Тут и Сергей появился из кухни, дожевывая хлеб.
— Ну вот, Юра. Я же говорил — мужик придет.
Глава 40
ТЕМНИЦА
— Фамилия, имя, отчество? — следователь держался сухо, по-деловому.
Сразу от Варламова он привез подозреваемого в Московскую городскую прокуратуру, в свой кабинет.
Сергей был спокоен и слегка ироничен:
— Значит, будем общаться на «вы»? Как прикажете вас называть? Гражданин следователь?
Геннадий парировал:
— Я думал, вы физик, а вы, оказывается, клоун. Только здесь для вас, извините, нет подходящей аудитории. У меня, как на грех, с чувством юмора туговато.
— Я вижу, — хмыкнул Сергей.
— Итак, пишу: Грачев Сергей Николаевич. Правильно?
— А вы как думаете, гражданин следователь?
— Думать придется вам. Очень крепко задуматься. О вашей дальнейшей судьбе.
— Что ж делать, если у меня линии на ладони так расположены.
— А вы знаете, Сергей Николаевич, как квалифицируется совершенное вами преступление?
— Номер статьи не знаю. Не довелось учить наизусть Уголовный кодекс. Это — первое. А второе — совершено преступление не мной.
— Любопытно. Но вы же пришли с повинной, это ваши собственные слова.
Сергея с самого утра, а вернее, с самой ночи, проведенной с Линой, не покидало хорошее настроение. И смешливое к тому же: вон как забавно раскорячился этот крабик, как напрягся. А чего, спрашивается, напрягаться? Ведь желанная добыча уже у него в клешнях.
— Мои слова? — переспросил он и вдруг пропел строчку из романса: — «Ах оставьте, ах оставьте, все слова, слова, слова!» Это Дебюсси, французский композитор рубежа веков.
— Клоун-вокалист — это уж совсем что-то новенькое, — сказал следователь. — Особенно когда на нем висит организованный бандитский налет, ограбление банка, два убийства, сопротивление при задержании.
— Вот последнее — да, с последним я согласен. В этом готов повиниться. Каюсь, вырвался, когда меня скрутили ни за что ни про что. Вот вам и явка с повинной, гражданин следователь.
Дементьев старался не показать виду, что совершенно сбит с толку.
Зачем он сдался, этот непредсказуемый Грачев?
Может, не поладил с сообщниками — слишком большую долю награбленного прикарманил, и те грозятся его «замочить? Вот и решил спасти свою шкуру на тюремных нарах.
Однако он же не дурак, отнюдь не дурак, должен соображать, какой его ожидает приговор. Так что большой вопрос — останется ли цела шкура?
А может... Может, за это время он совершил преступление еще более тяжкое и хочет скрыть это от следствия при помощи явки с повинной? Например, зверская расправа с ребенком. Ведь шестилетнего Ивана Семенова до сих пор не обнаружили. Тогда это статья 102, пункт «г», точно «вышка».
«Было, было у меня подозрение, — нервничал Дементьев, — что взял он мальчишку в качестве заложника. А что, если дело обстоит еще хуже, еще ужаснее? И планирует он теперь: потяну время, признаюсь в предыдущих деяниях, потом откажусь от признания... Дни пролетят, и, когда обнаружат тело, судебные медики уже не смогут назвать точную дату смерти. Может, ребенок слышал какой-то его разговор с подельниками? Стал опасным свидетелем?»
Если бы старший следователь знал в тот миг, как недалек он от истины. Неточность состояла только в том, что фамилию подозреваемого надо было заменить на другую: Варламов.
Сергей же продолжал паясничать:
— Есть за мной и еще один грешок, дорогой мой проницательный Шерлок Холмс.
— Какой? — насторожился Дементьев и приготовился записывать.
— Нарушение правил дорожного движения. Превысил скорость. И представьте, разбил свой собственный автомобиль. Но никто, к счастью, при этом не пострадал.
«Издевается. — Следователь с досадой бросил ручку. — А вообще-то он парень ничего. Мне такие нравятся — не теряют самообладания. Это у Грачевых, видимо, семейное, что у матери, что у сына. И чего ни на грамм у этого слюнтяя Варламова. Что ж, тем интереснее будет работать. Потягаемся, Сергей. Проверим, у кого нервишки крепче. Когда-то, во время пожара, покрепче оказались у тебя. Теперь мой реванш».
— За вами, Сергей Николаевич, числится еще кое-что помимо дорожного происшествия, — произнес Дементьев.
— А именно? Издевательство над следователем? Ну это еще доказать надо, гражданин начальник.
— Да нет, не издевательство. Ваш нынешний балаган — это, как говорится, чем бы дитя ни тешилось... Кое-что посерьезнее, гражданин Грачев. Похищение ребенка, Семенова Ивана.
— Ребенка я не похищал, — спокойно, без прежнего ерничества отозвался Сергей. — Я его просто забрал из детского сада. И отвез к своей матери. Ведь у него не осталось родственников.
— Это я знаю, — кивнул Дементьев. — Мы побывали в Мамонтовке. Но мальчик оттуда исчез. Вы не в курсе?
Сергей понял, что пора разговаривать по делу. Перестал паясничать.
— В курсе.
— А где он в настоящий момент, вы тоже знаете?
— Да. Знаю.
— И можете назвать место?
— Нет, не могу. Вернее, не хочу. Не назову, короче. И заставить меня никто не сможет. Даже под угрозой высшей меры.
Он выдержал паузу, во время которой смотрел следователю прямо в глаза.
Ни один из них не отвел взгляда.
И когда Грачев вновь заговорил, тон его изменился: стал искренним, серьезным. Сейчас он обращался к Дементьеву как к равному, на «ты»;
— Если говорить честно, Геннадий, я только из-за этого и сдался. Иначе хрен бы вы меня нашли. Речь идет как раз о судьбе ребенка. О его жизни, понимаешь? Пока настоящий преступник не схвачен, Ивану будет грозить опасность. Поэтому я очень прошу тебя, Геннадий, выслушай меня и сделай над собой усилие, постарайся поверить.
И тот, кто был по другую сторону в этой дуэли, отозвался — тоже на «ты», с неожиданным для самого себя доверием:
— Говори.
Долго, долго сидели они в кабинете. Геннадий уже не по первому разу выспрашивал подробности. А их было до обидного мало.
— Значит, ты говоришь, синий «мерседес»?
— Да, совсем новенький.
— Черт, сколько их в Москве, таких новеньких, синеньких. Как же ты номера-то не посмотрел?
— Да вот, — сокрушался Сергей. — Знал бы, где упадешь, соломку бы подстелил.