Путь лежал на юг, за море, а там как придется. Конечно, Вели-ковские мечтали через Турцию или Ирак пробраться в Палестину. Но шли долгие месяцы, а они все шли, вынужденные прятаться и от красных и от белых. Однажды в какой-то донской станице Иммануила, решившего раздобыть хлеба, арестовали казаки атамана Шкура Этот эпизод стал памятным семейным преданием. Приняв Иммануила за большевистского агента(вид у этого московского интеллигента был и в самом деле подозрительный]), казаки незамедлительно вынесли ему смертный приговор. На расстрел его повел на край станицы один немолодой казак. По дороге Иммануил Великовский зачем-то стал рассказывать ему романтическую средневековую легенду об испанском рыцаре, который перешел из христианства в иудаизм и умер на костре, отказавшись отречься от новой веры. Разумеется, эта история, совершенно непонятная казаку, не была рассчитана на то,-чтобы его разжалобить. Иммануил рассказывал ее для себя, уже прощаясь с-жизнью. Но казак понял, что имеет дело с «чудным», необычным человеком, и пощадил арестованного, велел ему отсидеться в яру до ночи, а потом уходить восвояси,Иммануил Великовскии записал родившуюся в этих чрезвычайных обстоятельствах поэму, и через пятнадщат» лет она вышла в Париже на русском языке под псевдонимом Эмануил Рам – «Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела». Может быть, этот эпизод впервые заставил его задуматься о феномене подсознательного, который ляжет в основу одной из его научных гипотез о родовой памяти человечества.
Эти скитания семьи Великовских по южным окраинам России, охваченным гражданской войной, продолжались три года. Выбраться оказалось невозможным, а возвращение представлялось в высшей степени опасным. Первым рискнул Великовсюш-младший. Он приехал в Москву в 1921 году, оставив родителей на Украине. К счастью, было уже, по-видимому, не до него. Его даже восстановили в Московском университете, и этим же летом он получил диплом врача. Год ушел на то, чтобы выхлопотать разрешение на отъезд для себе и для родителей. Тогда за кордон еще уходили пароходы, увозившие интеллектуальную элиту России – первая массовая «утечка мозгов»…,
Отец и мать Великовского сразу отправились в Палестину, где* им и предстояло окончить свои дни, а Иммануил задержался в Берлине, осененный идеей создания университета в Иерусалиме. С этой иелью он решил издавать новый журнал – ученые записки, в которых публиковались бы работы самых выдающихся ученых еврейской национальности. Название журналу он дал латинское – «5спр1а Ошуега^айз», что должно было подчеркнуть идею единства научной.корпорацян, восходившую еще к традициям средневековых университетов. Вышло несколько выпусков этого журнала (всего 237 томов), и в ходе работы по его подготовке и редактированию Иммануил Великовскии познакомился со многими выдающимися европейскими учеными, в том числе с Альбертом Эйнштейном, с которым он сохранил дружеские отношения вплоть до смерти последнего. Его помощником в это время стала молодая скрипачка Элишева Крамер, разделившая его увлеченность и бескорыстное служение идее. В 1923 году она стала его женой и бессменным и преданным секретарем, референтом, сотрудником. В предисловии к своей первой книге «Столкновения миров» Иммануил Ве-ликовский писал: «Автор часто посвящает свою книгу жене, по крайней мере, упоминает о ней в предисловии. Мне всегда виделось в этом что-то нескромное, но теперь, когда эта книга выходит в свет, я чувствую, что было бы крайней неблагодарностью не упомянуть о моей жене Элишеве, которая просидела над ней за нашим письменным столом почти столько же времени, сколько и я. Я посвящаю эту книгу ей».
В1923 году молодая семья Великовских приехала в Израиль, где уже жили родители Иммануила. Он занялся врачебной практикой, а Элишева преподавательской н концертной деятельностью. Жили сначала в Иерусалиме, здесь у Великовских родились две дочери – Сула-мифь и Руфь, В 1927 году семья переехала в Хайфу, где были прожиты, вероятно, самые счастливые годы.
Великовскии зарабатывает себе высокую репутацию в медицинских кругах. В1930 году он решил обнародовать свое первое исследование, посвященное физиологическим процессам мозговой деятельности, которые он уподобил электрическим импульсам и в связи с этим предложил новый метод диагностики эпилепсии с помощью электроэнцефалограммы. В 1930 году он поехал в-Цюрнх к виднейшему европейскому психиатру Эжену Блейлеру, который согласился написать к его статье предисловие. Здесь же он познакомился с Карлом Юнгом, бывшим учеником 3. Фрейда. В 1931 году его статья была опубликована в престижном европейской' журнале, и он получил на нее положительный отзыв от Зигмунда Фрейда, направившего письмо молодому ученому. Казалось бы, перспектива определилась полностью, имя Велн-ковского зазвучало, перед ним если не открылись, то приоткрылись двери престижных клиник и институтов. Вильгельм Штеккель, известный психиатр, ученик Фрейда, назвал Великанского «одним из наиболее высоко одаренных психотерапевтов».
В 1931 году Великовскии переехал в Тель-Авив, где продолжил свою медицинскую практику. В 1937 году он принял участие в работе Интернационального конгресса психодогов, который проходил в Праге, в это время были опубликованы две его психоаналитических статьи, прячем одна из них в престижном журнале «1та®о», основанном Фрейдом. Задумана книга, связанная с областью медицинской психологин, которой так и не суждено было появиться на свет.
Великовского увлекли совсем иные научные проблемы. Все началось с того, что он ощутил необходимость определиться в отношении Фрейда – создателя психоанализа, основателя школы, к которой до некоторого времени причислял себя и сам Великовский. Теперь, приобретя врачебный опыт к научный авторитет, Иммануил Великовский предпринял весьма дерзкий замысел -*• обратиться к личности самого Фрейда, выявить психологический механизм, который заставил Фрейда остановиться перед наиважнейшими, с точки зрения Великовского, проблемами уже не индивидуального, а коллективного бессознательного. Он начал работать над книгой, которая выходила уже за рамки собственно медицинского исследования и которая получила рабочее название «Фрейд и его герои». Непосредственным поводом для ее написания явилась книга Фрейда «Моисей и монотеизм», вслед за этим Великовскии заинтересовался и другими героями австрийского психиатра – Эдипом, Эхнатоном. Они должны были помочь ему выявить «комплексы» самого Фрейда. Для работы над этой книгой Великовскому нужны были солидные библиотеки, каких в Израиле не было. Он решил на несколько месяцев поехать всей семьей в Соединенные Штаты для завершения работы, которая казалась ему принципиально важной. „
"В 1939 году семья Великовских прибыла в Нью-Йорк. Тогда еще никто не думал, что вернуться, назад уже никогда не придется. Работа над книгой началась, а в сентябре 1939 года пришла весть о смерти Фрейда, которому уже не суждено было прочитать психоаналитическое эссе о себе самом. Книга «Фрейд и его герои» была уже практически завершена, шли переговоры с издательством, был куплен обратный билет в Тель-Авив, И вдруг… Творческие идеи часто осеняют внезапно. Для Великовского поводом стал случайный разговор о Мертвом море, о котором почему-то не упоминается в Библии. А не могло ли оно возникнуть позже, во время пока неведомой глобальной катастрофы?
Книга «Фрейд и его герои» была отложена и, как выяснилось, навсегда. Великовский вновь обосновался в библиотеках, и началась работа, которая держала его в напряжении до конца дней и которая в конце концов вывела его к дерзкой, ошеломляющей концепции древней истории, шокировавшей научное сообщество, до сих пор не определившее своего однозначного к ней отношения. Он начал работать сразу над двумя книгами. «Весной 1940 года, – писал Великовский в предисловии к книге «Столкновения миров», – мне впервые пришла в голову мысль, что в Дни Исхода, как явствует из многочисленных (фрагментов Священного Писания, произошла грандиозная физическая катастрофа я что подобное событие могло бы помочь определить точное время Исхода в египетской нстории или установить хронологию исторических событии в прилегающих странах. Так я приступилк книге «Века я хаосе» – своего рода реконструкции истории древнего мира от середины второго тысячелетия до нашей ары до появления Александра Македонского. Уже в конце этого же |940 года я почувствовал, что пришел к пониманию истинной природы и масштабов этой катастрофы и в течение девяти лет работал в двух направлениях – в области политической и естественной истории».
