На следующий день Николай Иванович появился в общежитии больше из любопытства рассмотреть Лину при свете, чем от особого желания. Проблем с женщинами у него попрежнему не было, и он больше предпочитал молодых, замужних, благо таких рядом находилось великое множество. Внешне Лина на него не произвела особого впечатления - на лицо симпатичная, но фигура слишком тонкая и худая, а ноги голенастые. Однако, незаметно для себя, он стал все больше и больше времени проводить с Линой. Из-за отсутствия времени и внимания с его стороны стало сокращаться количество других женщин. Однажды он понял, что никто кроме Лины ему не нужно. Этот первый сигнал не насторожил его, - он подумал, что время все рассудит. С женой он не думал разводиться, детей любил, а Лина совсем не подходила под его требования к жене. Ему показалось, что тогда, в тот вечер, она легла с ним спать, даже толком не рассмотрев внешне, и не узнав внутренне. На его месте мог быть любой другой, - так он подумал, и сердце сжалось от боли. Николай Иванович почувствовал незнакомые до этого времени первые уколы ревности.
Вскоре он стал проводить все время, которое мог себе позволить, и даже не мог, с Линой. Постепенно возненавидел выходные дни и, особенно, праздники, когда не мог с ней встречаться. Он перестал ходить в отпуск, не мог заниматься с полной отдачей, как раньше, работой, стал увиливать от командировок. Чувство бешеной ревности поселилось в нем и отравляло его жизнь. Он возненавидел пьянки, потому что, выпив чрезмерную дозу спиртного, она начинала флиртовать с его друзьями, а он видел только ее и хотел, чтобы и она видела только его. Периодически он сталкивался со случаями ее измены с его друзьями, знакомыми. Она плакала, просила прощения, а он уходил, чтобы вновь вернуться.
Дома он все время думал о ней, ее образ преследовал его. Он стал меньше работать, что отразилось на его материальном положении и на репутации специалиста.
Прошли годы, Лина закончила институт, работала по специальности учительницей.
Они снимали комнату в «малосемейке»; пока она проверяла школьные тетрадки, он возился на кухне, готовил. Ему нравилось сделать ей что-нибудь приятное. Фактически Николай Иванович возвращался домой поздно вечером, чтобы провести только ночь в семье.
Лина мечтала о ребенке и нормальной семье, а его здравый смысл говорил, что он не сможет содержать две семьи, не нанося им ущерба.
- Почему ты решил пожертвовать мной, моей жизнью, моими не родившимися еще детьми? - веско спросила она его. Он не смог ничего ответить, и их отношения дали трещину. А вскоре в малосемейке с его Линой поселился другой. Николай Иванович обиделся и порвал все отношения с Линой. Склонный к полноте, Николай Иванович стал терять в весе, потерял аппетит, сон, цвет кожи приобрел желтоватый оттенок. Он стал выглядеть старше своих лет. Дни складывались в недели, недели в месяцы, а облегчение не приходило. Ее образ никак не хотел его покидать, прочно поселившись внутри его, и преследуя всюду: на улице, в транспорте, на работе, дома, днем и ночью. Видение вело себя неэтично, постоянно спорило с ним, злорадствовало при неудачах и игнорировало редкие везения. Образ как бы все время говорил ему, что вот если бы я была рядом, все было бы по-другому, гораздо лучше.
Николай Иванович стал по-другому смотреть на любовные переживания киношных и литературных персонажей, поверив, что их безумства - не только плод воображения авторов. В «надцатый» раз смотря фильм «Клеопатра», тот момент, когда Антоний бросает свой флот на поражение и бросается вслед за Клеопатрой, Николай Иванович прочувствовал его переживания и эмоции.
Николай Иванович не выдержал. С большим букетом нежных роз попытался вновь ворваться в жизнь Лины. Она смотрела на него с сочувствием, жалостью и удивлялась, как могла столько лет с ним прожить. Перед ней стоял полноватый мужчина с одутловатым лицом, синими мешками под близорукими выцветшими глазами, с седыми висками, и, к тому же, вор. Да, он вор, забрал ее молодые годы и теперь она его ненавидела.
«Коля, - кричали ее глаза, - ты пришел слишком поздно и ты мне уже не нужен».
А он тихо млел от счастья, что снова ее видит. Он перешел свой Рубикон. Он уйдет к ней, они снова будут вместе, будут строить новую жизнь, поженятся и будут жить в открытую. Он смотрел на нее восторженно-глуповатыми глазами, полными любви.
- Я пришел… я хочу, - начал он сбивчиво, волнуясь, - я делаю тебе предложение, хочу, чтобы ты была со мной…
- Во-первых, как я поняла, ты развелся, - она говорила спокойно и веско, как всегда, когда спрашивала ученика у доски, - раз пришел делать мне предложение выйти за тебя замуж.
- Нет, - он сильно волновался, как ученик, который много учил дома, а в классе не может рассказать выученное, - но это только вопрос времени…
- Это не важно, - она прервала его, - во-вторых, ты в своем разговоре очень часто употребляешь слово-паразит - «Я». Я хочу, я считаю, я могу, я не могу. Ты по-прежнему привык все решать за других?!
- Нет, но я думал… - он стоял, как провинившийся школьник.
- Это не важно, - снова она прервала его. - Важнее то, что ты мне не нужен, и самое главное - безразличен!
Она почти кричала, от ее спокойствия не осталось ни следа.
- Одним словом, ты пройденный этап в моей жизни, ведь дважды нельзя войти в одну и ту же реку, помнишь, ведь ты учил меня афоризмам великих мертвых греков?
- Лина, ты ведь не вышла замуж за своего сожителя? Вспомни, как мы любили друг друга, мечтали о совместном будущем, и теперь я здесь, предлагаю, чтобы наши мечты воплотились в жизнь?! - он говорил тихо и безнадежно, но в глубине души все же надеясь.
- Нет, я не вышла за него замуж, - она сделала паузу и загрустила, - по крайней мере, пока. Вообще, это не твое дело, - посмотрела на него печальным взглядом и ушла навсегда из его жизни, подобно закадычному другу Осе Цикавому и несостоявшейся любви Алёны Музыченко. От бывших однокурсников он знал, что Ося с Алёной все-таки поженились и имеют уже взрослых детей. Коля знал, где они живут, и часто проходил мимо их дома в слепой надежде встретить на улице то, что потерял в далекой юности.
Был месяц март, деревья наливались соком, и весна вступала в свое владение природой и душами людей. Николай Иванович брел по улице, зябко передергивая плечами, с надеждой всматриваясь в лица идущих навстречу людей, надеясь найти и обрести что-то давно потерянное.
День святого Валентина, или Страсти по Цвейгу
- Я вас внимательно слушаю, - ледяным голосом буркнул в телефонную трубку Дан, готовя плацдарм для следующего действия, в зависимости от персоны звонившего: а) в раздражении бросить трубку, если это хороший знакомый, б) если это новая знакомая или деловой партнер, попросить в следующий раз звонить после десяти часов утра.
- Доброе утро, - отозвалась трубка мелодичным голосом молодой женщины, сразу не поддающимся идентификации. - Даниила можно попросить к телефону?
- Конечно можно, несмотря на то, что он работал над статьей почти до самого утра, - тянул время Дан, все-таки пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос, - точно не брюнетке, с которой познакомился вчера в Трубе, и не шатенке, из-за которой проехал три лишние станции в метро позавчера. Видно, из более ранних знакомств, но не очень близких, иначе память не подвела бы.
- Извините, пожалуйста, - смутился голос, - я позвоню попозже.
- Нет, нет! Не надо позже, - спохватился Дан. - Это я самый и есть. Просто спросонья неудачно шучу. Только не называйте меня этим длинным именем, для знакомых и друзей я просто Дан или Даню. Ночью срочно готовил статью для газеты «Зеркало недели». Мой ответ премьеру.
Ведь что это - правительство реформаторов - на словах, а на деле - кующих для нас экономические оковы. Президент должен это знать, - перевел дыхание Дан, задумавшись, полностью ли пересказать уже готовую статью или ограничиться только аннотацией.
