- Я делаю?! Я думал о своей семье прежде всего! Ты знаешь что твориться в Лондоне, что пятьдесят семь дней бомбили Лондон! – он замолчал.
- Плевать! Эгоист! – она замахнулась, собираясь дать ему пощечину, но он схватил ее за запястье.
- Думай, что хочешь, дорогая. Я опять все спущу на тормоза! – она слышала, как его сердце бешено бьется.
- Тогда в этот раз мы разведемся, - прошептала она, - о, Виктор, - река хлынула, шлюзы открылись, слезы горячем потоком побежали по щекам, - Виктор, - она прижалась к нему, он обнял ее, нежно гладя волосы, - Виктор…
- Ничего, ничего. Это должно было случиться когда-нибудь, - они долго стояли прижавшись друг к другу, утешая, даря надежду на лучшую жизнь.
Дома в тесном кругу они устроили вечер памяти Рамсея Гранджа, умер последний герцог Леннокс, из их рода, следующим герцогом стал троюродный племянник Рамсея – Эрик Грандж. Диана смерилась с неизбежностью жизни, все приходит, все уходит. В боли мы и рождаемся. Но Виктора беспокоила не только личная трагедия, Октавия продолжала на него охоту. Мужчина не может вечно сопротивляться соблазну, не может не замечать вкусное блюдо стоявшее перед ним. Помогите высшие силы устоять соблазн.
Октавия нашла его на террасе. Виктор в темноте курил свои сигареты, мысли его витали далеко отсюда, и он совсем не услышал, как Октавия подобралась к нему. На ней было легкое сиреневое платье, лунный свет лишь только обнажал ее тело, просвечивая его сквозь ткань. Октавия закурила, опираясь о перила, соблазнительно улыбаясь и выгибаясь. Она томно вздохнула, подходя к нему еще ближе.
- Ваша жена далека от вас, - робко начала она, словно осторожно ступая по тонкому весеннему льду, - личная трагедия всегда портит семью.
- Неправда, - без раздражения ответил Виктор, - мы много вместе пережили за семнадцать лет. Почти не развелись, четыре года были чужими людьми, она знала о моей интрижки. Это уже нас не отдалит.
- Да, она просто святая, - Октавия тихо усмехнулась.
- Нет, просто это любовь, сеньора, - она специально подчеркнул последние слово, показывая дистанцию между ними.
Он потушил сигару, и собрался уйти. Октавия перехватила его за плечо, но он брезгливо снял ее пальцы с себя. Нет, этой женщине никогда не получит этого мужчину. По мимо зла в мире еще жила любовь. Та любовь, что вызывает жалость и чувство неполноценности у других. Ее, хрупкий цветочек, может сломать сильный ветер, но ее можно защищать, потому что с годами хрустальный цветок превращается в стальной.
₪
Весна - осень 1941.
Письма с Ближнего Востока приходили редко, Мария порой боялась их читать, боялась смотреть стопку почты, приходившая и из Аргентины, и с других концов страны, найти среди них похоронку из Египта. На Ближнем Востоке немцы стремились взять под опеку все нефтеносные армии, подчинив Францию, Гитлер получил ее протектораты, если он завоюет Англию, следующим станет Иран, а потом… страшно подумать, что случиться потом. Всю весну Югославия дралась за свою свободу, уже пол-Европы лежало у ног немцев, а у Британии уже почти не было сил держаться и бороться. Письма из Аргентины почти перестали приходит, в море разворачивались жестокие бои. Германия еще мечтала отрезав все морские пути Англии сломить ее окончательно, с другой стороны Япония ломилась в англо-французские колонии, подчиняя одну за одной, оставляя за собой лишь выжженное поле. Мир дрожал и готов был рухнуть под натиском темных сил. 22 июня рано утром Германия напала на СССР. Вильям приносил дурные вести, то там, то тут противники Гитлера несли поражения. Новое десятилетие началось печально.
- Мам, нам нужно поговорить, - начал Джастин, ему уже было восемнадцать. Высокий статный юноша, похожий на свою мать в отличии от Кевина. Мария замерла, убирая руки от лица, смотря на него с невозмутимым спокойствием.
- Что-то произошло? – Мария скрывая настороженность в голосе, ощутила дрожь в теле, боясь то, чего он скажет ей.
- Я хочу к Кевину, на войну, - Мария изобразила жалкую улыбку, чувствуя, как в ней поднимается гнев, что она готова задушить его за такое.
- Ты не понимаешь…
- Боже мой, все я понимаю, - Джастин вынул из внутреннего кармана кожаной куртки какую-то бумагу, - отец мне помог, меня направляют в часть Кевина.
- Это сумасшествие, - возразила Мария.
- Нет, мама, это мое решение. Мир дрожит, но его еще можно спасти, - он подошел к ней, обнимая ее за плечи. Он был выше ее ростом, поэтому ее голова легла к нему на широкую грудь, он погладил ее скованные плечики, утешая и подбадривая, - ну, прости меня. Если мы умрем, ты можешь гордиться мной и братом.
- Ты знаешь, какого это пережить своих детей? – Мария вздрогнула.
- Знаю, я видел тетю Аманду, но ты сильная, мама, ты же дочь лорда Хомс, помнишь? – он тихо засмеялся.
- Помню, - прошептала она.
- Я тоже это помню, - Джастин прижал Марию еще сильнее к себе.
Он уехал через две недели в Египет, к брату. Прошлым летом итальянские войска решились завоевать Судан и Кению, и отобрать у Англии Сомали. Кевин Трейндж оказался в гуще событий, он вместе с эфиопским партизанами его отряд освобождал завоеванную еще до этой кровавой бойни. Итальянцы бежали, как последние трусы, бросая технику. К этому лету Восточная Африка была свободна, это, конечно, была победа, но это победа блекнул на фоне поражений. Тяжелее все обстояло в Египте и соседних французских владениях. Осенью в прошлом году Кевина перевили в Египет, участвовал в боях против наступавших сил итальянцев, защищая границы британского владения. Декабрь 1940 и февраль 1941 стали самыми страшными месяцами в жизни Кевина, его товарищи умирали, он видел смерть каждый день, и это причиняло ему неимоверную боль. Огромная армия «Нил» смогла очистить Египет, Муссолини испугался, прося помощи у своего «друга». До Кевина Трейнджа доходили печальные новости, армия Роммеля выбила англичан из Ливии в марте 1941. Летом враги опять стояли у границ Египта
Когда Джастин приехал в часть, он быстро нашел брата. Кевин сидел со своими товарищами, чистил сапоги, и они что-то бурно с ругательствами обсуждали. Джастин бросил свой тюк в казарму. Они находились в Александрии, дух древности и востока одурманивал и обострял все чувства. Его брат не был совсем рядовым солдатом, его уважали, его геройству поражались все. Джастин всего покорял всех своим обаянием и общительностью, он легко находил общее темы с людьми. Попав в элитную часть базы, Джастин не ощутил себя чужим, он же еще один сын лорда Трейнджа. Имея прекрасную физическую подготовку, и пройдя школу лицемерия в Берлине, Джастин заработал превосходную репутацию среди арамейских товарищей. Деятельность отца приносила свои плоды, благодаря жизни то во Франции, то в Германии, он свободно мог говорить. И в отличие от своего старшего братца он мог быть не просто воякой, а разведчиком, и командование умела на него свои планы. Кевин, даже с его желанием делать политическую карьеру, не мог соперничать с ним в части дипломатии. Там в Берлине Кевин получил благосклонность нацисткой элиты, кривить душой он мог, но иногда Кевину не хватало духу сдержать себя, и чтобы не наломать дров, он просто тихо уходил по-английски. Джастин же всегда легко находил компромисс, из него бы получился бы стоящий политик, это даже отметил Черчилль. Вильям не зря его сюда отправил, младший сын, если выживет, пройдет блестящую дорогу политика или дипломата.
Однажды вечером он вышел прогуляться, подышать теплым южным воздухом. Он шел, поскрипывая гравиям, увидев в окне медицинского пункта два силуэта. Он подошел ближе. Красивая медсестра марокканка Надин обнималась с его братом. Надин была прелестна, еще в первую их встречу Джастин успел разглядеть ее, темные арабские глаза притягивали его, а волосы как червленое золото говорили, что она совсем не арабка, позже он узнал, что ее отец являлся испанским начальником, а мать арабкой. Внебрачная дочь легко относилась к подобным романам. Надин стояла в одном нижнем белье, она опустилась на колени перед Кевином, у Джастина захватил дух. Конечно, у него были подружки, но таких вольностей они себе не позволяли, все было более невинно, чем сейчас. Он развернулся и ушел.