— Да, оно, конечно, всяко может быть, — пожал я плечами, — голова кругом от этих ваших снорков, зомби. Как будто в сказку попал. Кошмарную.

— Ага, только любая сказка по сравнению с этими местами былью покажется.

На самом деле, перспектива встречи с погонниками — будь они хоть солдатами, хоть ментами — мне нисколько не улыбалась. Если есть военные, значит, где-то должны быть и опера. В конце концов, такое место, как Зона, ни коим образом от зорких глаз всевозможных блюстителей не должна скрыться. Хотя бы в целях национальной безопасности. А раз так — то и стукачи наверняка имеются. И те не сегодня-завтра, а поведают свои кумовьям, что появился, дескать, неизвестный, выглядит вот так и так… А дальше ориентировочка… и все дела.

Вот черт, даже в Зоне от них никуда не деться!

А с другой стороны, почему до сих пор бандитов не повязали? Только все вокруг и кричат: бандиты, вот бандиты, на Свалке… Или сами менты сюда соваться боятся? Или еще какие соображения имеют? Логику мента понять трудно. Вычислили ведь меня — а как — про то только им и известно. Меня не должны были поймать, не должны. Но ведь повязали, точнее, едва-едва не повязали.

А уж у спецслужб наверняка думалка лучше ментовской налажена. Значит, какие-то виды точно на Зону имеют — прав Петр. И подвязы у них тут имеются. А я — не какой-то вшивый карманник или домушник. Кто знает, вдруг меня несколько лет выводили, вычисляли… Так что не упустят они свою добычу, не упустят.

— Надо бы этого орангутанга с собой как-то уговорить пойти, — прервал мой мысленный поток Петр, — без него точняк не проскочим. Только ведь, гад, за простое сталкерское «спасибо» и пальцем не двинет.

— А, может, снорк уже того, утопал восвояси?

— Как же, утопал. Он теперь добычу почуял, круги нарезает.

— Ну а сами не пройдем?

— С твоим-то пестиком да с моей тычинкой — это вряд ли. Оно попробовать можно, но одному придется быть приманкой. Дюже опасно.

Насчет того, кому выступать в роли приманки, кажется, вопроса и не возникало: кому, как не мне.

— А ты хоть раз снорка-то убивал?

— Ну да, шустрые они сволочи, хрен попадешь. Но если очередями и к себе не подпускать, то можно подстрелить. Ну или ранить, тогда он не так шибко прыгать начинает. А то и вовсе удерет.

— Интересно, и как же это ты будешь: прямо по мне очередями поливать, что ли?

— Не бзди, придумаем что-нибудь. Вот надо этого гоблина попросить, чем черт не шутит, а вдруг и проявит великодушие.

Гоблин и великодушие — оказались вещами несовместимыми.

— Половина от вырученного, — твердо заявил долговец, — иначе сами двигайте к своим ученым.

Он был уверен, что деваться нам некуда, иначе был бы посговорчивее.

— Черт с тобой, — ругнулся Петр, — без крохоборов обойдемся, ну и сиди тут, не воняй.

Долговец равнодушно пожал плечами и удалился, весь в своих шлангах и проводах.

— Упырь, — процедил Петр, но того уж и след простыл.

Мы полежали еще немного. С баррикады слышались приглушенные голоса, ветер приятно охлаждал воспаленное лицо.

— Значит так, — вслух размышлял мой спутник, — они говорили, что будет вторая партия зомбей. Когда начнут снова стрелять — выдвигаемся. Снорк, скорее всего, поопасается подходить близко к выстрелам, так что может и подалее удрать, а мы получим шанс проскочить. Бог даст — и вовсе не встретимся.

— А когда встретимся?..

— Тогда посмотрим. На живца рисковать все-таки не будем. Ты главное помни, что от него только по кустам оторваться и можно. И все время петлять, петлять, как заяц. Понял? Ни разу не по прямой, иначе в один прыг настигнет. Понял?

— Понял я, понял… — на душе сделалось нехорошо. Вспомнилась распростертая вытянутая тень в небе, рычание.

Долго ждать не пришлось.

— К бою, — донеслось со стороны баррикады.

— А вот и клиентура пожаловала, — Петр вскочил на ноги, — значит так, как только пойдет стрельба — враз бежим.

Хлопнули первые выстрелы.

— Айда!..

И мы снова бежали. Впереди колыхалась размытая пеленой кровавого пота и испарины фигура Петра, сухой кустарник стегал по и без того горевшему лицу. А внутри уже все сжалось в ожидании того самого рыка… «Если мы добежим, то обещаю, что я…»

Снорк налетел неожиданно и бесшумно. Огромное, как показалось, тело черной тенью выпрыгнуло наперерез. Петр мгновенно куда-то исчез, не зная, что делать, я просто побежал вперед, стараясь петлять по кустам, но в то же время не сбиться с пути. Оглянуться было страшно, а где-то совсем рядом — то справа, то слева — утробно рычало. Потом раздалась автоматная очередь и матерные крики, снова очередь. Мне представилось, как снорк напрыгивает на Петра и рвет когтями на части, разрывает живот, раздирает грудь, шею… А Петр отстреливается в воздух и кричит. Потом наступит и мой черед. И это на самом деле будет, потому что если уж такого сталкера завалил, то…

Я без оглядки побежал по полю, просто побежал, напрочь забыв про все предостережения Петра. Остался только дикий страх. Уже отчетливо ощущал, как разрывается мой живот, как кишки длинными веревками будут вываливаться на грязную землю. Споткнулся о что-то, все опрокинулось, земля оказалась перед самым носом. Попытался подняться, но что-то крепко держало за ногу. Отчаянно завопив, я задергался, резкая боль обожгла стопу. Сейчас налетит, придавит к земле, начнет рвать живот. Я закрыл голову руками и зажмурился, вжавшись в землю.

Но ничего не происходило, ни через секунду, ни через две. Тогда я открыл глаза. Помятая жухлая трава, жутко болит зажатая в чем-то нога. И тихо.

Я перевернулся на бок. Левая стопа попала между двух сучков какой-то коряги. Превозмогая боль, я освободил ногу, но встать в полный рост не получилось: жгучая боль сразу заставила сесть на землю. Связки, должно быть, потянул. Как же не вовремя!

Довольно далеко раздались автоматные очереди. Несколько минут ничего не происходило, потом ветер слабо донес голос Петра: «… ты где?»

— Эй! — закричал я как можно громче, но сообразил, что в высокой траве меня все равно не отыскать. Пришлось кое-как подняться на одну ногу и снова крикнуть.

Минут через пять передо мной стоял Петр, окровавленный, в разодранной одежде. Он тяжело дышал и едва держался на ногах.

— Ты чего ломанул? Ссыканул, сволочь? — и увесистый удар в челюсть опрокинул меня в траву. В голове загудело. — Еще раз удерешь — застрелю. Усек?

Я только сплюнул кровью. Что тут ответишь?

— Хотя, следующего раза не будет. Я с тобой больше не пойду. До бункера дойдем — а там сам — как знаешь. Надо было тебя бросить, сам как хочешь, так и добирайся.

Я кое-как поднялся и попробовал идти, но в щиколотку ударила такая боль, что безвольным мешком свалился на землю. Петр стоял неподвижно и не проявлял ни малейшего желания помогать. Стало обидно, стыдно и обидно. А чего он хотел от новичка? Ну и не брал бы с собой тогда. А раз взял — то и должен помогать во всем. Признаться, я тогда едва не разрыдался. Но пришлось подниматься и, превозмогая жгучую боль, кое-как двигаться вперед. Потом сломал какое-то деревце и соорудил себе костыль. Неудобная ветка резала плечо, но это было лучше, чем терпеть острую резь при каждом шаге. Наконец, Петр не выдержал.

— Давай шину сделаю, — хмуро бросил он и, отломив две палки, туго привязал их к голени. — Тоже мне сталкер, блин, нашелся.

В самом деле, как это мне самому не пришло в голову…

Не сказать, чтоб идти стало легче, но успокаивала мысль, что хуже, во всяком случае, не станет. Не знаю, сколько мы шли, только уже порядком стемнело, когда (на этот раз без приключений, иначе не ручаюсь, что вообще дошли бы) выбрались на высокий холм, откуда метрах в ста, как на ладони, была видна довольно просторная площадка, со всех сторон обнесенная листовым железом и, насколько можно было различить в сумерках, колючей проволокой. Внутри чернели непонятные сооружения, на которых перемигивались красные и белые огоньки, а возле самой стены медленно передвигались вооруженные люди с налобными фонариками. Охрана, должно быть.