Сэр Лайонел также не давал о себе знать. Вести о нем пришли окольными путями, когда графиня Солсбери поведала мне, что его жена умерла, однако подробностей о кончине леди Даггет она не знала.

Весной мы переехали в Ричмондский дворец, чтобы резиденцию в Болье можно было убрать и проветрить. Среди всех величественных королевских дворцов Ричмондский мне нравился больше всего. Он стоял в дивном саду, который пересекали галереи, соединявшие дворец и аббатство, располагавшееся к югу от него. С этих галерей открывался прекрасный вид на ухоженные сады. Отсюда же можно было смотреть, как играют в теннис в северо-восточном углу двора. С этой стороны главного здания окна комнат были забраны металлической сеткой, дабы защитить их обитателей и зрителей от срывавшихся с ракеток мячей.

Принцессу Марию пребывание в Ричмонде не очень радовало, потому что ее мать не дождалась дочери и убыла еще до нашего приезда. Однако в июне приехал король, чтобы провести целый день с принцессой. Он собирался начать обычное летнее путешествие, которое в этот раз должно было растянуться на целых четыре месяца. Принцесса буквально расцвела от внимания, которое отец оказывал ей с самой первой минуты своего короткого визита, и, беседуя с ним, не преминула с похвалой и любовью отозваться о своей матери.

Поприветствовав друг друга и поговорив приватно, отец с дочерью рука об руку вышли в сад. Я шла за ними вместе с другими фрейлинами. Затейливый рисунок клумб и живых изгородей просматривался хуже на уровне земли, чем с галерей, и сад уже не казался таким совершенным, но аромат доброй дюжины сортов роз и душистой жимолости кружил голову.

Двигаясь вслед за принцессой и ее венценосным родителем, я подумала, что мои молитвы услышаны и семейные дела дома Тюдоров наладились. И в последующие месяцы мы — свита принцессы и она сама — только глубже уверились в своем приятном заблуждении.

ГЛАВА 25

Когда вновь наступила пора рождественских праздников, нам показалось, что между королем и королевой действительно воцарился мир. Леди Анна в Гринвичском дворце не появлялась, а королева Екатерина по обыкновению председательствовала на всех рождественских увеселениях.

За последний год я часто вспоминала о Рейфе. Он мне даже пару раз приснился. И я часто надевала ленту, которую он мне подарил. В тот день, когда он и его мать должны были явиться ко двору со своими товарами, я приколола эту ленту к рукаву. Среди шума и суеты, вызванной тем, что с десяток женщин перебирали шелковые кружева и громко восхищались ими, мы с Рейфом смогли перекинуться словечком и договорились встретиться в саду перед его возвращением в Лондон.

Завернувшись в свой самый теплый зимний плащ, я спешила на свидание с Рейфом по засыпанной снегом тропинке. Я сменила комнатные туфли на толстые ботинки и почти не чувствовала холода, особенно когда мой друг вышел мне навстречу и взял обе мои руки в свои.

— Ты принес мне очередной новогодний подарок? — шутливо спросила я его. Теперь-то я знала, что не ударю в грязь лицом, ибо заранее вышила ему в дар красивый носовой платок.

— У меня для тебя кое-что приготовлено, — пробормотал он в ответ, и голос его звучал глухо и странно. В нем мне послышались какие-то новые нотки. Глаза Рейфа смотрели на меня неотрывно, но я не могла понять, что значит этот взгляд.

Внезапно я постеснялась подарить Рейфу свою вышивку. Да, стежки мои были аккуратны, но я, конечно же, не могла сравниться с ним в этом деле. Как глупо с моей стороны было вышивать платочки для сына и ученика искуснейшей мастерицы по шелку! Конечно же, он гораздо ловчее меня обращается с иголкой... Хорошо еще, что платок лежал у меня во внутреннем кармане плаща. «Ни за что не покажу Рейфу свой жалкий подарок!» — решила я.

Меж тем он подвел меня по смерзшемуся гравию к беседке, которая летом стояла вся увитая розами. Теперь голые чахлые ветви давали лишь видимость укрытия, но в этом уединенном уголке сада мы могли свободно говорить друг с другом. Рейф жестом попросил меня сесть на каменную скамью под аркой беседки, а сам остался стоять.

— Я не надеялся увидеть тебя в этом году, — признался он.

— Когда мы расставались в прошлый раз, ты пообещал, что мы встретимся вновь.

— Так и есть, но я не знал, захочешь ли ты прийти.

Я открыла рот, но не нашлась, что ответить, ибо слишком хорошо понимала ход его мыслей. Ведь я была богатой наследницей благородного происхождения, фрейлиной дочери короля, то есть стояла гораздо выше него по своему положению. Рейф же, хотя был старше меня на год или два, все еще ходил в учениках. Я не слишком разбиралась в том, какие правила существуют в гильдиях купцов и ремесленников, но была уверена — во всем, что касалось выбора невесты и женитьбы, свободы у учеников и подмастерьев было еще меньше, чему меня в выборе мужа, а я шагу не могла ступить без разрешения своего опекуна. Очевидно, Рейф всецело зависел от воли своего хозяина, а в его случае — хозяйки. То, что он был учеником своей собственной матери, означало, что в один прекрасный день он унаследует ее дело, но сейчас он был в полном ее подчинении. Даже у слуг было больше прав, чем у подмастерьев...

«Господи, о чем я только думаю...» — пронеслось у меня в голове. Я была в полном смятении, меня обуревали противоречивые желания, мороз не остужал щек. «Довольно, остановись! — сказала я себе. — Откуда эти мысли о сватовстве и свадьбе? Не важно, сколько Рейфу лет и каким искусным мастером он может стать — ему нет места в твоей жизни. Он никогда не станет джентльменом, и потому сэр Лайонел никогда не разрешит ваш брак».

Я тотчас встала, собираясь уйти из беседки до того, как поставлю себя в еще более неловкое положение. Рейф схватил меня за руку и удержал. Мы стояли совсем близко, касаясь друг друга плечами.

— Ты забыла свой подарок, — прошептал он.

— Не нужно мне ничего дарить...

— Нет, нужно. Хочу, чтобы ты меня запомнила.

И с этими словами он обнял меня и поцеловал так крепко, что у меня перехватило дыхание и вся кровь бросилась в голову. Когда Рейф отпустил меня, я была на грани обморока и судорожно хватала ртом воздух. Все тело мое трепетало, губы горели. Неодолимая сила заставила меня потянуться к Рейфу, когда он в конце концов разомкнул объятья. Но руки мои безвольно упали, стоило мне лишь взглянуть ему в лицо. Рейф смертельно побледнел, зрачки расширились, он казался потрясенным не меньше меня.

Наконец к нему вернулся дар речи:

— Не забывай меня, — только и смог вымолвить он, повернулся и ушел.

Я все еще дрожала с головы до ног, когда вернулась в дом из замерзшего сада. Мария Витторио подвела меня к ближайшей жаровне с углями и заставила погреть руки.

— Что он сказал тебе? — прошептала она.

Я была в таком замешательстве, что сначала даже не поняла, о чем она меня спрашивает.

— Ты обычно приносила новости о происках королевской фаворитки после встреч с сыном шелковых дел мастерицы, — напомнила мне Мария.

— В этом году новостей не было, — я тряхнула головой, попытавшись собраться с мыслями. — Мне нечего рассказать тебе.

Похоже, Марию это обрадовало:

— Возможно, король наконец-то охладел к леди Анне.

Мы не знали тогда всей правды и потому питались ложными надеждами.

Эти надежды были грубо развеяны, когда леди Анна Рочфорд вновь заняла свое место при дворе перед самым Новым годом. Сразу после святочных гуляний она и король укатили куда-то вместе, оставив королеву одну.

В марте принцесса Мария нанесла продолжительный визит своей матери. Король отсутствовал. Ее величество и ее высочество проводили долгие часы вместе. Когда принцесса возвращалась в свои покои, она была замкнутой и тихой и не рассказывала ни мне, ни Марии, о чем беседовала с матерью.

Жена доктора Витторио и другие испанки, служившие королеве Екатерине, также были немногословны. От них удалось узнать только одно: Папа отказывается дать разрешение королю Генриху на аннулирование брака.

— Вся надежда на то, что со временем король излечится от своей страсти к Анне, — подытожила Мария мнение верных королеве придворных, вернувшись в спальню фрейлин после вечера, проведенного со своими родителями.