71. Кроме эллинов, в числе союзников были почти все народы, обитающие по морскому берегу в восточном направлении: фракийцы, геллеспонтийцы, вифинцы, фригийцы, ионяне, лидийцы, памфилийцы, писидийцы, пафлагонцы, киликийцы, сирийцы, финикийцы, еврейское племя и с ними соседящие арабы, киприйцы, родосцы, критские пращники и другие островитяне. Были и цари и династы, приведшие свои войска: Дейотар, тетрарх восточных галатов, Ариарат, царь каппадокийцев, стратег Таксил, который привел армян, живших по сю сторону Евфрата, Мегабат, наместник царя Артапата, который привел армян, живших по ту сторону Евфрата. Принимали участие в военных тяготах и другие незначительные династы. Говорят, и из Египта было прислано Помпею 60 кораблей от царствовавших тогда в Египте Клеопатры и ее брата, бывшего тогда еще ребенком, но эти корабли, как, впрочем, и весь остальной морской флот, в битве участия не принимали и остались в бездействии у острова Коркиры. И то обстоятельство, что Помпей пренебрег флотом, следует считать величайшей необдуманностью, ибо при помощи морских сил, которыми он намного превосходил противника, он имел возможность повсюду лишать врага привозимых для него провиантов, вступив же в бой на суше, ему пришлось сражаться с людьми, которые от долгих военных трудов были в себе уверены и в битве становились словно звери. Но, видно, Помпея, который остерегался их у Диррахия, прельстило божественное наваждение, как нельзя более во время послужившее на пользу Цезаря. Ибо благодаря этому войско Помпея весьма легкомысленно зазналось и, одержав верх над мнением своего военачальника, вступило в бой, не имея опыта в военном деле. Но так распорядилось божество, чтобы установить ту власть, которая теперь охватывает все.

72. Каждый из обоих вождей, собрав войско, возбуждал его речью. Помпей при этом сказал следующее: "О, содружинники, вы сейчас скорее военачальники, чем воины. Ведь меня, желающего все больше и больше истощать Цезаря, вы призвали на этот бой. Поэтому и будьте распорядителями на этом состязании, обходитесь с врагами, как обычно обходятся гораздо более многочисленные с малочисленными, взирайте на них с презрением, как победители на побежденных, как молодые на стариков, как люди со свежими силами на сильно утомленных, сражайтесь как люди, у которых столь много сил и снаряжения и которые к тому еще сознают причины войны. Ибо мы сражаемся за свободу и отечество, опираясь на законы и добрую славу, имея стольких знатных мужей, сенаторов и всадников против всего одного человека, который желает присвоить себе верховную власть. Идите же, как вы о том и просили, с доброй надеждой, имея перед глазами то бегство врагов, которое произошло при Диррахии, то огромное количество знамен, которое мы, одержав победу, отняли в течение одного дня".

73. Так говорил Помпей. Цезарь своим воинам сказал следующее: "О, друзья, наиболее трудное мы уже одолели: вместо голода и нужды мы состязаемся теперь с людьми. Этот день решает все. Вспомните, что вы обещали мне при Диррахии и как вы на моих глазах клялись друг другу не возвращаться без победы. Это те самые люди, на которых мы идем от Геркулесовых столпов,[234] которые убежали от нас из Италии, те самые, которые нас распустили без вознаграждения, триумфа[235] и даров, нас, сражавшихся в течение десяти лет, нас, совершивших столько войн и одержавших бесчисленное множество побед, нас, приобретших для отечества 400 племен иберов, галлов и британцев. Хотя я их призывал к справедливости, они меня не послушались. И щедрость моя на них не подействовала. Вы знаете, что я некоторых отпустил, не причинив им никакого вреда, надеясь, что ими все же будет оказана нам хотя бы некоторая справедливость. За все это в совокупности вы мне сегодня воздайте, за все о вас, если вы это сознаете, попечение, верность и щедрость в вознаграждении.

74. К тому же вам, войскам, во многих трудах испытанным, одержать верх над новобранцами тем более легко, что они склонны, как мальчишки, еще к недисциплинированности и непослушанию своему военачальнику, о котором я узнал, что он со страхом и вопреки своей воле выступает в бой, так как счастье его уже склонилось и он во всем стал вял и медлителен и не столько повелевает, сколько подчиняется. Все это я говорю только об италийцах; что же касается их союзников, то о них не думайте вовсе, не принимайте их в расчет и не сражайтесь с ними совершенно, ибо сирийцы, фригийцы и лидийцы рабы и всегда готовы к бегству и рабству. Им, я это твердо знаю, и вы это сами скоро увидите, даже сам Помпей не поручит сражаться в боевых рядах. Следите только за италийцами, не обращая внимания на то, что союзники, наподобие собак, будут бежать вокруг вас и поднимать шум. Но обратив врага в бегство, италийцев как своих единоплеменников щадите, а союзников истребляйте, чтобы навести ужас на тех. Но прежде всего нужно, чтобы я видел, что вы помните свое обещание победить или умереть; поэтому разрушьте, выступая в бой, возведенные вами укрепления, засыпьте ров, чтобы у нас ничего не оставалось, если мы не победим, чтобы враги видели, что вы не имеете своего лагеря, и сознавали, что у вас нет иного выхода, как занять их лагерь".

75. Так сказал Цезарь и при этом послал все же для охраны палаток две тысячи совершенно престарелых людей. Остальные, выйдя в глубоком молчании, разрушили укрепления и свалили их в ров. Помпей, увидя это — некоторые полагали, что это подготовка к бегству, — осознал всю смелость противника и со стоном сказал себе, что им приходится тягаться со зверьми и что верное средство против зверей — это голод. Но теперь уже было поздно, положение же было критическое. Поэтому он, оставив 4.000 италийцев для охраны лагеря, сам выстроил остальных между городом Фарсалом и рекой Энипеем, там, где и Цезарь расположился напротив него. И тот и другой вождь выстроили италийцев во фронт, разделив их на три части, отстоящие одна от другой на небольшом расстоянии, а конницу расположили на своих флангах, рассеяв повсюду между ними стрелков и пращников. Так выстроили они италийское войско, ибо каждый из вождей больше всего полагался на эти силы. Союзников они выстроили отдельно, ведя их как бы только для показа. Особенно у Помпея это союзное войско было многошумное и многоязычное. И из них македонцев, пелопоннесцев, беотийцев и афинян, молчаливость и дисциплину которых Помпей одобрял, он выстроил на фланге италийцев, а всех остальных, как Цезарь и предполагал, оставил вне боевого строя по племенам, чтобы они, когда битва пойдет врукопашную, окружили врагов и преследовали их, нанося им как можно больше вреда, и разграбили лагерь Цезаря, больше уже не защищенный рвом.

76. Предводителями у Помпея были; в центре фаланги — его шурин Сципион, на левом крыле — Домиций, на правом — Лентул; Афраний и Помпей охраняли лагерь.[236] У Цезаря предводительствовали Сулла, Антоний и Домиций; сам он заблаговременно выстроился с десятым легионом, как это у него было в обычае. Увидев это, враги направили сюда лучших своих всадников, чтобы они, имея перевес в количестве, если смогут, окружили его. Поняв это, Цезарь устроил засаду из 3.000 наиболее смелых пехотинцев, которым приказал, когда они заметят, что враги бегут вокруг них, выскочить из засады и прямо метать свои копья в лоб всадникам, которые, будучи неопытными и молодыми, дорожа своей наружностью, не вынесут опасности, направленной им прямо в лицо. Так замышляли вожди друг против друга, и каждый из них обходил своих, делал необходимые распоряжения, призывая к храбрости и назначая пароли: Цезарь "Афродита Победоносная", а Помпей — "Геракл Непобедимый".

77. Когда уже все было готово, противники еще долгое время оставались неподвижно в глубоком молчании, все еще только собираясь и медля, и глядели друг на друга, которая из двух сторон первая начнет битву. Большинство было преисполнено жалости, ибо никогда еще до сих пор италийское войско в таком количестве не сталкивалось друг с другом, подвергаясь одной опасности, и, будучи избранными храбрецами обоих лагерей, они жалели друг друга, в особенности потому, что видели, что италийцы идут против италийцев. При приближении бедствия честолюбие, воспламеняющее и ослепляющее всех, погасло и перешло в страх; размышление очистило их от тщеславия, взвешивало опасность и вину, по которой два мужа спорили друг с другом из-за первенства и подвергали опасности свое счастье; два мужа, которые при поражении не смогут быть даже последними, подвергают опасности такое количество благородных мужей. Им пришло на ум, что они были до сих пор друзьями и родственниками и много друг другу содействовали в славе и силе, а теперь несут они мечи один против другого и ввергают подчиненные им войска в подобное же беззаконие, ведя друг на друга единоплеменников и граждан, соплеменников и сородичей, иногда даже и братьев. И это имело место в этой битве, ибо много противоестественного случилось, когда неожиданно столько тысяч из одного народа пришли в столкновение друг с другом. Каждый из вождей при этой мысли преисполнился раскаянием, которое, однако, при настоящем положении дела было бессильно; и, сознавая, что этот день сделает одного из них или первым или последним на всей земле, они медлили приступить к такому рискованному шагу. Говорят, оба вождя даже прослезились.