С такими мыслями я вошел в компьютерный класс. Там уже сидело три человека, двух я знал: братья, оба сироты, из детдома. Упорно занимаются компьютерами, им учитель даже свои какие-то книги толстые дает. Наверняка поставили себе целью выучиться на программистов, чтобы подняться в этой жизни. Надеяться им не на кого, только друг на друга и на свои мозги. Признаться, я завидовал их упорству и втайне уважал. Но сам себя не мог заставить с таким же усердием заняться компьютерами. Как-то попросил у одного из них пролистать очередную толстую книгу. Ничего не понял. Графики какие-то, команды, совершенно мне не знакомые. «Программирование графической системы Windows» — значилось в оглавлении. До сих пор считая себя далеко не профаном в компьютерной области, я моментально почувствовал собственное скудоумие. Как же много предстояло изучить, чтобы понять хотя бы толику того, что знали эти два брата, на которых прежде я смотрел с некоторого высока.
Прошел к свободной машине в углу. Не любил никогда сидеть в центре, когда и справа, и слева кто-то находится. А тут ото всех отвернешься — и сам по себе. Расписался в журнале. Нажал на кнопки питания. Итак, теперь целый час в моем распоряжении. Кружок-то как таковой и не ведется, можно заниматься чем угодно. Иногда, правда, на препода накатывало: запретит играть и игрушки все поудаляет. Но через неделю игры волшебным образом возникали вновь, а информатик не обращал на них никакого внимания.
Синие панели Нортона. Ага, директория GAMES на месте, значит, сегодня можно продолжить в «Принца». А вот и он. Пошла заставка. В прошлый раз завис в подземельях, а кто-то уже играл — я видел — во дворце. Интересно, долго туда еще добираться?
Прыжок, прыжок… Стоп, вот тут должна быть педаль, она захлопывает решетку, потом заколебешься в обход идти. Полный назад! Успел, не нажал на педаль.
В какой-то момент исчезло все. И сам компьютер, и стол под ним, и стены класса пропали. Я был сам тем принцем, спешащим на выручку своей принцессе — по темным каменным коридорам подземелья. Каждый камешек в стене стал реален, они ведь все разные — камни. Вот этот с трещинкой, этот положен немного криво. По ту сторону монитора творится самая настоящая жизнь, там все взаправду. И маленький человечек, прыгающий через смертоносные ловушки, выпивающий кувшины, — он на самом деле ведь хочет жить и добраться до своей любимой. Я лишь помогаю ему в этом. Он все чувствует, ему в самом деле больно падать с высоты и страшно, когда впереди возникает стражник. И он…
Чья-то рука грубо опустилась на мое плечо. Я не сразу понял, что это произошло, поднял голову. Надо мной навис детина с четвертого курса. Имени его я не знал, но всегда побаивался: такой здоровый, рябая морда будто из кирпича выдолблена и кирпича же просит.
Детина молча показал мне на выход. Вокруг было много свободных мест, по крайней мере, половина класса пустовала.
— Да вон же, полно места… — вяло запротестовал я.
— Ты это что, мне возражаешь? — спокойно вопросил этот здоровый гад.
— Ну я сейчас сохранюсь…
— Пошел отсюда, — он пребольно схватил меня за ухо и оттащил вместе со стулом. Девчонки за соседним компьютером захихикали. Вслед за тем в зад мне вонзился острый пинок, так что я отлетел на седину класса.
— И чтоб я тебя больше тут вообще не видел. Я тебе запретил.
Я молча побрел к выходу. Лицо пылало.
— Нет, ты понял? — донесся голос, будто из ваты.
Я был уже у двери.
— Нет, я не слышу. Ты понял?
Приблизились шаги, но я уже выскользнул в коридор. Вспомнил, что забыл сумку. Но вернуться не было никакой возможности. Захлопнул дверь, но она сразу распахнулась, детина возвышался надо мной как минимум на две головы. В бок мне ощутимо ткнулся здоровенный кулак.
— Что молчишь, когда с тобой разговаривают старшие?
Я сделал попытку уйти, но каменная ручища держала меня за воротник.
— Нет, я не понял, ты что, не понял?
— Я понял.
— Скажи: я понял. Громко.
— Да понял я, понял. Там моя сумка осталась. Можно я ее возьму?
— Нельзя. Пшел отсюда!
И я отлетел к лестнице.
— Мне уроки делать… — промямлил я.
— Нет, я вижу, ты борзый. Ты борзый?
— Нет, я не борзой. Мне уроки делать надо, а без сумки…
Новый тычок в ребро перехватил дыхание. Ноги предательски ослабели, я понял, что могу напустить в штаны, если это сейчас не закончится. Почувствовал на глазах невольные слезы. От обиды и бессилия. Что ему надо от меня? Я ведь его не трогал.
Меня приподняло над полом, поставило на ноги.
— Ты меня теперь обидел ведь…
— Да я чем обидел-то?..
— Ты меня обидел.
— Я прошу прощения, — выдавил я, желая только одного: чтобы это все поскорее закончилось.
— Не так, не вижу раскаяния в голосе.
— Ну прости меня, пожалуйста, — из глаз хлынули самые настоящие слезы, — я больше так не буду, я правда не хотел…
— Вот, теперь вижу. Иди, гуляй.
И хватка ослабла.
Не поднимая глаз, я быстро прошел в туалет. Холодная вода немного успокоила. Но было гадко, обидно и тошно. Я ничего не сделал плохого, тогда зачем меня только что лишили моего увлечения, хоть немного радости было, а теперь и вовсе ничего не осталось. И сумка с учебниками там осталась. И девчонки видели мое унижение. Да что за день-то такой?! Я поднял глаза к зеркалу. На меня смотрела заплаканная нескладная рожа, изуродованная угрями и оспинами. Сальные волосы липкими полосами обрамляли прыщавый лоб, некоторые прыщи созрели настолько, что побелели; красные, опухшие щелочки глаз. С отвращением смотрел в зеркало, понимая, что это — и есть я. Да, я на самом деле так выгляжу. Без прикрас. И каждый прыщ прекрасно виден всем. И грязь под ногтями наверняка заметна, как ни скрывай ее, пряча руки в карманах или под партой. И несколько длинных волос на подбородке — противно они смотрятся. Я никогда не обращал особенного внимания на волосы на лице, но в тот момент увидел себя как бы со стороны. Мерзко. И на что я только надеялся, когда шел вчера к Людке? Она никогда не выберет меня. Я трус, не могу даже за себя постоять. Я урод, весь в зудящих прыщах. Я слабак, никогда не подниму руку на обидчика. И зачем мне к ней ходить вообще? Все впустую, ничего у меня с ней не получится. И на что я только мог надеяться?
А дома было все то же. Нудная мать, упреки насчет заляпанной куртки…
— Ты совсем мать не бережешь, я все руки себе в кровь истерла, а тебе только мазать и мазать!..
Ничего доказать про тот джип было абсолютно невозможно. Про то же, что оставил сумку в училище, я и подавно предпочел умолчать.
Дома сидеть было совершенно невыносимо. Четыре тесные стены комнаты, скудный свет настольной лампы, скомканная постель. Я плюхнулся на одеяло. За окном выл осенний ветер и хотелось завыть вместе с ним. Начинала ныть голова. Не болеть, а именно ныть — нудно, в висках. А мог бы сейчас пойти к Людке. Но на что я ей? Ей нужен такой, как Макар, — наглый, красивый и сильный. При деньгах. А я что? У меня даже нет приличной одежды, чтобы надеть на встречу. (Слово «свидание» не проговаривалось у меня даже мысленно.)
И теперь в довершение всего — этот урод с четвертого курса. Надо же, так вляпаться на совершенно ровном месте. А ведь думал: идти или не идти на этот кружок. Если бы не пошел, ничего бы и не было. Ждал бы завтрашнего дня, когда постирается одежда, готовился к урокам… А ведь в каком-нибудь параллельном мире сейчас такой же я так и делаю, я там выбрал пойти домой, а не в компьютерный класс. И завтра у меня будет встреча с Людкой. И уроки я все сделал уже.
Я лежал, смотрел в бугристый потолок, на свисающие оттуда рожи с раскрытыми ртами и ни о чем не думал. Совсем ни о чем. Перевел взгляд на плакат с Ван Даммом. Hard Target. Он там длинноволосый, вскинул пистолет у полицейской машины с раздолбанными мигалками и держит какую-то раненую девушку. Я не смотрел этот фильм, только однажды на рынке отрывок видел. Ван Дамм был великолепен. Дрался на улице, в плаще, потом отдал сумку девушке. Это как раз из того фильма. Только вряд ли я его посмотрю. Про то, чтоб купить видеомагнитофон, и речи не может быть. Но выход есть. Наверняка он где-то есть. Но я хожу около него, как слепой в ослепительно освещенной комнате, и не вижу. А в другом измерении мой двойник уже давно увидел, сидит сейчас с Людкой и смотрит Hard Target.
