В роще еще недавно жили. В песке между корнями сохранились лежанки, застланные примятыми листьями; то тут, то там виднелся, казалось, еще не остывший пепел костров, торчали рогатки, на которых недавно висели солдатские котелки. Сейчас под зелеными сводами верб было пусто и тихо. Только воробьи купались в песке и рылись в брошенных норах, разыскивая крошки хлеба.
За рощей пошли густые заросли тальника. А дальше дорога уперлась в железнодорожную насыпь, на которой, однако, не осталось и следов ни от шпал, ни от рельсов. Впрочем, их и трудно было бы обнаружить под густыми бурьянами.
С высоты насыпи журналисты увидели широкую плоскую равнину, перепоясанную узким проселком. Он был тесно забит медленно ползущими автомашинами, тягачами и подводами с боеприпасами, продуктами и всяким военным имуществом. Вся эта длинная колонна вытянулась в ниточку, как бы стиснутая с боков невидимыми барьерами. Какой-то нетерпеливый водитель вывел было свой тягач на зеленый простор, некоторое время быстро катил сбоку колонны, обгоняя других. Вдруг тягач резко поднялся на дыбы, из-под него вырвалось пламя, полетели комья земли и куски металла…
Пришлось и серой «эмке» пристраиваться в хвост и пересекать равнину со скоростью, жестоко испытывающей терпение рвущихся вперед журналистов.
За равниной пошло опять мелколесье и рощи, еще хранившие свежие следы недавнего боя. Здесь пришлось долго плутать в поисках штаба дивизии. Он разместился на опушке рощи, в глубоко врытых в землю блиндажах.
Выскочив из машины, Митя с радостным восклицанием бросился к грузному лысому подполковнику, который стоял под деревом, вытирая лицо большим синим платком.
— Вот кто нам расскажет все о том, как взяли Молдаванку! — сказал Митя, беря в свои руки инициативу разговора. Очевидно, Митя встречался с подполковником раньше. Серегин же видел его впервые, потому что никогда раньше не бывал в этой дивизии, лишь недавно влившейся в Н-скую армию.
Подполковник вяло улыбнулся корреспондентам и протянул им руку. Рука была сухая и горячая.
— Могу рассказать, только без подробностей, — сказал подполковник. — Подробности — в полку.
— Хорошо, без подробностей, — согласился Митя, извлекая блокнот. Саша и Серегин сделали то же. — Что собой представлял этот узел сопротивления?
— Мы участвовали в бою за Молдаванскую одним полком. Остальные два действовали правее. Очень хорошо было осуществлено взаимодействие с соседом слева, от которого тоже наступал на станицу один полк.
Корреспонденты записали это.
— Как же была укреплена станица?
Подполковник стал довольно подробно рассказывать.
Как только он замолкал, Митя или Саша тотчас задавали ему новый вопрос. Серегину они не давали раскрыть рта. Несколько раз он пытался спросить, но Митя и Саша поспешно перебивали. Серегин начал убеждаться в правильности своих подозрений: собратья по перу явно затирали его.
Пока что, конечно, ничего страшного не было. Его интересовали те же факты, что и Митю и Сашу, оставалось только слушать да молча записывать, но было очень неприятно и обидно.
Рассказывая, подполковник несколько раз вынимал платок и вытирал лицо, хотя на нем и не было заметно пота. Глаза у подполковника были красные, веки припухшие, и Серегин вдруг понял, что он измучен недосыпанием и не столько вытирает лицо платком, сколько растирает, чтобы отогнать сон.
Несмотря на крайнюю усталость, подполковник добросовестно рассказал журналистам все, что ему было известно, то есть течение боя и действия батальонов. Но это не могло удовлетворить корреспондентов. Им все-таки нужны были подробности. Подполковник развел руками.
— Ну ничего, — сказал Митя, — поедем в полк, там все выясним.
— Вы туда не доберетесь, — возразил подполковник, — полк еще в бою…
— Да станица-то ведь взята? — удивился Саша.
— Вы же знаете, что бой за населенный пункт считается выигранным, если взят его центр. Противник еще цепляется за северную окраину. Но не в этом дело. Единственная дорога, ведущая в Молдаванскую, забита транспортом.
Журналисты вспомнили только что проделанный путь через равнину и приуныли.
— Ладно уж, я вам помогу, — утешил их подполковник. — Я свяжу вас по телефону с командиром полка.
Они спустились в глубоко высеченный в твердой глинистой почве блиндаж, где у полевого телефона дежурил охрипший связист.
— Вызывай Кубань, пятнадцатого, — сказал ему подполковник.
Связист ожесточенно закрутил ручку телефона.
— Кубань, Кубань, я — Волга. К аппарату пятнадцатого. Товарищ пятнадцатый. С вами будет говорить товарищ седьмой.
Подполковник взял трубку.
— Ну как остатки? Подчищаете? — спросил он.
Пока подполковник внимательно слушал, что ему сообщал пятнадцатый, Митя и Саша нетерпеливо переминались с ноги на ногу, готовые схватить телефонную трубку, а Серегин торопливо размышлял о создавшемся положении. Сейчас Митя овладеет телефоном и начнет разговаривать с пятнадцатым, невидимому командиром полка. Что он будет рассказывать, Серегин не услышит. Рассказывать вторично, для Серегина, командир полка, понятно, не согласится, да и обращаться к нему с такой просьбой в то время, как полк еще ведет бой, немыслимо. Остается просить потом Митю, чтобы он поделился своими записями. А Митя начнет выламываться и самый интересный факт обязательно утаит. Ах, как нехорошо, как неудачно все складывается!
От обидного сознания своей беспомощности Серегину не стоялось на месте. Он вышел в коридор, соединяющий три отсека штабного блиндажа. Дневной свет широко вливался сюда, отраженный светлыми глиняными стенами. Под бревенчатым накатом висел телефонный провод. У выхода на поверхность он раздваивался: вторая нитка тянулась в соседний отсек. Серегин не сразу сообразил, что эта вторая нить может стать для него путеводной, а сообразив, стремительно вскочил во второй отсек. Так и есть! В пустом отсеке на деревянном столике стоял параллельный телефонный аппарат. Серегин схватил трубку и успел еще услышать конец фразы подполковника:
— …представитель печати сверху. Дайте ему необходимые факты.
И сразу — громкий голос Мити:
— Здравствуйте, товарищ пятнадцатый! Расскажите, пожалуйста, о бойцах и младших командирах, отличившихся в бою.
Примостив блокнот около телефона, Серегин записал рассказ командира полка. Слышимость была очень хорошей. Когда Митя стал благодарить пятнадцатого за сообщение, Серегин осторожно положил трубку и вышел в коридор. Митя и Саша, которые и не заметили его отсутствия, закричали, пробегая мимо: «Поехали, поехали!» Собратья были возбуждены и веселы.
— Как же нам быть с соседом слева? — уже в машине спросил Саша, имея в виду другой полк, участвовавший в бою за Молдаванскую. — Надо бы туда поехать.
— Вы на это обратите внимание, — вдруг заговорил молчавший всю дорогу шофер и постучал черным ногтем по щитку с приборами, — бензин кончается!
— Мы сделаем так, — решительно объявил Митя, — заправимся в автобате. Это по дороге. Там у меня начальник знакомый. Ни в полк, ни в дивизию заезжать не будем — у нас уже нет времени. Материал для информации о соседе слева достанем в штабе армии. Там уже должны быть донесения. Конечно, сосед слева не будет освещен так обстоятельно… Ну, что ж, ведь не может корреспондент побывать одновременно всюду.
— А вдруг донесения не будет? — спросил Серегин.
Митя только хмыкнул.
Автобат действительно оказался по дороге в одной из рощ. Как только машина въехала под зеленые своды, Митя и Саша побежали уговаривать командира автобата, чтоб он позволил заправиться, а Серегин вышел из машины размяться. В роще было тихо, только издалека, однотонный как журчание ручья, доносился шум дизель-мотора. На испачканной маслом траве радужно переливались солнечные блики.
Серегин прошелся по лужайке, досадуя на задержку. Чтобы не терять времени, он начал обдумывать информацию, которую надо будет писать для газеты.
На другой стороне лужайки, под развесистой дичкой, стояла полуторка. Возле нее, на сиденье, вынутом из кабины, какой-то старший лейтенант курил из пестрого, наборного мундштучка. Сперва прогуливающийся в задумчивости Серегин заметил только этот пестрый мундштучок. Приблизясь вторично, он увидел, что старший лейтенант улыбается ему, увидел веснушки на чисто выбритом лице, маленькие серые глаза, почти утонувшие в улыбке, и воскликнул:
