88 Воспитанник природы дикой, Не проливал я детских слез, И бремя бедности великой, Как бремя царственное нес. Застенчивый ребенок, И тем утешен я бывал, Что мир, и красочен, и звонок, Передо мною расцветал. Я молча шел своей дорогой, Мечтою сердце обольстя, Молчаньем бился я с тревогой, Таил печаль, не как дитя. 19–20 июля 1894 89 За окном пробежали ребята, Прозвучали их крики и смех. Для души моей были когда-то Эти крики — источник утех. А теперь на беспечное детство Я с холодной тоскою гляжу, И мое роковое наследство Беспечальной игрой не бужу. 25 сентября 1894 90 Вина неискупленная, Болезнь неисцеленная, Обида неотмщенная, Тоска непобежденная, Услада беззаконная И цель недостижённая, — Вот, жизнь, твои дары! Бессонные томления, Больные угрызения, Безумные кипения, Борьба без одоления, Напрасные лишения И смерть в объятьях тления, — Вот что тебе несем! 2 октября 1894 91 Опять… Сердце мое изнемогшее Резкою болью пронизано Опять. Бледен стою без движения, Переживая страдания Опять. Замер в тоске утомительной. Резкая боль возвращается Опять. 4 октября 1894 92 Трепетно падают лилии белые В бездну забвения, черную, мглистую. Тихо поникли мечты помертвелые. Вспомнил я чью-то улыбку лучистую. Смутно мерцают огни. Кто-то проходит. Взгляни! Что это? Страшное, гневное, злобное Веет тоскою и веет отчаяньем, Смерти таинственной странно подобное, Полное зноем и диким страданием. 22 октября 1894 93 Умертвили царицу мою, Схоронили в могиле немой Чаровницу мою. Я глубоко печаль затаю, Замолчу перед злою толпой. Спи в могиле, царица моя, До желанной и светлой весны, Чаровница моя! Вешней молнии брызнет струя, И прольются весенние сны, И разбудят царицу мою, Воззовут от могильных ночей Чаровницу мою. Я глубоко тоску затаю, Я не выдам печали моей. 9 ноября 1894 94 Давно уж я покинул Сину, Столицу королевства Рэй, Но помню странную картину, Красу дворцовых галерей; Толпу торжественного бала Она делила пополам, Господ в мундиры наряжала, И обнажала милых дам. Кружились господа и дамы. Пажи нагие у колонн Смотрели пристально на шрамы У высеченных дев и жен. Направо, теша королеву, Ведущую на четках счет, Пажи наказывали деву Двумя лозами впереплет. Налево, пред инфантой юной, В весельи после семи чаш Перебиравшей лютни струны, Совокуплялся с дамой паж. А в глубине к столбу прикован, С презреньем озирая бал, Кнутами весь исполосован, Казнимый мученик стоял. 24 февраля 1895 95 На улице пылью запахло. Мне больно и сладко вздохнуть. Зимою мучительно чахла Моя утомленная грудь, В ней сердце так больно сжималось, Я думал: «Не надо мне жить!» И горько душа порывалась Ненужные дни погубить. Дыхание улицы пыльной Мне снова пророчит весну, И, может быть, грудью бессильной Я скоро без боли вздохну. 20 марта 1895 ………………………………………………………………… Свистали, как бичи, стихи сатиры хлесткой, Блистая красотой, язвительной и жесткой. ………………………………………………………………… Цензурой оскоплен нескромный мой роман, И весь он покраснел от карандашных ран. Быть может, кто-нибудь работою доволен, Но я, — я раздражен, бессильной злостью болен, И даже сам роман, утратив бодрый дух, Стал бледен и угрюм, как мстительный евнух. ………………………………………………………………… И, бледный декадент, всхожу я на ступени, Где странно предо мной зазыблилися тени, Таинственным речам внимаю чутко я, И тихих сумерек полна душа моя. Смеясь моей мечте жестоко и злорадно, Мне люди говорят, что тайна неразгадана, Что мистицизм нелеп, что путь науки строг, Что смертен человек, и что развенчан Бог. 24 марта 1895 вернуться Свистали, как бичи, стихи сатиры хлесткой… — Речь идет о первом романе Сологуба «Тяжелые сны» (впервые: Северный вестник. 1895. № 7–12; отд. изд. — 1896). Сатирические стихотворения за 1895–1896 гг., направленные против романа, не обнаружены. По-видимому, в мартовском стихотворении (т. е. еще до журнальной публикации романа) Сологуб пытался сделать прогноз на будущее «Тяжелых снов» в критике; прогноз вполне подтвердился. Его произведение осуждалось за «проповедь разврата и преступления» (Русский вестник. 1896. Сентябрь. С. 248); в обзорах и рецензиях о романе писали в резком, уничижительном тоне: «В появившемся начале „Тяжелых снов“ перед читателем проходит Бедлам, пациенты которого страдают самым отвратительным видом нервного расстройства — эротоманией» (Книжки Недели. 1895. Август. С. 233); «декадентский бред, перепутанный с грубым, преувеличенным и пессимистическим натурализмом» (Русская мысль. 1895. Декабрь. С. 637); «Курьезное литературное произведение, простая беспочвенная выдумка» (Русский вестник. 1896. Сентябрь. С. 248); «бессмысленно-кровавый роман» (Новое слово. 1896. № 1. Октябрь. С. 105). Цензурой оскоплен нескромный мой роман… — При журнальной публикации в текст романа были внесены изменения редакторами и самим автором под давлением цензуры. В ноябре 1895 г. Сологуб писал Л. Я. Гуревич: «В начале месяца я слышал от А<кима> Л <ьвовича>, что он намерен вынуть из последней части романа все „слова“, вредные в цензурном отношении, но так, что от этого роман „нисколько“ не пострадает в художественном отношении. О том, что будут вынуты целые страницы, притом такие, которые в прошлом году А<ким> Л<ьвович> признавал в числе главных в романе, мне „никогда“ не было раньше сказано. <…> В письме Вашем Вы изволили объяснить мне, что напечатали бы это место, если бы „жили при совершенно иных условиях“ (напр<имер>, — я так объясняю себе, — при ином цензурном уставе и при ином правительстве)…» (Сологуб Ф. Переписка с Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынским / Публикация И. Г. Ямпольского // Ежегодник на 1972 год. С. 118). |
