64. Тарсийцы распались на две враждебные партии. Одна из них увенчала Кассия, прибывшего в Тарс ранее, другая же — Долабеллу, пришедшего потом. И та и другая действовали так от имени города. Они поочередно отдавали предпочтение то одному, то другому, так что и Кассий и Долабелла жестоко эксплуатировали этот непостоянный город. Кассий, победив Долабеллу, наложил на Тарс штраф в 1.500 талантов.[417] Жители его, не имея средств уплатить и преследуемые требованиями солдат, соединенными с насилием, отдали все государственное имущество, потом перелили на монету всю священную утварь, служившую у них при процессиях, и посвятительные дары. Когда же и после этого не хватало еще некоторой части, должностные лица стали продавать в рабство свободных граждан, сначала девушек и мальчиков, затем женщин и тщедушных стариков, имевших совершенно ничтожную цену, и, наконец, юношей. При этом большинство продаваемых покончило с собою. Наконец, Кассий, вернувшись из Сирии, сжалился над находящимися в таком бедствии жителями и освободил их от оставшейся еще части взыскания. Вот какие страдания претерпели Тарс и Лаодикея.

65. Когда Кассий и Брут устроили совместное совещание, Бруту казалось наилучшим, соединив обе армии, идти вместе на более сложные дела в Македонию, так как у противников имелось в распоряжении уже до сорока легионов войска, и восемь из них переправились через Ионийское море. Кассий, наоборот, полагал, что на противников нечего обращать внимание, ибо они вследствие многочисленности погибнут сами собою от голода. Поэтому он предлагал покорить родосцев и ликийцев, находившихся на стороне противников, обладавших флотом, чтобы во время войны они не напали на них с тыла. Решив так, Брут двинулся на ликийцев, Кассий — на родосцев, у которых он получил воспитание и греческое образование. Готовясь к борьбе с сильными в военном деле людьми, он привел в боевую готовность свои собственные суда и, посадив на них экипаж, стал маневрировать близ Минда.

66. Те из родосцев, которые принадлежали к более знатному классу, были в страхе и не решались выступать против римлян. Народ же проявлял высокомерие, так как вспоминал о своих прежних подвигах в борьбе и не с такими людьми. Родосцы спустили в море тридцать три лучших своих корабля. После этого они все же отправили в Минд нескольких послов, чтобы те просили Кассия не относиться с презрением к Родосу, государству, дававшему отпор тем, кто презирал их, и к договорам, которые существуют между родосцами и римлянами о ненападении друг на друга. Если же он порицает их за отказ от союза, то они согласны обратиться с запросом в сенат и, если последний прикажет, то будут сражаться на его стороне. Так приблизительно говорили послы. Кассий ответил: все остальные вопросы должны быть разрешены не словами, а оружием; что же касается договора, то он, кстати, предписывает им не выступать с оружием в руках друг против друга; родосцы же, сражаясь в союзе с Долабеллой, уже подняли оружие против Кассия. Договор предлагает помогать в войне друг другу, а когда Кассий просил помощи, они с иронией ссылались на сенат, который ныне разбежался, будучи разогнан тиранами в Риме. Но как последние понесут за это кару, так наказаны будут и родосцы, предпочитающие собственные интересы, если только они не выполнят немедленно его приказания. Так ответил им Кассий. Благоразумных из родосцев он этим еще более напугал; народная же масса была приведена в возбуждение Александром и Мнасеем, напоминавшими, что Митридат с еще большим количеством судов напал на Родос с моря, а до этого Деметрий.[418] Родосцы избрали Александра пританом, каковая должность у них является наивысшей, а Мнасея командующим флотом.

67. Тем не менее они отправили к Кассию послом Архелая, который был на Родосе его учителем греческой философии, чтобы тот уже более убедительным образом просил Кассия. Архелай, взяв Кассия за правую руку как знакомого, обратился к нему со следующей просьбой: "Не разрушай греческого города, не разрушай Родоса, ты, свободолюбивый муж, ты, почитатель свободы. Не покрывай позором чести дорийцев, не знавших поражения с тех пор, как мы на свете существуем; не забывай о славной истории, которую изучал на Родосе и в Риме; на Родосе: сколько совершили родосцы во имя свободы в борьбе с государствами и царями, особенно теми, слывшими непобедимыми, Димитрием и Митридатом; ведь, по твоим словам, ты сам борешься за свободу; в Риме: как часто мы помогали римлянам в сражениях против разных врагов, в частности против Антиоха Великого;[419] у вас воздвигнуты памятники с надписями о наших подвигах. Вот что должно сказать о нашем происхождении и славе, о нашей судьбе, доселе не знавшей порабощения, о союзе с вами и о заслугах перед вами, римляне.

68. Ты же Кассий, имеешь и известное уважение к городу, где ты получил воспитание и образование, имел уход во время болезни, домашний очаг, которым ты пользовался, и самую мою школу, и меня, надеявшегося когда-нибудь для иных целей гордиться всем этим, ныне же ссылающегося на эти обстоятельства ради отечества, чтобы оно не оказалось вынуждено воевать с тобой, своим питомцем и учеником, и чтобы не стала перед вами обоими по необходимости дилемма: или родосцам всем погибнуть, или же Кассию быть побежденным. К этой мольбе я присоединяю еще совет тебе, который предпринял столь важное дело в интересах римской республики, всегда и во всяком деле признавать вождями богов. Ведь вы клялись богам, когда недавно, по предложению Гая Цезаря, заключили с нами договор, подкрепили клятвы возлияниями, дали нам правые руки, что имеет силу даже у врагов, не только друзей и воспитанников. Помимо богов, прими во внимание славу у людей, согласно мнению которых нет ничего хуже нарушения договоров, ибо изменяющие им теряют во всем доверие у друзей и врагов".

69. Произнеся эту речь, старец не отпустил руки Кассия, и слезы его текли на нее. При этом зрелище Кассий покраснел и испытал нечто вроде уважения; тем не менее, высвободив руку, он сказал: "Если ты не отсоветовал родосцам оскорблять меня, то ты сам меня обидел. Если же, несмотря на свои увещания, ты не мог убедить их, то я их за тебя покараю. А что я испытал оскорбление, это ясно. Первая обида: когда я, прося помощи и союза, был отвергнут людьми, моими учителями и воспитателями. Вторая: они предпочли мне Долабеллу, которого они ни вскормили, ни обучали. И, что всего обиднее, в то время, когда я, Брут и все лучшие члены сената, бежавшие от тирании, стремимся освободить родину, о, свободолюбивые родосцы, а Долабелла желает поработить ее, вы сами, сочувствуя этим людям, лицемерно утверждаете, будто стоите в стороне от нашей гражданской войны. Ибо это — гражданская война, коль скоро мы также добиваемся власти. Она стала явной борьбой демократии с самодержавием. И вы эту демократию оставили без помощи, вы, сами просящие о собственной независимости. Ссылаясь на дружбу с римлянами, вы не пожалели приговоренных к смерти и конфискации имущества без суда. Вы лицемерите, ссылаясь на сенат, который испытывает столь тяжкие потрясения и не в силах больше защищать самого себя. Да и давно уже сенат ответил вам, когда постановил, чтобы все восточные провинции оказали поддержку мне и Бруту.

70. Ты перечисляешь все, в чем вы нам, укрепляющим отечество, когда-либо помогали, за что и получили, по-видимому, в свое время милости и награды. А что вы нам не оказали поддержки, когда у нас отнимали свободу и жизнь — это ты позабыл! А вам подобало, раз вы дорийцы, даже если бы никакого соглашения между нами не было, добровольно самим начать теперь драться за римскую республику. Вместо таких действий и соображений вы ссылаетесь на договоры, заключенные с вами Гаем Цезарем, родоначальником настоящего единовластия; впрочем, и договоры говорят, что римляне и родосцы должны в нужде помогать друг другу, — так защищайте же римлян, находящихся в величайшей опасности! Я, Кассий, указываю вам на эти договоры и призываю к союзу, я, римский гражданин и римский полководец, как гласит декрет сената, где он повелел всем лежащим за Ионийским морем провинциям повиноваться нам. На те же декреты вам указывал и Брут и Помпей, назначенный сенатом командовать морскими силами. Помимо декретов, прибегали и к просьбам и все те члены сената, которые бежали одни ко мне, другие к Бруту, третьи к Помпею. Правда, имеется соглашение, чтобы римляне и родосцы помогали друг другу, если отдельные лица нуждаются в этом. Но если вы не считаете нас ни за полководцев, ни за римских граждан, но считаете за беглецов, чужих людей и осужденных, как говорят составители проскрипционных списков, то у вас, родосцы, в силе договоры не с нами, но с римлянами. Мы же, чужие и посторонние этим договорам, будем воевать с вами, если вы не подчинитесь нам во всем". Произнеся эту ироническую речь, Кассий отпустил Архелая.