Следователь Александр Иванович прихватил один из них щепотью за спинку, развернул и уселся на светлую фанеру верхом, по-режиссерски, – затылком к прочим присутствующим на осмотре, уставясь при этом на выгороженный стульями брезентовый сверток, лежащий на каменном полу со многими выбоинами. Спустя минуту Титаренко освободился от куртки, разместив ее на спинке стула, так что она свисла полами ниже боковых проножек, а затем достал из ее кармана пачку «ТУ-134»; угостился сам и, не оборачиваясь, протянул, встряхивая, по-над правым плечом: ну? кому?
Понятые с деликатностью вывинтили по штучке из недавно початой упаковки; но так как спичек у них не нашлось, а прикурить следователь Александр Иванович не предложил никому, они, в ожидании дальнейших любезностей, принялись настойчиво разминать не имеющие в этом нужды, в меру сухие папиросы. Тогда уж и оперативник Пилихарч извлек свои – в японском портсигаре с зажигалкою, попотчевал Белодедку, а понятым огня не поднес, сколько они ни притирались рядом. Лишь обратясь с непосредственною просьбою – чего и добивался чувствительный к мелочам и подпунктам межлюдской состыковки оперативник, – понятые получили ими желаемое. Но даже и теперь Пилихарч не стал еще раз вводить в действие зажигалку, вместо этого подсунув одному из студентов собственную папироску, держа ее таким образом, что прикуривавшему приходилось ощутимо склониться перед благодетелем; к тому же оперативник норовил отнести руку раньше, чем у облагодетельствованного займется табак.
3
Следователь Александр Иванович никак не мог избавиться от злокачественной созерцательности, нагнанной на него долгими часами дороги.
Надобно было подстроиться под необходимость обычной рутинной возни, мудянки, как ее ни именуй; но Титаренко, уже заведя в себе лицемерное беспокойство тем, что ничего еще до сих пор не воспринято и не зафиксировано, все же затруднялся наскрести по сусекам энергии хотя бы на готовность заговорить о деле, выяснить у Белодедки, кто, когда, и при каких обстоятельствах обнаружил закатанный в брезент труп, попросить Толю Пилихарча вынести из машины портфель и фотокомплект – вообще с чего-то начать, определить, протокольно выражаясь, границы территории, подлежащей осмотру, от центра к периферии.
Вся предстоящая очередность была ему слишком ясна и поэтому представлялась давно завершенною и спокойно отступившею в зону отработанного и забытого; так побежденный многодневным недосыпом, прослушав трезвон будильника до полного истощения цикла или размота пружины (если будильник механический), решается полежать еще минуту, и видится ему, как он встает, одевается до пояса, чистит зубы, перекладывает ложечкою жесткие чаинки из упаковки в заварочный чайник, – а ведь он вглухую спит и опоздание неизбежно.
Титаренко рывком вперед поднялся со стула, отчего тот звучно ерзнул по камню. Подрагивая ноющими ляжками, с напряжением выпрямляя ноги, чтобы принудить подкладку брючин отстать от надколенников, он вышел в притвор церквицы-конторы, где, сцепя кисти тонких рук замком навыворот за спиною, потянулся, вскинув физиономию вверх. Прямо перед взором его очутилось не закрашенное по небрежности изображение Третьей Ипостаси – в золотой звездчатой сфере с ассистом. Написанная рядовым умельцем лет восемьдесят тому назад в виде сизяка с перламутровым брюшком, на котором выделялись поджатые пунцовые лапки, Третья Ипостась показалась следователю Александру Ивановичу каким-то голубем мира в колхозном исполнении.
– Ну, так! – произнес Александр Иванович с некоторым раздражением. – Понеслась. Давай, Валек, планомерно: что тут помещается?
– Та то была тут бухгалтерия соко-маринадного завода…
– Извини. Пойдем сядем, а предварительно попросим товарища Пилихарча вынести там, из машины, – договорились? а то уже скоро четыре.
Все положенное было наконец принесено.
Следователь Александр Иванович достал из картона с бланками подходящие бумаги; примерился к ним своею старою многостержневою ручкою немецкого производства:
– Ладно. «В помещении бухгалтерии соко-маринадного завода…» – я правильно запомнил?
– Та что вы спешите! – лопнуло терпение у Белодедки. – То ж я говорил, что оно раньше было бухгалтерия!
Титаренко с брезгливостью отстранился от повысившего голос инспектора.
– Прости. Не надо до такой степени переживать. Через примерно полчаса доктор приедет – и все пойдет целенаправленно. Но пока если есть возможность составить предварительные заметки – годится? – я бы не возражал немножко упростить обстановку.
Но упростить ничего не удалось.
Бывшая бухгалтерия соко-маринадного завода была, оказывается, заперта с 198… года на два навесных сувальдных замка. Завод, расположенный в километре от церквицы, три года назад выстроил соответствующее помещение у себя на территории. Труп неизвестного лица был обнаружен вовсе не там, где теперь находился. Через сорок минут после начала рабочего дня действовавший на участке бульдозерист Колодяжный случайно обратил внимание, что вместе с землей он загреб какого-то человека, одетого в пиджачный костюм. Выскочив из кабины, он убедился в том, что человек этот мертв, но вроде не оттого, что угодил под бульдозер (трактор МТЗ-50, имеющий прикрепленное к передней части приспособление для сгребания и разравнивания грунта).
Сбегали на завод, откуда позвонили в милицию и взяли ключи от дверей бывшей бухгалтерии, чтобы внести покойника внутрь.
Все рассказанное означало, что статическая стадия осмотра, которая состоит в исследовании объекта в неподвижном положении, – накрыласьбрезентом.
– Еще живой, думали? – осведомился Титаренко.
«В связи с тем, что обнаружившие не были окончательно уверены…», – написал он синею пастою, подчеркнул красным и обвел зеленым.
– Та чтоб он не лежал пока открыто, поскольку люди ходят, то ж надо тогда изолировать.
Следователь Александр Иванович, приспустив веки, медленно и уныло кивал.
– Несущественно; нам, татарам, все равно: что отступать – бежать, что наступать – бежать; давай теперь восстановим по минутам – плюс-минус; где-то в восемь-полдевятого они вам позвонили…
– У девять.
– Что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило. «В девять часов утра было получено…» А приехал ты?
– У десять. Фундовой тожсамое, я его узял.
– Это сержант твой? А где ж ты его прячешь?
– Та хай в отделении посидит.
– «После получения извещения…» – секундочку, – «на месте обнаружения… мл. лейтенанта… в сопровождении…»
Все эти прибаутки насчет легендарного татарского безразличия, междометия, втычки и повторы заносимых в черновой протокол фразеологических оборотов следователь Александр Иванович проговаривал тихим протяжным голосом без определенного тембра, при этом посматривая на Белодедку с такою степенью отвлечения, что инспектор то оскорбленно отгавкивался, то со злобою вскрикивал, отчего Титаренко становился все улыбчивей и неслышней.
– Ты его точно не опознаешь? Никогда не видел?
– Та он же не местный, гарантировано; с города приехал, студент какой-нибудь, этот… геолог, чи шо, – неожиданно распространился инспектор.
– Сурово ты, чувак, дедукцию применил, – позволил себе обозваться Пилихарч.
За ним и понятые тотчас же расслабились, зашуршали, а один из них даже немного подвинул свой стул в направлении стула следовательского.
Будто не понимая, с какой стороны поступили к нему эти неуместные шумы, Титаренко повел вправо-влево подбородком и, убедясь, что ему, вероятней всего, почудилось, продолжил консультацию с Белодедко.
– Умозаключения мы с тобой отражать не вправе. А почему все ж таки ты пришел к выводу?
– В него борода! Борода така, – вскричал Белодедко. – А в нас тут ни в кого у районе, хипов нема, кастров нема, чтоб у таком возрасте.
Произнеся все это, инспектор несколько пободрел, видя, что и Титаренко, и Толя Пилихарч с коллегиальною уважительностью оценили его респонсы, тем паче выраженные в забавной и ненасильственной манере.
