Около двух часов ночи, Егор Еремин поставил свою «Ниву» на площадку возле дома, там, где ставил всегда и уже хотел идти к подъезду, но услышал доносившийся из рядом расположенной лесопарковой зоны громкий собачий рык.

День сегодня у Еремина оказался не самым удачным. Главный редактор журнала, где Егор работал вот уже добрых с полдесятка лет журналистом-фотокорреспондентом, забраковал его снимки, привезенные с берегов Байкала. Туда Еремина посылали в погоне за сенсацией.

Один постоянный читатель журнала позвонил в редакцию и сообщил о выловленной из озера рыбе, мутанте, якобы похожей на русалку.

Едва главред узнал об этом, как тут же выписал Егору трехдневную командировку и заказал билет на вечерний рейс.

– Давай, быстренько дуй в аэропорт. Надо поднимать тираж журнала. Так что без сенсационных снимков не возвращайся, – напутствовал главред перед отъездом.

Еремину даже не удалось, как следует собраться в дорогу. Да что там собраться, домой некогда было заехать переодеться. Улетел, в чем был.

– Ну, если так надо, – повторял он, сидя уже в самолете, мысленно перебирая, что теперь произойдет в его личной жизни. А произойти должно было. И событие, не ахти какое, а довольно значимое.

Послезавтра день рождения у его невесты, и если понормальному, то присутствие Егора должно быть обязательным. Естественно с поздравлениями и конечно же, цветами.

С Машей они уже полгода как встречаются. Последний месяц Маша и вовсе переехала к нему, а с ее родителями познакомиться все не удавалось. Еремин не знал почему, целых полгода Маша откладывала знакомство с своими предками на потом. А потом Еремин уже и сам не горел желанием.

Но вот настал момент, когда эта знаменательная встреча должна состояться, а его по работе посылают в Иркутскую область. Какой же тут может быть оптимизм в личной жизни.

Перед отлетом Еремин позвонил невесте, пытался все объяснить. Но Маша истолковала его внезапный отъезд как нежелание наладить контакт с ее родителями и так обиделась, что взяла и отключила телефон.

Прилетев в Иркутск он еще несколько раз звонил невесте, но Маша не отвечала. И Еремин почувствовал, семейное его счастье рушится. И возможно, обрушится совсем, если он не предпримет мер по его спасению.

Из командировки он вернулся на день раньше. Злой и без настроения. Ожидаемой сенсации не получилось. Хотя рыбаки действительно поймали огромную рыбину, голова которой по форме отдаленно напоминала человеческую. И даже на голове у нее было нечто напоминавшее волосы. Но на то она и мутант. И волосы оказались наповерку вовсе не волосами, а всего лишь особым видом водорослей прилипших к голове рыбы словно липучки.

Егор долго доказывал редактору, что он не причем, и снимки сделал такими, какие они должны быть. Но редактор был не умолим, ничего не хотел слышать и под конец заявил, что если Еремин хочет оправдать потраченные на авиарейс деньги, то должен не разочаровать читателей и сделать фотомонтаж. Одним словом – фотомахинацию. Еремин отказался, чем навлек на себя гнев начальства. Вдобавок, Маша по-прежнему не отвечала на его телефонный звонок.

И вот, возвращаясь, домой в отвратительном настроении, он услышал эти душераздирающие собачьи вопли. Уже хотел зайти в подъезд, но передумал и развернувшись, быстрым шагом направился к скверу, на ходу достав из кобуры травматический пистолет «Оса», который стал теперь частенько носить с собой, после случая нападения, когда вот так возвращаясь поздно домой, встретился со шпаной. И если бы не «Оса», не было бы при нем сейчас дорогостоящего фотоаппарата и мобильника с бумажником. Хотя бумажник особенно жалеть не стоило, старый он, да и денег в нем немного. Но все равно вот так взять и подарить его хулиганам, да еще вместе с дорогостоящей фотокамерой и мобильником Егор не захотел для чего и пальнул пару раз из пистолета в воздух над головами хулиганов. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы четверо молодых отморозков растворились в темноте также внезапно, как и появились.

Подходя к скверу, Еремин увидел здоровенную овчарку, которая вела себя, как ему показалось, довольно странно. Собака, злобно рыча, кидалась в темноту в густые кусты, и тогда там слышалась возня, потом раздавался собачий вопль, и овчарка вылетала оттуда как ошпаренная.

Еремин не был знатоком поведения собак. Но то, как эта овчарка вела себя, ему показалось необычным. Собака явно кого-то там видела, и с остервенением набрасывалась.

Овчарка была крупных размеров и судя по всему довольно смелая, если не отступала перед затаившимся в кустах врагом. Вот только не понятно, что там за зверь такой, если псина едва ли не пулей выскакивала назад.

До того места, где металась овчарка, было метров двадцать. Может чуть побольше. В темноте определить точно расстояние сложно. Да и не нужно это Еремину. Наблюдая за собакой, он увидел как овчарка в очередной раз озлобленно рыча, кинулась в кусты, и уже не выбежала назад. Послышался ее жалобный вопль, который вдруг сделался приглушенным, а вскоре и вовсе затих.

Еремина это заинтересовало еще больше. «Что это там такое?» – подумал он, вглядываясь в темноту.

До кустов оставалось не больше десяти метров, но чтобы попасть туда, надо было перелезть через невысокую примерно с метр металлическую изгородь, отделявшую лесопарковую зону от тротуара. Или же зайти через один из многочисленных проходов, где уложены асфальтовые дорожки, по которым обычно бегают местные спортсмены. Днем тут гуляют молодые мамы с колясками, на скамейках сидят почтенные старики, проводя время за неспешными разговорами. А та часть парка, куда забежала собака, не посещаема.

Когда-то там был довольно неплохой пруд, не такой уж большой, но достаточно глубокий. В нем местные рыбаки ловили крупных карасей. А любители позагорать в жаркие дни нежились на его берегах. Но прошло время и пруд, за которым никто не ухаживал, превратился в подобие болота. По берегам его разрослись густые кусты, в которые заглядывали разве что бомжи, да и то нечасто, да бродячие собаки.

Перебравшись через изгородь, Еремин двинулся в гущу этих кустов, держа в одной руке пистолет в другой горящую зажигалку, подсвечивая ею вместо фонаря. Хотя свет от нее был такой, что многого не разглядишь. Но собаку и того с кем она сражалась, увидеть можно. На это Еремин и рассчитывал.

Он с осторожностью наступал на влажную траву опасаясь, вляпаться в какую-нибудь гадость, а то потом туфли не отмоешь не ототрешь и они будут пригодны разве что навыкид. Осматривал на сколько это было возможным каждый куст, и по его предположению, вроде бы уже добрался до того места, где металась овчарка, но к своему удивлению собаки там не обнаружил.

– Что за черт? Куда она могла деться? – задал он себе вопрос, не понимая, как такой большой пес мог исчезнуть, причем без следа. Хотя стоп. Почему без следа? След кажется все-таки остался. Вернее шерсть.

Еремин наклонился, разглядывая на земле окровавленные клочья шерсти, что само по себе вызвало у него еще большее непонимание. Еремин вполне допускал, что псина могла сцепиться в драке с другой собакой, которая ее порядком подрала. Ведь слышал же Еремин как собака заскулила. Тогда вполне допустимо, что проиграв в схватке псина попросту ретировалась, убежала. Точнее убежали обе собаки. Такое конечно, возможно, если учесть, что эта часть лесопарка густо заросла и совсем не освещается фонарями.

Но с другой стороны, второй собаки могло и не быть тут. Тогда куда подевалась овчарка. Не побежала же она на заросший пруд, где и воды-то нет, а одна топь.

Размышляя об этом, Еремину вдруг показалось, что оттуда со стороны пруда на него кто-то смотрит. Причем, вряд ли это человек.

Еремин вздрогнул, быстро выпрямился и посветил в полумрак зажигалкой, чувствуя, как у него по спине побежали мурашки. Он пытался себя успокоить, но чувство тревоги не унималось, а наоборот усиливалось. Сознание подсказывало, здесь рядом кто-то есть, и он даже как будто услышал его дыхание. И запах. Еремин не мог понять откуда он исходит. Едва заметный ветерок менялся, потягивая то с одной то с другой стороны. И он доносил до Еремина запах гнилости вперемешку со свежим мясом.