О муж добра, в юдоли сей мгновенной

Пренебрегай своею плотью бренной.

В смиренье светит возвышенья свет —

Других на эту крышу лестниц нет.

РАССКАЗ

Однажды утром, по словам преданий,

Премудрый вышел из бани.

И некто полный таз золы печной

На старца высыпал — без мысли злой.

Чалма у Баязида распустилась,

А он приемля это, словно милость,

Отер лицо, сказал: «Мой дух — в огне,

Так от золы ли огорчаться мне?»

Пренебрежет собой познавший много.

Не жди от себялюбца веры в бога.

Высокий дух исканьям славы чужд,

И в почестях величью нету нужд.

Превыше всех подымет лишь смиренье,

Но душу в грязь повергнет самомненье.

Надменный, непокорный в прах падет.

Величье — само избранных найдет.

Нет правды в низменном земном исканье,

Нет света бога в самолюбованье.

Беги, мой дух, завистливых и злых,

С презрением глядящих на других.

Тот одарен высокою судьбою,

Кто не запятнан гневом и враждою.

Иди тобою избранным путем,

Прославься правдолюбьем и добром.

У тех, кто над тобой превозносился,

Безумием, ты скажешь, ум затмился.

И сам ты осужденье обретешь,

Коль над людьми себя превознесешь.

Высоко ты стоишь, но не надейся

На вечное... Над падшими не смейся.

Стоявшие всех выше — все ушли,

А падшие на место их взошли.

Ты беспорочен, с низменным не смешан,

Но ты не осуждай того, кто грешен.

Тот носит перстень на руке,

А этот, пьян, свалился в погребке.

Но кто из них войдет в чертоги света

Там — на суде последнего ответа?

Тот — верный внешне — в бездну упадет,

А этот в дверь раскаянья войдет.

РАССКАЗ

Слыхал я притчу: в дни, когда вселенной

Свой свет принес благословенный,

Жил некий себялюбец на земле,

В невежестве погрязший и во зле.

В нем голос доблестей не пробуждался,

Иблису он в нечестии равнялся.

Бесплодно день за днем он жизнь губил

И в людях отвращение будил.

Богат, но полон в безумии упорства,

Изнемогал от пьянства и обжорства.

Ты, что погряз в неверии и лжи,

Пред будущей расплатою дрожи!

Но он был слеп для истинного света,

Был глух для слова правды и совета.

Возненавидел грешника народ

И проклинал его, как черный год.

Своим страстям не ведая управы,

Не проложил он русла доброй славы.

И вскоре письменами черных дел

Всю книгу жизни исписать успел.

Раб своего любого вожделенья,

Не пробуждался он от опьяненья.

Пророк Иса в то время проходил

Близ дома, где святой отшельник жил.

Из дома вышел этот муж безгрешный,

К стопам Исы припал лицом поспешно;

А грешник издали смотрел на них,

Как мотылек на свет лампад ночных.

Глядел, завидуя и сожалея,

Как нищий, на довольство богатея,

Раскаянья исполнен и стыда

За жизнь растраченную без следа.

От горя, от душевной боли жгучей

Заплакал он; так льется дождь из тучи:

«Как мот презренный, жизнь я расточил,

И вред и горе людям причинил!

Казнюсь в душевной муке, в укоризне...

И смерть отрадней столь презренной жизни!

Да, лучше в раннем детстве умереть,

Чем от стыда на склоне лет гореть.

Прости мне, боже, зло и прегрешенья!

Воззри на скорбь мою, отец творенья!»

И сел он прямо на землю, в пыли,

И слезы по щекам его текли.

Во прахе он сидел, стенанья множа:

«Услыши крик души моей, о боже!»

Отшельник, что беседовал с Исой,

На плачущего бросил взгляд косой:

«Что общего с тобой, святым пророком,

У нечестивца, полного пороком?

Погрязший в скверне жизненных утех,

По горло он в огне, и весь он — грех!

Каким благодеяньем он гордится?

Как может рядом с нами находиться?

Всю жизнь он сеял зло, и зло пожнет,

В геенну по делам своим пойдет.

На лик его легла печать разврата.

Уйдем отсюда! Место здесь не свято!

И в судный день меня ты пощади, —

Меня с ним рядом, боже, не суди!»

Так он сказал, исполнен отвращенья.

И тут Исе явилось откровенье:

«Те — нищи духом, те — умудрены,

Но их мольбы пред Истиной равны!

И коль душою грешник пробудился,

Раскаялся и к богу обратился,

Кто б ни был он, не отгоню его

От светлого порога моего!

Сниму грехов мучительное бремя

С его души и место дам в эдеме!

А если стыд терзает грудь твою,

Что сядешь рядом с грешником в раю,

Ты помни: кающийся безутешно

Простится. Ты же в ад пойдешь кромешный.

Тот, плача, стал нижайшим средь людей,

Ты возгордился святостью своей.

Забыл ты, словно царь в своей твердыне,

Что дух смиренья выше, чем гордыня!

В одеждах белых ты, но тьмой объят

Твой дух! И не минуешь адских врат.

Перед богатым нищий и убогий

Возвышен будет на моем пороге.

Ты плох, коль ты уверен, что хорош.

Ты знанья истины не обретешь!

Отважный муж не на словах отважен,

В игре в човган удар умелый важен.

Так луковица — в глупости своей —

Решила, что ядро таится в ней.

Ты молишься? Пустое благочестье...

Раскайся! Грех — такое благочестье!

Кутила и озлобленный аскет —

Бог видит — разницы меж ними нет.

Будь праведен, добро творить старайся,

Воздержан, но с пророком не равняйся.

Ты зря усердно молишься, пойми,

Коль с богом ты хорош, но плох с людьми».