Всю ночь избитый охал и стонал,

А утром старый шейх ему сказал:

«Не спорь с толпою дикой и презренной!

Пой и, как чанг, склоняй главу смиренно!»

* * *

Камнями и подошвами сандалий

Дрались в толпе; а двое наблюдали.

Один ушел, ввязался в брань другой,

И прочь побрел с разбитой головой.

Будь сдержанным, не лезь в чужую драку,

Не превращайся в злобную собаку.

Ты слухом, речью, зреньем одарен,

Ты высшим разуменьем одарен.

Но не суди о ближних бестолково,

Не отличая доброго от злого!

РАССКАЗ

Рассказывал мне старец, — век бы стал их

Я слушать — славных стариков бывалых:

«Однажды в Индии, в толпе людей,

Я встретил негра — тьмы ночной черней.

Нес девушку в руках тот негр громадный,

К ее устам прильнув губами жадно.

Ты не ошибся бы, его сравнив

С иблисом; он уродлив был, как див.

Так девушку ту крепко обнимал он,

Что мнилось: словно тьма на день напал он.

Коня души не смог я осадить, —

Решил я девушку освободить.

Я негра по спине ударил палкой,

Крича: «Скотина! Раб! Невольник жалкий!»

И эту девушку, — я говорю, —

От мрака отделил я, как зарю.

Негр спасся бегством, туча улетела...

Но под вороною яйцо белело.

Едва бежал тот черный, тьмы темней

Повисла дева на руке моей,

Кричала: «Ты, дорогой лжи идущий,

За благо мира правду продающий!

Пойми — я в негра влюблена того!

А ты, о подлый, палкой бил его?

Ты отнял у меня, когда сварилась

Та пища, по которой я томилась!»

Она вопила, всех смутив кругом,

Что видно нет сочувствия ни в ком.

И что она кричала, погляди ты, —

Что нет, мол, ей от старика защиты.

«Запретной части тела моего

Коснулся он! Держи, хватай его!»

И так она визжала, так кричала,

Так крепко за полу меня держала,

Что только разум ясный мне помог:

«Из оболочки вырвись, как чеснок!»

И убежал я, голый, бога славя,

Хитон в руках у женщины оставя.

И срок спустя, ее я повстречал:

«Ты узнаешь меня? — я ей сказал, —

Я дал зарок, сумев с тобой расстаться,

В дела чужие больше не вторгаться!»

О мудрый, делом занятый своим,

Будь чужд деяньям низменным, чужим.

И да минет лучей живого взора —

В толпе безумной — зрелище позора.

Крепись, о мудрый, за собой следи,

Молчи! Иль говори, как Сзади!

РАССКАЗ

Таи * ученик сказал:

«Я пьяного суфия повстречал.

Валяется он, рвоту изрыгая,

И рвет его хырку собачья стая!»

Дауд угрюмо выслушал рассказ,

Блеснули молнией зеницы глаз.

Сказал: «Бедняга пьян или недужен —

Не все ль равно? Ему защитник нужен!

Беги за ним, проворен будь и скор,

И знай: его позор и наш позор.

Коль он без чувств, взвали его на плечи

И волоки сюда, без лишней речи!»

И в размышленье ученик увяз

Ослом, что в глине по уши погряз.

Приказу он не мог не подчиниться

И пьяного тащить не мог решиться.

Нет выхода! Обида велика,

Но воля пира, как закон крепка.

Он поднял пьяного и потащился

Домой. Народ, смеясь, над ним глумился.

Кричали: «Эй! Видали вы таких?

Святая вера держится на них!

В мечети, что ль, вина они хватили?

Знать за вино лохмотья заложили!

Тот вовсе пьян — взгляните на него,

А полупьяный волочит его!»

Нет, лучше меч над шеей занесенный,

Чем брань и злоба черни разъяренной.

Хоть ученик хлебнул стыда до слез,

Но пьяного к пристанищу принес,

Всю ночь не спал он, мыслями терзался.

Дауд, увидя это, рассмеялся:

«Не брось в бесчестье брата, человек,

Иль обесчестишься на весь свой век!»

Хорошего ты встретишь иль плохого —

Не говори о людях злого слова.

Плохого сделаешь своим врагом,

А доброго хулить — считай грехом.

Когда один хулить другого будет, —

Знай: по себе самом о нем он судит.

Когда ты их поступки разберешь,

Поймешь — где правда, где таится ложь.

Коль ты о людях говоришь плохое,

Пускай ты прав — нутро в тебе дурное.

Ушедших некто жалил речью злой;

Мудрец прервал: «Почтеннейший, постой!

Ты не черни людей, которых знал я,

Чтоб думать плохо о тебе не стал я!

Ты много злобных слов о них нашел,

Но доброго и сам не приобрел!»

Мне молвил некто мудрое присловье:

«Разбой, ей богу, лучше, чем злословье!»

«О друг! — смущенно молвил я ему, —

Я притчи этой странной не пойму.

Как? Лучше преступление разбоя,

Чем об отсутствующем слово злое?»

А он: «Чтоб лютый голод утолить,

Разбойник должен смелость проявить.

А этот — человека очернил он —

Но что, скажи, за это получил он?»

* * *

Когда в я поселился,

Упорно, днем и ночью я учился.

И пиру молвил раз: «О знанья свет!

Завидовать мне начал мой сосед.

Когда я смысл открываю,

Он злобится в душе — я это знаю».

Когда моим словам наставник внял,

Нахмурился он гневно и сказал:

«Как? Ты в его молчанье зависть ловишь

А за спиной его о нем злословишь?

Пусть зависть — путь в геенну для него,

Другой тропой догонишь ты его!»

* * *

Сказал юнец: «Так зол и кровожаден

Хаджадж, что не было подобных гадин!

Последнее у нищих он берет.