Я смеюсь, хотя думаю о той десятилетней Марго, которая была влюблена в десятилетнего меня.

— Так вот, — продолжает она, — Квентин с Марго и Мирной Маунтвизель расследуют таинственную смерть Роберта Джойнера, который погиб так же, как и в реальности, за исключением того, что явно не сам застрелился, а кто-тоему помог. Ну и мы пытаемся разузнать, кто это был.

— И кто же?

Она ухмыляется:

— Ты что, хотел бы услышать?

— Ну, — отвечаю я, — я предпочел бы прочитать.

Марго раскрывает блокнот и показывает мне страничку. Понять ничего нельзя, и не потому что у нее плохой почерк, а потому что поверх горизонтальных строчек идут еще и вертикальные.

— Перекрестная штриховка, — говорит она. — Всем, кроме Марго, читать сложновато. Так что придется рассказывать, но ты сначала пообещай, что не разозлишься.

— Обещаю, — говорю я.

— Выясняется, что преступник — брат бывшей жены Роберта Джойнера, которая любила выпить. Он сошел с ума, потому что им завладел дух злобной домашней кошки, которая жила еще в Древнем Египте. Классный сюжет, я же сказала. Так вот, мы с тобой и Мирной Маунтвизель находим убийцу, он пытается пристрелить меня, но ты бросаешься под пулю и героически умираешь у меня на руках с простреленной грудью.

Я хохочу:

— Отлично. Начало было такое многообещающее: я, влюбленная в меня красавица, тайна и интрига, а потом меня замочили.

— Ну да. — Марго улыбается. — Но я просто вынуждена была тебя убить, потому что иначе нам под конец оставалось только заняться этим самым, а в десять лет я была не готова такое писать.

— Справедливо, — соглашаюсь я. — Но когда будешь редактировать, пусть уж между нами хоть что-нибудь произойдет.

— Ну, разве что после того как тебя застрелят. Может, я поцелую тебя перед смертью.

— Очень милосердно.

Я мог бы встать, подойти к ней и поцеловать ее. Мог бы. Но этим мог бы так много испортить.

— В общем, я закончила свой детектив в пятом классе. Через несколько лет я решила сбежать в Миссисипи. И стала записывать план побега поверх этого старого сочинения, а потом уехала — укатила на маминой тачке за тысячу миль, оставив в тарелке подсказку. Сама поездка мне и не понравиласьдаже — было невероятно одиноко. Но меня жутко радовал тот факт, что я сделала это. Поэтому я стала планировать еще — всякие приколы, как свести конкретных девчонок с конкретными пацанами, украсить дома туалетной бумагой, всякие новые секретные поездки и все такое. К началу первого курса я исписала полблокнота и тогда решила, что делаю еще одну крупную штуку и уезжаю.

Марго собирается продолжать, но я вынужден ее перебить:

— Слушай, а дело в месте или все же в людях? Ну, если бы люди были другие?

— А как можно отделить одно от другого? Люди — это место — это люди. Да в любом случае, по-моему,дружить там больше не с кем. Я думала, что все либо напуганные, как ты, либо просто внимания не обращают, как Лэйси. А…

— Я не такой уж и напуганный, как ты думаешь, — возражаю я. И это правда. Я понял это только после того, как сказал, но тем не менее.

— Погоди, я сейчас дойдуот этого, — говорит Марго, чуть не плача. — Так вот, когда я училась на первом курсе, Газ отвез меня в Оспри… В этот заброшенный торговый центр. И потом я стала регулярно ездить туда одна, просто тусоваться и планы свои писать. И к последнему курсу у меня уже все мысли были только об этом окончательном бегстве. Не знаю, может, из-за того что я эту свою старую писанину перечитала, но я решила включить в свои планы тебя. Я решила, что мы будем все это делать вместе — ну, в «Морской Мир» влезем, например, — хотела, чтобы ты перестал быть таким пай-мальчиком. Я рассчитывала на то, что эта ночь тебя раскрепостит. А потом я исчезну, а ты запомнишь меня навсегда. План получался страниц на семьдесят, и я уже была готова к его реализации, все в нем сходилось очень хорошо. И тут я узнаю про Джейса и принимаю решение сматываться. Немедленно. Диплом мне не нужен. Какой в нем смысл? Но сначала надо подогнать план под изменившиеся обстоятельства. И поэтому я весь день сижу с блокнотом, редактирую, включаю в свой прикол Бекку, Джейса, Лэйси и остальных, кого я ошибочно считала друзьями, чтобы показать им, как я их всех ненавижу, прежде чем бросить навсегда. Но мне все равно хотелось, чтобы рядом был ты. Меня еще прельщала мысль сделать тебя хоть немного похожим на крутого героя моей детской сказки.

— А потом ты меня удивил, — продолжает Марго. — Я все эти годы считала тебя бумажным мальчиком: ты казался мне двухмерным, и как персонаж, и как человек — в жизни ты был, конечно, другой, но все же плоский. Но в ту ночь ты вдруг оказался настоящим. И все это получилось так необычно и прикольно, что я, вернувшись утром к себе в комнату, начала по тебе скучать.Мне хотелось зайти к тебе, побыть с тобой, поговорить, но я уже решила, что уеду, поэтому надо было ехать. В последнюю секунду мне в голову пришла мысль завещать тебе Оспри. Показалось, что, если ты туда попадешь, то сможешь изжить в себе внутреннего трусишку. Думать пришлось очень быстро. Я налепила постер с Вуди на жалюзи, обвела песню на пластинке, подчеркнула две строчки в «Песни о себе» не тем маркером, каким пользовалась, когда читала ее для себя. А когда ты ушел в школу, я забралась к тебе через окно и засунула в дверь записку. Потом сама поехала в Оспри — отчасти потому что еще не была готова уехать, отчасти потому что там надо было прибрать, прежде чем туда попадешь ты. Пойми, я не хотела,чтобы ты переживал. Поэтому я закрасила надпись — я не знала, что ее все же удастся прочитать. Вырвала страницы из календаря, которыми пользовалась, сняла карту — она там висела с тех самых пор, как я нашла на ней Ээгло. А потом я поняла, что устала и мне пока некуда ехать, и легла спать. В итоге я там две ночи провела, с духом собиралась, наверное. А еще, может, надеялась, что ты быстрее найдешь. Но потом я все же поехала. Добиралась сюда двое суток. И с тех пор тут живу.

Мне кажется, что она закончила, а у меня оставался еще вопрос.

— А почему именно сюда?

— Бумажный город для бумажной девчонки, — говорит Марго. — Я впервые узнала об Ээгло из книги «интересных фактов», которую прочла лет в десять-одиннадцать. И постоянно о нем вспоминала. По правде говоря, когда я ходила в «СанТраст», включая нашу совместную вылазку, я размышляла не о том, что все из бумаги. Я смотрела вниз и думала, что бумажная я сама. Это я хлипкая, это меня можно смять, а не все остальное. И вот в чем секрет. Людям нравится этот образ бумажной девчонки. Всегда нравился. И хуже всего то, что он притягивал меня саму. Я его культивировала, понимаешь? Это же здорово — воплотить в жизнь тот образ, который нравится всем. Но я сама до конца не могла поверить в свою бумажность. А Ээгло — то самое место, где бумажное становится реальным. Точка на карте стала настоящим городком, куда более настоящим, чем могли себе представить те ребята, которые ляпнули его на карту. И я подумала, что вырезанная из бумаги девочка тут тоже сможет обрести настоящую жизнь. Я таким образом хотела сказать той, которой нужно было внимание и тряпки, и вся остальная мишура: «Ты едешь в бумажный город. И никогдабольше не вернешься».

— Ты написала это на стене, — говорю я. — Господи, Марго, я столько заброшенных поселений объехал в поисках твоего тела. Я правда… правда думал, что ты умерла.

Она встает, какое-то время роется в вещах, потом берет «Под стеклянным колпаком» и читает вслух:

— «Но когда дело дошло до того, чтобы приступить к этому самой, кожа на запястьях показалась мне такой белой и такой беззащитной, что я не смогла решиться. Мне почудилось, будто то, что я вознамерилась умертвить, обитает вовсе не под кожей и вовсе не в тонких синеватых прожилках вен, напрягшихся, когда я сдавила себе запястье, а где-то в другом месте, гораздо глубже, — и добраться туда будет гораздо труднее». [7]— Она снова садится рядом, лицом ко мне, мы так близко, что соприкасается ткань наших джинсов. — Я знаю, о чем речь. Я знаю, что там, глубже. Внутренние трещины. Расколы внутреннего мира, где не сходится одно с другим.