нас поставил в тупик.

— Что не наша? — спросила Магда.

— Глаголемая сетка.

— А чья?

— Экспертиза проводима. Возможно, сетка обретена от чужда фирма, торговля, политик, из зона коммунизма. — Герр Мульдгорд смущенно замолчал, полагая, что мы можем оскорбиться за весь соцлагерь, но, убедившись в обратном, продолжил: — Демокративные страны. Там экспорт-импорт из одна фирма. Данмарк таковых не иметь. Не так точно.

— Мне политика по барабану, — буркнула Алиция.

— Из чего следует, что сетка была социалистического происхождения, — уточнил Стефан и взглянул на меня: — Кто-то из Польши привез?

— Это не я! Нечего с больной головы на здоровую валить! А вообще-то мог кто угодно. Или один привез, а другой взял…

— Ага! — вспомнила Алиция. — А что с той молодежной экскурсией? Говорят, они подрались, потом их допрашивали? И что?

Господин Мульдгорд не собирался держать нас в неведении. Он пошарил в кармане, извлек записную книжку, заглянул в бокал и допил шампанское, что подвигло Стефана смотаться в ателье за последней бутылкой. Магда вопросительно посмотрела на Алицию и помчалась в кухню варить кофе. Термос для кофе стал для нас спасательным кругом, благодаря ему можно было какое-то время посидеть спокойно за столом, но и он не был безразмерным.