– Ты чего, барышня? – возвращая простыню на место, грозно спросил один из санитаров. – С ними шутить не надо…

Надя не ответила. Она вернулась на свой стул, закрыла лицо руками и поняла, что ей страшно.

«Напрасно я отпустила дядю Ваню», – подумала Надя. На утро после того, как Петр протаранил машину Кадкова, Иван Григорьевич приехал в Питер. Но он прибыл в город на Неве не один. Люба путешествовала тем же поездом, но встретились они уже на перроне. К вечеру того же дня из Новгорода на своей «трешке» прикатил Суворов в компании с Таней.

Общий сбор произошел в больнице.

Глеб рассказал, как Петр задержал убийцу. Молодой человек до сих пор не мог понять мотиваций шефа. Суворов с Таней тоже остались в недоумении. Один генерал вовсе не удивился, что его друг так странно действовал.

Наде даже показалось, что Грыжин знал что-то такое, о чем не подозревали другие, и про себя одобрял поступок подполковника.

Бывший замминистра вернулся в Москву лишь после того, как Петра из реанимации перевели в травматологию. Криминалист уехал раньше. Суворов не мог оставить работу больше чем на один день. В Питере задержались Глеб, Люба и Таня. Михеев сутками возился с машиной, восстанавливая разбитый Петром Григорьевичем «Сааб».

– Вы Надежда Ивановна Ерожина? – услышала Надя над собой хрипловатый мужской бас. Она отняла от лица руки и увидела полного мужчину в белом халате. Если бы не голос, его вполне можно было принять за женщину. Гладкие, без намека на щетину щеки, узкие щелочки заплывших глаз и маленький курносый носик больше подходили облику дамы.

– Да, я Надежда Ерожина, – подтвердила Надя и встала.

– Ничего веселого вам сказать не могу-с, – сообщил женоподобный доктор, вертя в пухлых ручках маленький блокнот.

– Веселого я и не жду. Я хочу знать, в каком состоянии находится мой муж?

– Вот-с, вот-с. В каком состоянии? – повторил за ней доктор и заглянул в блокнот. – Сильная боль по всей ноге, особенно в пальцах.

Очень скверный симптом-с.

– При чем тут нога? Удар ведь пришелся в грудь, – возразила Надя.

– Три ребра-с у него сломаны. Но ребра срастутся, – врач снова просмотрел свои записи. – Так-с. Имеется еще небольшое сотрясение мозга, но и это не смертельно-с. Недельку-с постельного режима, и мог бы гулять.

А вот нога-с…

– Что нога? – Надя пыталась добиться внятного ответа.

– Повторяю, очень-с неприятные симптомы. Высокая температурка с ознобом-с, раз.

Боль в ноге, особенно в пальцах, два-с. Сероватый оттенок тканей вокруг раны и отечность, три-с. Эти признаки указывают на возможность сепсиса. Я полагаю, для спасения жизни больного ногу-с придется ампутировать. Для операции необходимо ваше согласие.

Вот-с.

– Вы спятили? Он же сыщик! – закричала Надя.

– Не кричите на меня, Надежда Ивановна. Здесь больница-с, а не детский сад-с. Я излагаю правдивую картину болезни, а решать вам-с, – поморщился доктор.

– Его рану смотрели разные врачи, делали перевязки и не сулили ничего ужасного.

А вы говорите об ампутации?

– Возможно-с. Но вы представляете, что значит стать участником ДТП? И это после прежних-с травм. Сегодня картинка другая-с, – невозмутимо сообщил женоподобный толстяк.

– О чем же вы думали десять дней?! – Надя снова перешла на крик.

– Больной лежал в другом отделении-с.

В реанимации коллеги в первую очередь обратили внимание на позвоночник-с. Вот-с, – спокойно пояснил врач.

– Я должна дать согласие? – спросила Надя дрожащим голосом. Нервы у нее были на пределе, и манера доктора пристраивать к словам уменьшительный суффикс ее бесила. Она еле сдерживалась.

– Да, раз вы супруга, то должны дать согласие в письменной форме-с.

– Хорошо, я подумаю. – Надя взяла себя в руки, и голос ее перестал дрожать.

– На размышленьице-с у вас не больше суток, – предупредил женоподобный доктор и утицей уплыл по коридору.

Безразличие медицинского персонала поначалу Надю обескураживало. Глубоко в сознании у нее крепилась мысль, что больница – храм здоровья, а врачи – жрецы этого храма.

Но в обыкновенной городской клинике она столкнулась с совершенно другой реальностью и стала понемногу к ней привыкать.

В отделении, где лежал Петр, еще соблюдался некоторый порядок, хотя и здесь лекарства приходилось выискивать по аптекам родственникам больных и привозить докторам.

Медсестре Надя сразу сунула приличную сумму, но на следующий день пришла другая смена и ситуация повторилась. Сестры постоянно менялись, и Ерожина не всегда была уверена, что они помнят, у кого и за что брали деньги.

От символического больничного питания Надя сразу отказалась. Готовить самой в гостинице возможности не было. Ерожину требовалась особая диета, поэтому еду для него приносила из дома Таня.

Свое мнение о Назаровой Надя вынуждена была изменить. При первой встрече на даче банкира Татьяна Назарова жене подполковника резко не понравилась. Одно то, что милиционерша готова была поверить мерзкой клевете на Петра, Надю взбесило. Потом она стала подозревать, что младший лейтенант на Ерожина по-женски обижена. Но когда случилось несчастье, Назарова проявила себя настоящим другом. Она взяла отпуск за свой счет, готовила для больного протертые супы, организовала с помощью своего отца гараж для ремонта разбитой машины, поселила в родительской квартире Глеба и Любу. Все деньги уходили на ремонт иномарки, и жить в гостинице Михеевы позволить себе не могли.

– Дочка, ты чего сидишь, доктор ведь с тобой поговорил, – перебила Надины мысли медицинская сестра.

– Я бы хотела повидать мужа. Мне нужно посоветоваться с ним об операции, – сказала Надя и полезла в сумку за кошельком.

– Денег не давай. Все равно не пущу. Больной от температуры в беспамятстве. Ты о себе подумай. Бледная как смерть. Сидишь тут сутками не жрамши.

Надя медленно побрела по коридору. Люба, как и эта пожилая женщина, ее тоже ругала.

Надя вспомнила, что сестра предлагала сменить ее и подежурить в больнице. Но Надя не согласилась.

– Лучше помоги своему Михееву с ремонтом. Он один в гараже загнется, – сказала она Любе.

Люба помогала – кормила мужика, носилась по магазинам запчастей, выискивая реле, проводки, термостаты и другие мало понятные для женского разумения детали. Глеб – механик и моторист, быстро разобрался с иноземной техникой, и ремонт вступил в завершающую стадию.

Надя не заметила, как спустилась по лестнице. Она вышла из больницы и остановилась.

Дальше идти не было сил. Мысль о том, что Петру могут ампутировать ногу, подкашивала ее собственные ноги. Надя присела на мокрую лавку при больничном скверике и достала мобильный телефон:

– Глеб, Петру собираются делать ампутацию.

– Перезвони через две минуты, у меня гаечный ключ в зубах, а сам я в «яме», – попросил Михеев.

Надя подумала и набрала московский телефон генерала. Грыжина дома не оказалось.

Галина Игнатьевна сообщила, что муж в новом офисе Петра Григорьевича. Надя не знала туда номера, телефон поставили только вчера. Бригада эстонских строителей лишь два дня назад закончила ремонт офиса и теперь восстанавливала их квартиру в Чертаново.

Генеральша долго копалась в бумагах и наконец продиктовала нужные цифры.

– Сыскное бюро Петра Ерожина, – услышала Надя знакомый бас генерала.

– Дядя Ваня, что делать?! Петру хотят отрезать ногу, – сказала она и заплакала.

– Погоди, он же оклемался! – удивился Грыжин и, услышав, что Надя расплакалась, добавил:

– Ты без этого… без паники. Когда назначили операцию?

– Они мне сутки на размышления дают.

Без моего согласия резать не будут, – ответила Надя.

– Сейчас тыкву напрягу. Дай мне полчаса времени. Старый стал – быстро не соображаю, – пожаловался Грыжин.

Надя поблагодарила его и позвонила Вере.

– Господи! Что за напасть на наших мужиков! – запричитала сестра. – Моего сегодня, слава Богу, выписывают. Теперь с твоим беда. Погоди, я с Севой посоветуюсь и перезвоню. Ты по мобильному говоришь?