— Черта с два! — рявкнул я. — Половина принадлежала Джине, а я ее законный наследник!

— Ну, мы еще посмотрим! — угрожающе процедила Натали. — Роб! Роб!

Схватив сумку, мерзавец спускался по лестнице.

— Избавь меня от ужасной сцены! — даже не обернувшись, попросил он. — Это ваше семейное дело!

После ухода Митчелла я сварил кофе, и мы с Натали уселись за кухонным столом буравить друг друга яростными взглядами. Увы, я понял, что смотреть на нее и одновременно думать не получится. Зато Натали могла переглядеть кого угодно.

— Ну что, славно покувыркались?

— Не твое дело!

Желудок болезненно сжался: неужели от нее пахнет Митчеллом?

— Ну почему с ним? — стараясь не сорваться на крик, вопрошал я. — Понятно, я тебе отвратителен; после вчерашнего ты мне тоже отвратительна. Но ради всего святого, что ты нашла в этом уродце?

— Во-первых, я не обязана перед тобой отчитываться, а во-вторых, он не уродец.

— Натали, его лицо похоже на женский лобок, особенно с этой ужасной треугольной бородкой.

— Гай, я не намерена это обсуждать, просто найди себе другое жилье, и все!

— С какой радости? Половина дома моя! Презрительно усмехнувшись, она скрестила руки на груди.

— Мне что, адвоката нанять? — взбешенный таким безразличием, орал я.

— Поступай как знаешь.

— Это же из фильма «Крамер против Крамера»! Да что с тобой такое, зачем цитировать чертовы мелодрамы, неужели своих слов подобрать не можешь?! Давай поговорим как нормальные люди!

Молчание.

— Натали, у нас ведь ребенок! У нас есть Эрик, а еще я люблю тебя, дуреха, неужели для тебя это ничего не значит?

Опустив глаза, девушка разглядывала свои пальцы. Захотелось реветь, но я сдержался. Все, хватит с меня унижений! Выплеснув остатки кофе в раковину, я бросился вон из дома.

Лишь потом до меня дошло: роман Натали с телекомментатором — очередное испытание, которое я с блеском провалил. Его целью было выяснить, считаю ли я эту девушку своей собственностью. Да, считаю! Она принадлежит мне и душой, и телом!

Теперь, когда свояченица выяснила правду, терять нечего.

Я взял старый мегафон, из которого до выхода на пенсию мой приличный либерал-демократический папа обращался к товарищам по профсоюзу. Много лет этот громкоговоритель взывал к совести жестоких полицейских, уговаривал продажных редакторов и журналистов, скорбел об участи безработных шахтеров. Но сегодня ему предстояло сослужить другую службу.

Я приехал в грязный и бедный район Манчестера, где находился клуб мерзкого хлыща Митчелла. Тоже мне клуб, обычный переоборудованный склад!.. Остановив «мини» на глухой улице, я достал из багажника мегафон.

До открытия «Веранды» оставалось пятнадцать минут, но к каменному крыльцу уже тянулась длинная очередь. Группа «Пью ордер» играла в том же стиле, что и «Нирвана», так что на концерт собрались торчки со всей округи. Облокотившись на фонарный столб, я включил мегафон и обратился к собравшимся:

— Слушайте, слушайте сюда! Этот клуб принадлежит Робу Митчеллу! Роб Митчелл не рубит в музыке, он телекомментатор.

На мое счастье, большинство стоящих в очереди начали смеяться. Митчелл особой популярности не снискал, особенно среди пользующихся услугами его студии музыкантов, которые недоумевали: почему, несмотря на тысячи проданных дисков, они не получают гонорар?

— У Роба Митчелла очень маленький пенис, — к восторгу слушателей продолжал я, — а на головке прыщ, в два раз больше, чем сам пенис! Вчера вечером, несмотря на то что в Натсфорде его ждет очаровательная белокурая жена, Митчелл совал свой прыщавый член в мою подружку! Неужели вы хотите обогатить похотливого телеведущего с половой инфекцией?

Двери клуба распахнулись, и я увидел двух здоровенных черных вышибал. За их спинами прятался онемевший от удивления Митчелл.

— Повторяю, у Роба Митчелла крошечный пенис. Такой скорее трехлетнему мальчику или гамадрилу подойдет.

Посовещавшись с хозяином, ко мне двинулся один из вышибал, широкоплечий, с горящими затаенной злобой глазами.

— Пожалуйста, отойдите от здания клуба, — спокойным, довольно высоким голосом попросил он. Ясно: парень умирает от желания поработать кулаками.

— Роб Митчелл никогда не разбирался в музыке, не разбирается и не будет разбираться, — повторил я. — Роб Митчелл — телеведущий.

Не зная, на что решиться, вышибала толкнул меня посильнее, и очередь неодобрительно загудела.

— А теперь послушайте, — не унимался я, — Роб Митчелл не слишком талантливый телеведущий.

Получив какой-то сигнал, вышибала бросился обратно в здание, а я взывал к собравшимся еще несколько минут, пока у клуба не остановилась патрульная машина. Из нее выбрались два полицейских в форме и забрали мегафон. Один из них ростом под два метра, другой примерно с меня и бритый наголо.

К ним вышел осмелевший Митчелл. Ха, а вид у него расстроенный!

— Этот человек угрожал мне и приставал к посетителям, — бойко врал он. — Арестуйте его!

Полицейские спокойно выслушали обе стороны конфликта, затем высокий, повернувшись ко мне, спросил:

— Сэр, обещаете не досаждать посетителям этого заведения?

— Нет! — отозвался я.

— Ну, — вздохнул бритый, — тогда придется вас арестовать.

К этому времени «Веранда» уже открылась, и торчки потянулись к входу, начисто забыв обо мне и моем мегафоне. Глядя, как меня сажают в патрульную машину, Митчелл победоносно ухмыльнулся. Мы медленно поехали по улице, и я увидел, как он, удовлетворенно потирая руки, возвращается в клуб.

Но стоило завернуть за угол, как полицейские начали смеяться.

— У него правда маленький член? — спросил высокий.

— Микроскопический, — весело отозвался я.

— Так я и думал, — проговорил бритый. — По роже видно!

Остановившись, они вытащили из мегафона батарейки и вернули его мне.

— Мы вас не арестовываем, — объявил высокий, — только не делайте больше глупостей!

— Нет, — кивнул я. — В смысле, обещаю.

— Не надо нервничать, — посоветовал бритый, — будете расстраиваться из-за каждой мелочи — останетесь, как я, без волос.

— Верно, — поддакнул его коллега, — только жаль, с вашей подружкой так получилось…

— Спасибо, — поблагодарил я, открывая дверцу.

— Поосторожнее! — предупредил бритый, и они покатили прочь, оставив меня на тротуаре с мегафоном в руках.

Доброжелательность со стороны полицейских окончательно выбила из колеи: что это за мир, в котором самые близкие сознательно причиняют боль, а предполагаемые враги относятся по-человечески?

Рыдая, я забрел в гей-бар недалеко от станции Пиккадилли и набрался до помутнения рассудка. Смутно помню, как приятного вида усатый мужчина держал меня над раковиной, пока меня рвало пивом. Потом, сильно шатаясь, я побрел к станции с нетвердым намерением успеть на последний поезд домой. Не то чтобы не хотелось вести машину в нетрезвом состоянии, просто я не помнил, где ее оставил.

Поезд уже ушел. Пришлось выйти на улицу и ждать под дождем такси. И тут, проверив карманы, я обнаружил, что денег нет.

Я пошел пешком. Водители проезжавших мимо машин (все как на подбор с круглыми манчестерскими лицами) то и дело сигналили или опускали окна, чтобы прокричать неразборчивое ругательство. Можно подумать, ни разу пьяного с мегафоном не видели!

Один из наглецов оказался особенно приставучим: нарочно ехал медленно, свистел, кричал. Я даже глаз поднять не решался, чтобы пьяную апатию ненароком не приняли за агрессию. Хлопнула дверца, и я весь подобрался в ожидании беды, а когда схватили за руку, вырвался и, оглянувшись, увидел брата. Бен улыбался.

Неведомая сила потащила в сторону, но брат не дал упасть.

— Привет, дурень!

— Привет, привет, привет! — залопотал я. — Жутко рад тебя видеть! Видишь, на поезд опоздал.

— Неудивительно, — покачал головой Бен, усаживая меня в потрепанный «мерседес». — Время-то два ночи! А мегафон зачем? — застегнув на мне ремень безопасности, спросил он, а потом схватил папину игрушку и закричал: — Теперь послушай: ты дурак, Гай, круглый дурак!