Где бы я ни оказывался по приглашению колледжей и университетов, я обнаруживал, что студенты и наиболее думающие преподаватели факультетов удручены несоответствием предлагаемого обучения эпохе, когда человек уже вырвался за границы своего маленького мирка с его мелкими дрязгами и сделал первые шаги в более обширный космос, высвободив всего двадцать лет назад энергию микрокосмоса.
Научное знание прежних десятилетий, увековеченное в вузовских учебниках, заполнено устаревшими теориями, заимствованными из девятнадцатого века. Преподаватели колледжей, за немногим исключением, авторитарны из-за своей внутренней неуверенности и фрустрации. Окаменевшие теории подносятся как окончательные истины, не требующие никакой дальнейшей проверки и осмысления.
Геология преподается согласно униформисте ким принципам, сложившимся задолго до того, как океанографы и исследователи палеомагнетизма обнаружили свидетельства глобальных катастроф в недавние времена, В астрономии из большинства вузовских учебников исключены новые открытия межпланетных магнитных полей, электрических разрядов на Солнце и планетах и космической плазмы – о них порой упоминается только в предисловиях. Высокая температура и ретроградное вращение Венеры, газы, поднимающиеся с Луны, котбрая долго считалась планетой холодной, – все эти аномалии не получают никакого объяснения в ходе преподавания астрономии в колледжах.
Тревожная новая информация бесконечным потоком поступает из арктических регионов, со дна океанов и из археологических районов мира, появляются неожиданные данные лабораторий радиоуглеродной датировки, палеомаг-нитных исследований и палеонтологических находок.
Уже было предчувствие, что теория эволюции, построенная на мальтузианском принципе борьбы за средства выживания, определяющей новые особенности видов – единственном механизме, предложенном для эволюционного процесса, далека от истины. Появление совершенно новых условий жизни всего несколько десятилетий назад, практически вчера, со всеми ее факторами – радиоактивным, химическим и термическим, – требует изменения животного и растительного мира, уже подготовленного к такой задаче (мы надеемся, что это произойдет в лабораториях, а не в результате ядерной катастрофы с неизбежно последующим вырождением).
Научное здание, всего двадцать лет назад прочное и вечное, теперь все покрылось трещинами: стены деформировались или обвалились, фундамент покосился, крыша падает. Древняя история, антропология, социальные науки, философия, психология – все они переживают потрясения и коллапсы, хотя хранители этих областей знания слишком часто заявляют о том, что их основы нерушимы. Перед фасадом этих зданий стражи заявляют, что внутри все в полном порядке; где возникают разногласия, там происходит относительный мирный передел территории между конкурирующими защитниками. Например, в психологии приверженцы «школ» клянутся своими избранными мэтрами, не совершая и шага вперед, не сознавая (или не желая осознать) неизбежной необходимости стать наконец лицом к лицу с феноменом родовой памяти.
Оценка новых научных теорий ставит проблемы перед властными структурами внутри научных сообществ, с их немногими иерархами, которые держат плотно закрытыми крышки кувшинов во избежание брожения. Научная пресса ведет свою политику: она держит публику и даже научную общественность в неведении междисциплинарного значения вновь открытых фактов. Этот хор добровольных дистрибьютеров и добровольных реципиентов, увековечивающий сам себя, верхний слой живет за счет науки и почитает своих великих, только если к их фамилиям присоединяется название колледжей и институтов. Студенты чувствуют, что они отвлекают своих профессоров от «проектов», от выпрашивания денег и от писания отчетов о потраченных деньгах с просьбой о новых поступлениях. Преподаватели гуманитарных дисциплин – «вторая культура», согласно Ч. П. Сноу – завидуют естествоиспытателям и напрягают мозги, чтобы сочинить солидный проект на основе весьма тощей идеи. «Мыслители» снуют от побережья к побережью, из одного здания в другое. Происходит отток мозгов из сферы образования в промышленность. Каждый год публикуется примерно полмиллиона «научных» работ, большинство из которых имеют целью отчитаться за гранты и стимулировать дальнейшее стимулирование. Гвардия попечителей, которые сами являются питомцами этих школ, в воскресные дни заседающая на церковных скамьях, а с понедельника по пятницу состоящая на прямой связи с Уолл-стритом, назначает ректоров и деканов и смещает всех прочих.
Среди всего этого ада только в Соединенных Штатах два или три миллиона студентов, многие из которых взвалили груз на семейный бюджет, чтобы обрести преимущества высшего образования: им велят еженедельно писать доклады, механически проходить через письменные экзамены и придерживаться отведенных им границ. Беспомощные в захватившем их потоке, утрачивая свою индивидуальность, они превращаются в творцов письменных отчетов и зарабатывают очки, имея конечной целью академические берет, плащ и диплом и все прочее и пропуск в клан, где они лишь на шаг отстают от своих учителей, которые сами шагают за теми, кто впереди них в этой процессии.
Как тут не взбунтоваться?
Напуганные и растерянные
Бунт молодых был исполнен надежды – тысячелетнее царство должно было вот-вот наступить. Отращивались длинные волосы, в подражание Иоанну Крестителю, но этот бунт был направлен не только против материализма, но и против аскетизма. Все правила должны были быть нарушены, молодые и не очень молодые люди объединялись вокруг «психологии согласия», которая ниспровергла Фрейда и другие «школы»; в классных комнатах некоторых кампусов устраивались оргии в ответ на призыв отказаться от всех сдерживающих барьеров.
Наркотики, нечесаные волосы, разноцветные латки на рваных брюках, ругательства, вторгающиеся в литературу, – и облик Иоанна Крестителя оборачивается маской Хэллоуина. С помощью ножей и пистолетов юные девушки убивали неизвестных им собутыльников, на ночных оргиях Христос чествовался как суперзвезда. Но тысячелетнее царство маячило все дальше, чем когда-либо. Движение шло по инерции; круг замыкался вновь и вновь, и не было выхода из этого чистилища. Аура предшествующего десятилетия уже не казалась признаком наступающего тысячелетнето царства, а стала приметой декаданса, сигналом для расставания со всеми ценностями. Самоуверенные наркоманы объявляли себя современными пророками; наивные и невинные, подхваченные этим водоворотом, тщетно искали истинного пророка, но его не было ни за университетскими и церковными кафедрами, ни в лесах. Искалеченные во Вьетнаме были отброшены обществом, как прокаженные, перед ними закрылись все двери, и многие из них пристрастились к наркотикам еще в палатах госпиталей для ветеранов. Огни на «национальных автострадах» высвечивала ужасные картины, и гомосексуалы тут же продавали свои услуги.
«Новые левые», в рядах которых антисемиты я многие евреи, сохраняют ориентацию еще на одну супердержаву – Советский Союз. Но эта супердержава – место заключения. Все новости здесь подвергаются цензуре, и в течение десятилетий печатались только скучнейшие производственные отчеты, а писателям указывалось, что надо писать. Те из писателей, которые отказывались, попадали в тюрьму. Дважды нобелевские лауреаты исключались из литературных организаций и объявлялись отбросами общества. В фильме «Неизвестная величина», посвященном событиям в Греции, который был показан бесчисленным миллионам человек, русские ввозили в Грецию свое искусство – балет Большого театра – а американцы ввозили атомное оружие; греческие организаторы демонстрации протеста против атомного вооружения были избиты, а разрешение на проведение публичного митинга отменено. Однако в Советской России о таком разрешении никто не стал бы и просить, и оно никогда ие было бы дано. Семеро смельчаков, которые однажды собрались на огромной Красной площади, чтобы вступить в защиту свобод, были отправлены в психиатрические палаты, которые стали новой формой наказания для диссидентов, поскольку правительство избегало щекотливых ситуаций суда над людьми, все преступление которых состояло лишь в инакомыслии.
