4. Антоний, явившись в Эфес (41 до н. э.), совершил торжественное жертвоприношение богине[464] и тех, кто после поражения Брута и Кассия сбежались в храм и умоляли о милости, отпустил, за исключением Петрония, бывшего соучастника убийства Цезаря, и Квинта,[465] предавшего в Лаодикее Кассию Долабеллу. Затем, созвав эллинов и другие народы, населявшие часть Малой Азии около Пергама — из них некоторые присутствовали в качестве посольства при заключении договора, другие были сюда вызваны, — он сказал им следующее: "Вас, эллины, завещал нам ваш царь Аттал.[466] Вскоре же мы показали себя по отношению к вам добрее, чем был Аттал: от той подати, которую вы платили Атталу, мы вас освободили до тех пор, пока не явилась в этой подати нужда, — ведь и у нас есть люди, ищущие популярности в народе. А когда нужда явилась, мы назначили вам сумму взноса не в зависимости от ценза, чтобы, таким образом, иметь подать в постоянном размере; нет, мы предписали вносить каждый раз известную долю поступающего урожая плодов, чтобы и в неурожайные годы не испытывать недостатка вместе с вами. Когда же те, кто взял у сената на откуп[467] эти поступления, стали вас обижать и требовать гораздо больших взносов, Гай Цезарь убавил ваши взносы на треть, а чинимые вам обиды прекратил: ведь он поручил вам самим собирать подать с земледельцев. И его, такого человека, наши лучшие граждане называли тираном, и им вы выплачивали много денег, им, убийцам вашего благодетеля, действуя при этом против нас, мстивших за него.

5. Теперь справедливая судьба окончила войну не как вы хотели, но как этого требовало право. Если бы с вами поступить как с союзниками наших врагов, то вы заслуживали бы кары; но так как мы охотно верим, что вы действовали по принуждению, мы освобождаем вас от большего наказания; однако мы нуждаемся в деньгах, в земле, в городах для наград победившему войску. А ведь в нем двадцать восемь легионов тяжеловооруженных, что составит вместе со всеми, кто еще находится в войске, свыше 170.000 человек; сверх того есть еще конница и масса других войсковых частей. По этому количеству людей вы можете видеть вместе с тем и то, в каком количестве денег мы нуждаемся. Для раздачи им всем земли и городов Цезарь и отбыл в Италию; если определить это одним словом, — он поехал туда, чтобы выселить Италию. На вас же, чтобы вы не были выселены с вашей земли, из городов, домов, храмов и могил, мы наложили взнос денег, не всех — этого вы и не могли бы выполнить, — но части их, притом самой незначительной; этим вы, я думаю, останетесь довольны. Того, что вы дали нашим врагам в два года, — а отдали вы им подать за десять лет, — будет нам достаточно, но получить мы это должны в течение одного года: этого требуют наши нужды. Вам, услышавшим от такой нашей милости, я мог бы еще прибавить только одно: ни на кого из вас не налагается такое наказание, которое равнялось бы вашей провинности".

6. Так говорил Антоний, сообщая о вознаграждении для двадцати восьми легионов пехоты. Я думаю, что указанное им число объясняется тем, что, хотя легионов было сорок три, когда в Мутине они заключали договор и давали такие обещания войску, война сохранила всего лишь двадцать восемь легионов. Эллины еще во время его речи бросались на землю, говоря, что в силу проявленных по отношению к ним со стороны Брута и Кассия принуждения и насилия они заслуживают не наказания, а сострадания; что они охотно дали бы благодетелям требуемое, но находятся в нужде из-за их врагов, которым они приносили не только деньги, но в счет денег и утварь, и украшения, из которых при них же чеканилась монета. И, наконец, просьбами они добились разрешения в два года внести подать, полагающуюся за девять лет. Царям, династам и свободным городам было предписано внести остальное, сообразно с силами каждого.

7. Когда Антоний объезжал провинцию, Луций, брат Кассия, и все прочие, бывшие в страхе и узнавшие о его милостях в Эфесе, пришли к нему с мольбой о прощении. И он простил всех, кроме участников убийства Цезаря: к ним одним он был беспощаден. Также он успокаивал наиболее пострадавшие города: ликийцев освободил от податей и советовал им заселять Ксанф, родосцам отдал Андрос, Тенос, Наксос и город Минд; города эти были вскоре отняты у них за слишком суровое с их стороны управление. Лаодикейцев и тарсийцев Антоний объявил свободными и снял с них подати, а проданных из числа тарсийцев в рабство освободил особым приказом. Афинянам, пришедшим к нему хлопотать о Теносе, он вместо Теноса дал Эгину, Икон, Кос, Скиаф и Пепареф. Проходя по Фригии, Мисии и стране галатов в Азии, Каппадокии, Киликии, Келесирии, Палестине, Итурее и остальным областям, занятым сирийцами, Антоний на всех наложил тяжелые подати и творил суд над городами и царями: в Каппадокии над Ариаратом и Сисинной, причем содействовал воцарению Сисинны, прельстившись красотой матери его, Глафиры; в Сирии он изгнал тиранов, правивших городами.

8. В Киликии Антоний упрекал явившуюся к нему Клеопатру за то, что она не приняла участия в походе Цезаря; скорее объясняя, чем оправдываясь, они указывала, что она немедленно послала к Долабелле свои четыре легиона и, имея готовую к отплытию часть флота, была задержана ветром и тем, что в очень скором времени Долабелла потерпел поражение; что она сама с хорошо снаряженным флотом отправилась в Ионийское море против Кассия, дважды угрожавшего ей, в случае если она будет сражаться в союзе с Антонием и Цезарем, воюющими против его партии; тем не менее она отправилась, не боясь Кассия, не остерегаясь Мурка, подстерегавшего ее на море; все это она делала, пока зима не принесла вообще много вреда, а ей причинила болезнь, из-за которой она и позднее не могла выступить; тем временем они уже одержали победу. Антоний, пораженный, помимо внешности, также и умом Клеопатры, тотчас влюбился в нее как юноша, хотя ему в это время исполнилось уже сорок лет. Говорят, он от природы был всегда влюбчив; также говорят, что он был увлечен красотою Клеопатры, когда она была еще ребенком, а он юношей, в звании начальника конницы, сопровождал в Александрию Габиния, руководившего походом.

9. Теперь сразу у Антония ослабел прежний его интерес ко всему происходящему: чего бы ни требовала Клеопатра, все выполнялось без всякого внимания к священному или справедливому. Так, сестру Клеопатры Арсиною, находившуюся просительницей в Милете, в храме Артемиды Левкофриены,[468] Антоний приказал убить посланным к ней людям; Серапиона, на Кипре бывшего полководцем Клеопатры, воевавшего в союзе с Кассием и проживавшего в Тире в качестве просителя, он приказал выдать Клеопатре. Точно также он приказал жителям Арада выдать еще одного умолявшего о защите. После того как брат Клеопатры, Птолемей, пропал без вести в битве с Цезарем на Ниле, этого человека держали у себя арадийцы, выдавая его за Птолемея. Жреца Артемиды в Эфесе, по имени Мегабиз, некогда приветствовавшего Арсиною как царицу, Антоний приказал привести к себе; когда эфесцы стали просить за Мегабиза саму Клеопатру, Антоний отпустил его. Так быстро изменился Антоний, и охватившая его страсть сделалась для него и началом и концом всех дальнейших бедствий.

После отъезда Клеопатры на родину Антоний послал всадников разгромить Пальмиру, город, находившийся на небольшом расстоянии от Евфрата; причины недовольства против него были незначительные: находясь на границе владений римлян и парфян, пальмирцы ловко вели свои дела и с теми и с другими, купцы Пальмиры вывозят от персов индийские и аравийские товары и распространяют их в римских владениях, — на деле же Антоний рассчитывал, что таким путем всадники могут поживиться. Когда жители Пальмиры, заранее узнав об этом, перенесли все, что было им необходимо, на другую сторону реки и, расположившись на высоком берегу ее, на случай нападения вооружились стрелами — в этом роде оружия они были особенно сильны, всадники, найдя город пустым, повернули обратно, не вступив в бой и ничего не захватив.