— Андрей Васильевич, проверьте! — приказал Романов полковнику. То, что это генерал Романов, я понял сразу, узнал его по фотографии, которую видел в газете.
Посмотрев на полковника, я произнес:
— У экипажа катера приказ: в случае обнаружения — огонь на поражение и отход от берега.
— Есть пароль? — спросил у меня полковник.
Кивнув, я назвал его. После чего несколько командиров вышли из подвала. Повернувшись к генералу, изучавшему трофейную карту, я сказал:
— Товарищ генерал, разрешите поговорить с вами наедине! Один на один!
Обернувшийся ко мне генерал несколько секунд изучал меня. После чего, кивнув на плащ-палатку, из-за которой вышел, продолжил ознакомление с картой. Зайдя в указанное помещение, я понял, что попал в личные апартаменты генерала. Присев за стол на кривоногий табурет, стал ждать. Шуршание у входа привлекло мое внимание, и я сразу же вскочил на ноги, повернувшись к входившему в комнату генералу.
— Ну и о чем вы, капитан, хотели со мной поговорить?
— Знаете, товарищ генерал, ваш прорыв через шесть дней ни к чему не приведет. Вы попадете в плен.
— Что это значит? Вы кто?
— Вы верите в перемещение из будущего в прошлое?
На несколько секунд генерал задумался. Он на самом деле оказался гением, и не только тактики и стратегии, поэтому его вопрос прозвучал достаточно быстро:
— Ты из будущего?
— Да! Две тысячи одиннадцатый год!
— Хм. Не верю я тебе, нет, не верю!
— Верю, не верю. Спросили бы что-то действительно важное.
— Мы победим?
— Да, в мае сорок пятого! Сорок первый и сорок второй — это время громких поражений Красной армии и побед Вермахта. Воевать мы еще не умеем. К сорок третьему научимся.
— Хорошая новость. Много народу погибнет?
— По последним данным, около тридцати миллионов человек.
— Много, очень много, — покачал головой генерал и, серьезно посмотрев на меня, повторил вопрос: — Так кто же все-таки ты?
— Солнцев Михаил Геннадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения. Студент. Не знаю как, но я оказался в этом теле, — похлопал я себя по груди.
Мой рассказ длился до самого рассвета, генерал с полковником слушали очень внимательно. Когда я начал говорить, Романов попросил меня остановиться и, выйдя за занавеску, вернулся вместе с седоусым полковником, оказавшимся заместителем командира дивизии по боевой. Я так думаю, он его позвал как свидетеля, на всякий случай. Мне пришлось повторить все, что я сказал генералу, однако полковник мне не поверил, хотя и дальше слушал с интересом, правда, с недоверчивым выражением лица. Рассказ про подход немцев к окраинам Москвы и окружение Ленинграда был воспринят как плохая шутка. Закончив свое повествование на взятии Рейхстага, я остановился и замолчал.
— Значит, Гитлер отравился, а его приспешники скажут, что он застрелился?
— Так точно, товарищ генерал-майор!
— Почему вы обращаетесь к товарищу генералу по-старорежимному, капитан? — подозрительно спросил у меня полковник.
— В начале сорок третьего введут погоны и старорежимные выражения. Командиров будут называть офицерами, а бойцов — солдатами. Ну что мне еще сделать, чтобы вы мне поверили?
— Ты, капитан, сам подумай, ну как такому верить?! Это же нелепо!
— Все, что мог, я сказал и сделал. Дальше вы сами поймете, что я прав. А сейчас мне пора возвращаться на катер.
Но меня остановил полковник:
— Подожди, капитан. Нет твоего катера. Ушел он, раненых забрал и ушел.
— Ясно. На катере старшина остался, боец мой.
— Не остался, как только узнал, что катер с ранеными уйдет без тебя, так сошел на берег. Сейчас у особиста, про тебя рассказывает. Больно уж это странно, что в окруженный город вы смогли прорваться.
— Я надеюсь, ничего с ним не случится? Товарищ генерал?
— Даю слово, капитан!
— Хорошо. Я посплю, если вы позволите, вторые сутки на ногах.
Мне досталась койка полковника, тот сразу вышел, как только мы закончили разговор, но генерал не уходил. Внимательно следя, как я, скинув форму, укладываюсь на лежак, спросил:
— Как страна переживет войну?
— Плохо. Пока страна не перейдет на мирные рельсы, будет все — и голод, и бедность!
— Главное — пережить эту войну. Ладно, ты спи… хм, попаданец. — Выходя из помещения, генерал обернулся и спросил: — Значит, Киев возьмут в сентябре, и в окружение попадет более шестисот тысяч наших бойцов и командиров?
— Так точно, товарищ генерал.
Генерал не переспрашивал, он, как мне кажется, запоминал. Кивнув, он резко откинул занавеску и вышел из комнаты.
Как всегда, я проснулся не сам, меня разбудили. Честно говоря, незнакомому бойцу с трудом удалось это сделать.
— Товарищ капитан! Товарищ капитан, вас зовут. Товарищ капитан!
Наконец сообразив, что это не глюки и меня действительно будят, я открыл глаза и сладко зевнул.
— Ну товарищ капитан!
— Боец, завянь. Лучше принеси мне воды умыться.
— Не могу, товарищ капитан, немцы днем внезапно атаковали и отрезали нас от реки. Нет воды, товарищ капитан, вот есть влажное полотенце.
— Давай.
Закончив приводить себя в порядок, я оделся, вышел из комнаты и подошел к полковнику, генерала видно не было.
— Товарищ полковник, капитан Михай…
— Оставим пока устав, капитан. Ты ведь танкист? Тут твой старшина такие сказки рассказывал про ваши похождения.
— Какие? Атака МТС или попытка освобождения лагеря военнопленных?
— И про колонну наших пленных тоже. Ладно, сейчас не об этом! Наша разведка приволокла немецкого полковника с такими бумагами, что их немедленно надо доставить в штаб фронта. Единственный шанс прорваться это воспользоваться трофейным немецким танком. Вы ведь немецкий язык знаете в совершенстве?
— Так точно, — ответил я, на что полковник поморщился.
— В общем, берешь своего старшину, бойца из разведвзвода, и уходите из города, трофейную форму получишь у старшины Филлипова из нашей дивизионной разведки. Сейчас с тобой генерал поговорит, жди.
Зайдя вслед за разбудившим меня бойцом в соседнее помещение, где пахло кашей, я обнаружил Суркова, с аппетитом уплетающего кашу. Увидев меня, старшина вскочил на ноги и радостно сказал:
— Здравствуйте, товарищ капитан, вот тут я… я вот… — и смущенно умолк. Я с изумлением понял, что старшина готов расплакаться.
— Да, старшина, жаль Молчунова нет, тогда бы был полный экипаж, — произнес я, нарушив молчание.
Обнявшись, мы сели на лавку, и, получив свою миску, я стал слушать рассказ старшины о том, что произошло после моего ухода.
— Товарищ капитан, вас товарищ генерал-майор вызывает! — окликнул меня незнакомый сержант.
Вскочив и оправив гимнастерку, я вышел вслед за ним в помещение штаба дивизии.
— Товарищ генерал…
— Капитан, подойдите сюда, — оборвал меня генерал, склонившись над картой, хмуря лоб, он о чем-то думал. По штабу туда-сюда шныряли бойцы и командиры, вынося вещи. Видимо, штаб переезжал в другое место. Подойдя к столу и поздоровавшись с командирами, я тоже склонился над картой. — Несмеянов уже рассказал тебе суть задания?
Наверное, Несмеянов это полковник, как-то не было возможности выяснить это. Поэтому я и ответил нейтрально:
— Товарищ полковник мне все объяснил, товарищ генерал-майор.
— У тебя осталось меньше часа, чтобы вырваться из города. Через некоторое время наша часть начнет наступление вот на этом направлении. В суматохе может получится выехать без особых проблем. И запомни, капитан. Эти документы должны быть доставлены в штаб фронта. Я могу на тебя положиться?
— Да, товарищ генерал-майор. Можете.
Меня не оставляло чувство нереальности происходящего. Странно все же, что именно меня выставляли из города. И это после той инфы, которую я на него скинул. Очень странно. Обдумывая это, я направлялся вместе со старшиной к разведчикам за новой формой и техникой. Мне досталась форма фельдфебеля-танкиста, которая идеально подошла по размеру. Критически осмотрев нас, старшина Филлипов, оказавшийся вопреки фамилии чистокровным казахом, сказал:
