Шерис не отводила от него взгляда, волна боли захлестнула ее.

— Ты застрелил Слоана. Почему же ты не убил и Ньюкомба? Я убила бы!

Он повернулся к ней, потрясенный яростью в ее голосе.

— Я уже говорил тебе. Он принял слишком большие меры предосторожности. За мной охотились бы всю оставшуюся жизнь, а уж я-то знаю, каково быть дичью. Оставался только один способ отомстить Ньюкомбу: отобрать у него то, что он ценил больше всего, — его богатство.

— Но тебе пришлось так долго ждать!

— Да, долго, и нужно было все тщательно обдумать. Кроме того, я не смог бы справиться в одиночку. Ты же видела, как жители Ньюкомба смотрели на меня. Я и у тебя вызывал страх.

— Ты вел себя грубо, Слэйд. Он усмехнулся.

— Милая, я вел себя, как святой, по сравнению с тем, каким я был восемь лет назад. Проведя полжизни с единственными спутниками — страхом и ненавистью, я разучился испытывать иные чувства. А как бы я смог заставить Сэма доверять мне, если бы он знал меня как убийцу? Я должен был полностью перемениться, создать совершенно новый образ.

И я направился на восток, чтобы стать цивилизованным. Это было нелегко. Я по натуре необщителен, и мне пришлось приучать себя быть более открытым и дружелюбным. Мне очень помогло знакомство с одним французским игроком. Анри Андреви — полная моя противоположность: беззаботный шалопай, обаятельный мошенник, у него великолепное чувство юмора, в общем, как раз тот тип мужчин, в которых вы обычно влюбляетесь.

Шерис вспыхнула.

— Стоило ли тратить столько времени на то, чтобы изменить себя? Не легче ли было нанять кого-нибудь, кто позаботился бы о Ньюкомбе? У тебя имелись деньги. Возможно, так было бы проще?

— Да, но это бы меня не удовлетворило. Я не люблю, когда кто-то делает за меня мою работу. Тем более это я должен был сделать сам. Прошло пять лет, прежде чем я почувствовал, что готов.

Но когда я вернулся в Ньюкомб совершенно другим человеком, проще не стало. Люди помнили меня. Мне бы не удалось убедить Сэмюэла Ньюкомба в том, что я совершенно изменился. Тогда я решил превратиться в своего собственного брата-близнеца, чтобы одурачить Ньюкомба. — Он сел напротив Шерис; исходившее от него напряжение понемногу ослабевало. — Никто не сомневался в существовании двух братьев. Очень помогало то, что я время от времени показывался в городе под своим именем, а мы были такими разными.

— И никто не знал? Ни один человек?

— Только Билли.

— Конечно. — Она понимающе кивнула. — Когда я только приехала на ранчо, он стал рассказывать мне истории о том, как вы втроем — он, Лукас и ты — ловили вместе лошадей. — Слэйд усмехнулся, а она заметила:

— Меня только удивляет, что он ни разу не оговорился и не назвал тебя Слайдом.

— Я настаивал, чтобы он не смешивал меня с Лукасом, даже когда мы были наедине.

— Так все эти истории о тебе или, вернее, о Лукасе, жившем у тетки в Сент-Луисе, были выдумкой?

— О, у нас действительно была тетка, но такая стерва, что мы с Лукасом ненавидели ее так же, как и наш отец. У меня и мысли никогда не возникало о том, чтобы вернуться к ней.

— Ты мог бы рассказать мне все это раньше, — сказала Шерис, пытаясь осознать услышанное.

— Нет, не мог. В твоей истории было слишком много неувязок, чтобы я мог довериться тебе.

— Но ты позволил мне считать себя замужней, в то время как моего мужа просто не существовало. Как ты мог поступить так беспечно?

— Ты же все равно собиралась аннулировать брак. Помнишь?

— А какая была необходимость в том, чтобы мы со Слэйдом встречались? — поинтересовалась она. — Ты же знал, в какой ужас приводят меня эти встречи.

— Боюсь, это был чистейший эгоизм с моей стороны. Я так хотел тебя, что не мог ни о чем другом думать. Поэтому и выпустил на сцену Слайда, надеясь, что тогда ты побежишь в поисках защиты к Лукасу. Это сработало.

— Ну конечно, сработало, — кивнула она. — Лукас казался просто ангелом по сравнению со Слайдом. Да и кто бы не показался?

— Вот так это и случилось, — продолжал он. — Я не мог понять причины твоего страха, так как считал тебя вдовой, и то, как ты отвечала на поцелуи Лукаса, противоречило твоим словам. Ты отталкивала меня, но я чувствовал в тебе желание.

Шерис вспыхнула и отвернулась. Неужели необходимо все произносить вслух?

— Только позже я понял, что ты просто охраняла свою девственность. Тебе действительно следовало мне сказать, что ты девушка.

— Так что той ночью в горах братья добились своего? Конечно, Билли здорово тебе подыграл, заставив меня поверить, что вас двое. — Воспоминания потоком нахлынули на нее, и вмиг пришло озарение. — Неудивительно, что Слэйд с такой легкостью отпустил меня, когда мы добрались до места. Ты просто решил, что уложишь меня в постель чуть позже, но уже в качестве Лукаса!

— Верно. Ты не станешь отрицать, что я облегчил всем нам жизнь. Ты хотела обоих и выбрала Лукаса, но и грубый Слэйд, которого ты так боялась, тоже мог заняться с тобой любовью.

О, как бы ей хотелось отрицать услышанное, но она не могла. И он знал об этом. Это привело ее в ярость.

— Чистейший эгоизм — еще недостаточно сильно сказано о твоих поступках, — с горечью произнесла она.

— Я все равно не чувствую угрызений совести за то, что занимался с тобой любовью! Я мог бы поехать в город, в заведение Розы, и охладить свой пыл, но я хотел только тебя. Черт побери, желание пришло еще до твоего приезда, как только я увидел эту проклятую фотографию. Можешь себе представить, до чего я был счастлив, когда вместо твоей сестры появилась ты?

Ей было на удивление приятно слышать эти слова. И, по правде говоря, она нисколько не жалела, что согрешила. Но то был не он, а Лукас. Она любила Лукаса, а перед ней был другой.

— О, у меня в голове все перепуталось! Он молчал, предоставив ей возможность все как следует обдумать.

— Зачем ты явился на ранчо во второй раз? Я и без того была в ужасе, когда поняла, что ты имеешь надо мной такую же власть, как и Лукас. Ты хотел заставить меня мучиться еще сильнее?

Губы его сжались.

— Наоборот. Мне не слишком нравилось, что ты хотела обоих. Я думал. После той ночи с Лукасом ты забудешь обо мне. Но ты не забыла!

Она поразилась его резкому тону.

— Ты не можешь ревновать к самому себе, Слэйд.

— Но ты же не знала этого, Шерис. Для тебя мы были совершенно разными людьми.

— В моем сознании ты стал продолжением Лукаса, опасным и непредсказуемым… — Она помедлила, а он опять усмехнулся. — Что в этом смешного?

— Ты только что призналась, что любишь меня, голубушка.

— Вовсе нет! — с возмущением сказала она. — Я влюбилась в Лукаса, а не в тебя. — Его холодный взгляд привел ее в смятение. — О, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду!

— А почему ты считаешь, что я не тот человек, которого ты полюбила?

— Ты ведешь себя по-другому. Ты не такой хороший, как он.

— Существует только один человек, Шерис, — я. Теперь я могу быть самим собой. Никакой игры, никаких предосторожностей каждый раз, когда я хочу что-то сделать.

— Но ты всегда пугал меня в облике Слайда.

— Это было намеренно, милая. Я просто не хотел, чтобы ты уступила нам обоим, понимаешь?

Она припомнила первые две встречи, когда она едва устояла перед ним: в первый раз на ранчо, а затем в горах. Да, она чуть не уступила, и она помнила свое замешательство, когда он оба раза отпускал ее. Она помнила также выражение триумфа, возникшего в его глазах, когда она попросила оставить ее в покое. Тогда она подумала, что Слайду доставляет удовольствие унижать ее, но теперь она поняла: он радовался тому, что она сделала выбор.

— Но почему ты появился на ранчо снова? — спросила она. — Ты уже добился своего. Мы с Лукасом…

— Тогда это произошло случайно, Шерис. Я в этот день направлялся домой рано, после нашего столь бурного прощания я не мог ждать так долго встречи с тобой. Но затем я встретил апачей и понял, что не могу показаться с ними перед тобой в качестве Лукаса. У тебя вызовет недоумение подобное знакомство.