– Один, два, три…
Устному счету в Зоне иногда доверять надежней, чем любому хронометру.
Пригоршня с Шустрым подбежали ко мне и уставились на таз. А тот словно таял в вязком месиве, от него валил дым, по поверхности расплывались разноцветные пятна. Там явно шла какая-то очень сложная реакция. Обрывки растения мгновенно почернели и свернулись в ломкие спирали. Органике химическая жидкость была явно противопоказана, а я все считал. Наш бравый боец Пригоршня таращился то на таз, то на меня, кашлял, утирал выступающие слезы и удивлялся. Зато Шустрый, похоже, уловил идею. Мы с ним тоже пролили немало слез над умирающим тазом – у берега ядовитые испарения были очень плотными.
На счете «семнадцать» оставшийся от таза сюрреалистический дымящийся огрызок перевернулся и канул в химию. Жертва была принесена.
– Можно успеть, – объяснил я свою мысль бравой десантуре. – Мы наполняем какую-нибудь тару этой дрянью, бегом к двери и выливаем. Железо разъедается, мы входим. Главное, не пролить по дороге, чтобы тара сама выдержала. Вопросы есть? Вопросов нет.
Возиться с едкой химией никому не хотелось, но других идей не было. Нашелся длинный стальной прут, ржавый, но толстый и прочный. Пригоршня, поднатужившись, сумел загнуть его конец крючком. Шустрый приволок проволоку, я этой проволокой примотал к загнутой железяке найденную во дворе канистру и опять пошел к берегу. Спутники глядели на меня с надеждой, но не забыли отойти подальше, когда я встал над потоком. И с безопасного расстояния наблюдали, как я зачерпываю химию. Шустрый громко считал вслух, а Пригоршня прокричал:
– Мы тебя, Химик, морально очень поддерживаем, так и знай!
Когда канистра погрузилась в жижу, повалил пар, резче пахнуло ядовитой гадостью, на поверхности стали вспухать радужные пузыри.
Я не стал ждать, пока она наполнится доверху, – бурда вовсю принялась разъедать стенки, и я опасался, что не донесу емкость до двери. Да и тяжело же, блин! Выждав до счета «пять», выдернул канистру из потока и побежал к зданию. Прут упруго изгибался, канистра качалась, с нее лилась вязкая масса, но я не глядел, успела ли она проесть дно канистры или просто с боков обтекает. Когда добежал к двери, Пригоршня сказал: «Девять…»
Тут-то началось самое веселое. Как перевернуть канистру, чтобы потекло? Об этом-то я не подумал, умник! Но Пригоршня проявил невероятную для него смекалку – подскочил и обломком доски приподнял дно канистры. Химия, радужно посверкивая и переливаясь, хлынула на дверь. Повалил пар. Я был готов: зажмурился и затаил дыхание, но слезы сами собой хлынули между веками. Если сделаю нормальный вдох – умру на месте! Пригоршня сопел рядом, и досчитать до семнадцати было некому. Хотя оставшийся стоять в сторонке Шустрый, кажется, все же считал, но за шипением и бульканьем мы его не слышали.
Ржавый прут в моих руках подозрительно зашевелился, я догадался, что самодельному черпаку пришел конец, да и легким он стал – вылилось содержимое из канистры. Развернулся, отпихивая Пригоршню, и припечатал канистру к решетке, закрывающей ближайшее окно. Пусть и там химия поработает.
Несколько секунд мне удалось продержать огрызок канистры у решетки, потом она стала разлезаться, как промокший картон, осыпаться мягкими клочьями. Мы с десантником резво отскочили назад к Шустрому, а жижа шипела и плевалась брызгами на окне и на двери. Их ненадолго заволокло едким туманом, а когда он развеялся, мы подошли осмотреть результаты. На двери там, где плеснуло гуще всего, образовалась дыра. Никогда не видел, чтобы сталь горела, но к краям дыры лучше всего подходило слово «обугленный». Дверь в этом месте почернела, истончилась… жаль только, дыра оказалась маловата. Под дверью на земле шипела и пузырилась мутная лужа.
– Кошка, может, и пролезет, – вздохнул Шустрый, оценив размеры отверстия.
Зато мой запасной вариант, с окном, сработал несколько лучше. Прутья истончились, ржавчина с них слезла, и вообще они имели такой вид, будто их грызла стая мутантов, питающихся исключительно сталью. Огрызок оконного стекла позади решетки казался удивительно чистым, на стекло эта химическая дрянь не подействовала, зато всю грязь слизала начисто. Капли мутной жижи подрагивали на решетке и на бетоне вокруг окна, они шевелились, словно живые, – химическая реакция еще продолжалась. От капель струился дымок.
– Ну вот, – довольно сказал Шустрый. – Хоть с дверью и не сладилось, но решетку если теперь рвануть посильнее… Десантура – настало твое время!
Я согласно кивнул. Пригоршня из нас троих был самым здоровенным – ему и ломать. Шустрый нас сюда привел, а я мозгами поработал. Пусть теперь здоровяк работает руками.
Но Пригоршня отступил на шаг и помотал башкой:
– Вы чего? Я к этой штуке не прикоснусь! Чтоб она мне руки по плечи разъела?
Шустрый окинул взглядом двор, приглядел обрезок трубы и пошел к нему.
– Давай, Пригоршня, – сказал я. – Теперь твоя очередь. Архимед с его законом рычага тебе в помощь.
Шустрый принес трубу, десантник тяжело вздохнул и взялся за нее. Осторожно подошел к решетке, как охотник в джунглях подходит к ядовитой змее. Медленно, то и дело озираясь на нас, подсунул край трубы между прутьями, закрывающими окно. Мы с Шустрым закивали, сталкер показал бойцу большой палец – мол, давай, пока что все идет отлично!
Пригоршня нажал, решетка не шевельнулась. Это пробудило в нем азарт, и он навалился по-настоящему. Всунутая между прутьями железяка скрежетала, с нее клочьями летела ржавчина, шипела, угодив на потеки химической гадости под окном.
– Сейчас… – прохрипел десантник, – сейчас ты у меня…
И тут дело пошло. Один прут стал быстро гнуться, другой с лязгом сломался, и обломок, вращаясь, полетел в строну. Мы с Шустрым отпрянули, Пригоршня крякнул и присел. Железка плюхнулась в Яр, взметнулся фонтанчик вязкой химии, пошел дымок, чуть сильней пахнуло ядовитыми испарениями. Пригоршня выпрямился и приступил к новой паре прутьев.
Через пару минут все было готово. Пригоршня трубой повыбивал остатки стекла в раме, с видом победителя глянул на нас и полез первым.
В гулком бетонном зале воняло, кажется, даже сильнее, чем во дворе. Бурда медленно вытекала из трубы, уходящей в стену, и разливалась в прямоугольном бассейне, который занимал почти все помещение. Было полутемно, вдоль стен шли узкие бордюры, по которым можно было пройти в дальний конец зала. На таком бордюре мы и оказались, пробравшись в окно. Под потолком что-то негромко шелестело и чавкало, но разглядеть, что там происходит, невозможно – зал высоченный, а окна низко. В сумраке у потолка угадывалось какое-то вялое движение.
Пригоршня глянул под ноги и покачал головой. Жижа медленно шевелилась под ним, побулькивала и по-чавкивала.
– Давай, чего встал? – перехваченным голосом прикрикнул Шустрый. – Воняет, сил нет! Идем к выходу на той стороне, видишь, там площадка пошире и проем? Скорей!
Пригоршня, прикрывая лицо рукавом, что-то промычал в ответ, но все-таки пошел, опасливо косясь на ядовитую массу, которая колыхалась в метре от ботинок. Я отлично понимал десантуру, здесь было очень не по себе. Это место принадлежало даже не Зоне, это были владения Химии, чуждой всему живому. Не зря Шустрый подметил, когда вошли во двор: даже мутанты сюда не забредают. И ни одной аномалии не видно.
Когда вниз срывались куски слежавшейся грязи, химия булькала, шипела и выпускала струйки зеленого пара. Мы шли за десантником. Наконец Пригоршня с облегченным выдохом спрыгнул с бордюра на широкую площадку и поспешил к двери, ведущей из зала с бассейном. Следующее помещение было куда меньше, с низким потолком, и почти сплошь заставлено прогнившей тарой. Один ящик развалился, и под слоем пыли тускло блестело стекло. Какие-то банки, что ли… Особо я не приглядывался, мы все торопились убраться как можно дальше отсюда.
– Откуда все-таки эта гадость берется? – бормотал Пригоршня. – Что, вот так прям течет и течет бесконечно и поток не прекращается? Колдовство!
