Он вздохнул.

— Шанель, давай покончим с этим. Потом я смогу успокоить тебя.

— Черта с два! Если ты сейчас меня накажешь, воин, никогда больше не приближайся ко мне. Даже не думай об этом!

Она, очевидно, забыла, с кем имеет дело, если надеялась, что эти слова произведут впечатление. Воины плохо относятся к угрозам, и Фалон не был исключением. Все ее суровые предупреждения стали ему надоедать.

— Будем надеяться, что нам обоим не придется страдать от этого снова, — сказал он твердым, бескомпромиссным тоном. — Но теперь…

О чем она думала, когда осталась сидеть рядом с ним? Чтобы исправить оплошность, Шанель вскочила, но было уже поздно. Рука Фалона схватила ее поперек талии и легко перетащила к себе, положив поперек бедер. Он даже не стал сдвигаться к краю кровати. Прямо посередине ложа, где они только что дважды соединились, он собирался причинить ей боль.

Шанель отчаянно закричала, пытаясь сопротивляться, когда он перевернул ее, но быстро обнаружила, насколько Фалон опытен в подобных вещах. Гнев оставил ее, уступив место щемящему страху.

Шанель начала кричать еще до того, как первый шлепок пришелся куда-то в области ягодиц, и совершенно зашлась криком, когда удар обжег ей кожу. Поэтому до нее не сразу дошло, что Фалон больше ее не шлепает, ограничившись одним примером наказаний, которые применяют на Ба-Хар-ане.

Шанель все еще продолжала кричать — слишком сильным был испуг. Но теперь она сидела на коленях у Фалона, который крепко обнимал ее и, как расстроенному ребенку, нашептывал ей слова утешения.

Шанель именно так себя и чувствовала. Куда девалась ее храбрость — та, что послала через космическое пространство в неизвестность, та, что заставила, не думая о последствиях, свалить на пол Фалона, та, наконец, что привела к разделению секса, когда Шанель была уверена, что это не принесет ей ничего, кроме боли? Если бы ее мать могла видеть все эти театральные сцены, она сгорела бы со стыда. Именно это чувство владело сейчас Шанель. С другой стороны, из-за того, что Фалон остановился, неважно по какой причине, она была ему очень благодарна, и чтобы показать это, она прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди.

Прошло время, прежде чем Шанель успокоилась. Фалон приподнял ее голову и осторожно вытер слезы на щеках. И когда Шанель наконец набралась смелости и открыла глаза, на ее лице отражались только чувства огорчения и покорности.

— Ты плохо переносишь наказание, керима. — В голосе Фалона слышалось недовольство.

— Ты закончил?

— Кажется, да, — вздохнув, проговорил он.

— В следующий раз я буду послушное, — заверила его Шанель, хотя сама очень сомневалась в этом.

— Лучше постарайся, чтобы следующего раза не было, — строго сказал Фалон.

Звезды, разве она не понимает этого! Шанель попыталась вновь спрятать лицо на его груди, но Фалон отстранил ее. К несчастью, тема еще не была исчерпана.

— Твой брат говорил мне, что есть другой способ, которым воины наказывают своих женщин. Может быть, мне стоит подробнее расспросить его об этом?

На мгновение Шанель оцепенела, но быстро нашлась:

— Мой отец всегда посылал меня работать на кухню.

— Твою мать тоже так наказывают?

— Ну… нет! Фалон, пожалуйста, не надо. Этот метод мне не нравится еще больше, чем твой.

— Откуда ты знаешь, если никогда этого не испытывала? Далден говорил, что ваши женщины предпочитают….

— Много знает этот Далден! — огрызнулась Шанель и тут же побледнела от испуга.

Заметив это, Фалон прижал к груди ее голову.

— Успокойся, женщина. Я никогда не буду наказывать тебя за то, что ты скажешь мне, или за то, как скажешь. Если я когда-нибудь снова накажу тебя, то только за то, что ты не подчинишься мне и подвергнешь себя опасности. Этого я не потерплю. Тебе понятно?

— Ты хочешь сказать, что я могу сердиться на тебя?

— Да.

— И не страшно, если я э… необдуманно нападу на тебя?

Фалон поднял кверху подбородок Шанель и улыбнулся.

— Это зависит от того, с чем ты нападешь, керима. Мне бы не хотелось однажды оказаться с проломленной головой из-за того, что в прошлый восход плохо о тебе позаботился.

— Не думаю, что ты можешь быть таким забывчивым, — улыбнулась она в ответ. — Нет, если я просто нападу на тебя?

— Можешь попробовать.

Впервые вместо раздражения эта фраза вызвала у Шанель смех.

— Так вот в чем заключается свобода самовыражения, о которой ты говорил.

И тут ей пришло в голову, что отпало еще одно возражение против Фалона. Представить ситуацию, в которой она преднамеренно подвергнет себя опасности, Шанель не могла. Если это единственная вещь, за которую он может ее наказать, то значит, и нет оснований бояться наказаний. Что же касается неподчинения ему в других вещах…

— Думаю, в твоей стране есть законы, которые могут мне понравиться, Фалон, — сказала она.

— Я рад это слышать. А теперь ответь — что мы скажем твоему брату, когда он спросит, была ли ты примерно наказана?

— Что это не его дело.

— Как раз его, потому что ты оскорбила его дом. Шанель тяжело вздохнула. Она понимала, что, не наказывая ее за проступок, в котором ее все признали виновной, Фалон нарушает некоторые фундаментальные принципы. Мужчины ее собственной семьи не позволили бы ей выйти сухой из воды. Фалон, однако, не смог закончить то, что начал.

— Может быть, ты позволишь мне сказать неправду…

— Нет! — оборвал ее Фалон, осуждающе покачав головой.

— Но, может быть, он и не спросит. Он вздохнул.

— В любом случае Далдену нужно сказать правду.

— Но… в чем же она заключается? Фалон пристально взглянул на нее.

— Ты смеешься надо мной, женщина?

— Нет, — возразила Шанель. — Я знаю, что ты остановился, Фалон. Но не знаю, почему.

Он вновь лег на кровать, увлекая ее за собой, и положил ее так, чтобы она могла видеть его лицо. Смахнув с ее щеки оставшуюся слезинку, он провел рукой по губам и принялся ворошить волосы Шанель. Очевидно, эта беседа не должна была завершиться слиянием, по крайней мере пока.

— Твои слезы и вопли невозможно выносить, — наконец сказал он. — Я предпочел бы, чтобы это было не так или чтобы ты была хоть немного терпеливее.

Шанель покраснела. Он упрекал ее за это и был явно огорчен. Она знала, что Фалон не ставил своей целью причинить ей боль. Он считал, что должен был сделать нечто для ее же блага, но не справился с этим.. И не справился из-за ее недостойного поведения. Воины никогда не испытывают восторга от наказания своих женщин. Это просто обязанность, которую нужно выполнить, чтобы защитить свою женщину от беды, Шанель прекрасно знала об этом, и поэтому очень удивилась, что ее нижняя часть после наказания не горит сейчас огнем. Ее слезы и крики тронули его… Не означает ли это, что он испытывает к ней нечто большее, чем страсть?

Фалон отличается от обычного воина, как и ее отец. Возможно, он тоже способен любить.

Шанель снова уткнулась лицом в его грудь.

— Прости меня, Фалон, но в том, что касается боли, я веду себя, как ребенок. Я знаю, что тебе это было нужно, ты считал это своим долгом, но я слишком боюсь наказаний, в особенности от тебя.

— Женщина, но ты и должна бояться наказания. Что же еще может удержать тебя от того, что ты не должна делать?

— Да, конечно. И поверь мне, я совсем не хочу испытать все это вновь, даже на такое короткое время. Так что не думай, что ты не выполнил свой долг. Если я скажу Далдену, что получила хороший урок, это будет правдой.

Фалон фыркнул.

— Пока ты узнала только то, что твоя боль доставляет боль и мне. Но ты также должна понять, что твой проступок был направлен не против меня лично и что ты не была еще по-настоящему моей, когда это сделала. Если такое случится снова, никакого снисхождения не будет, что бы я об этом ни думал. Ни слезы, ни просьбы не помешают мне исполнить свой долг. Прими всерьез это предупреждение, Шанель. Я буду очень огорчен, если из-за тебя нам придется страдать.