— А мы не из энтого дома, мы из того, -—старик с хриплым голосом показал дом напротив. — А что здесь шибко крутые поселились, так то всем известно. С Нового года все строят и строят, народ, говорю, совсем замучился.
— Мне сказали — балерина какая-то? — кинул наживку Филипп.
— Да по мне, пусть хоть сама Пугачева, без разницы, — отозвался второй, — ты людям зла не делай! Верно, Егорыч? А здесь вечно мужики страховидные, обратно же охрана, машины — джипы, ага, будь они прокляты! Так и гоняют, так и гоняют без стыда и совести!
Первый, тот, что прокуренный насквозь, хрипло засмеялся:
— Да ты, Иван, вовсе памятью ослаб, говорю. То ж не джипы гоняли, а грачи залетные! — и объяснил Филиппу: — Тут у нас энти сумасшедшие заявились было. На тарахтелках своих, черные, в коже все, и мотоциклы, стало быть, у них такие же. Сплошной, говорю, треск и вонь. Хышчники, одно слово. Мы еще тогда заметили, верно, Ваня?
— О, интересно! — поощрил Филя. — И что же их сюда занесло? Давно было-то?
— А в тот день, когда у вокзала-то джип хозяина, — Иван кивнул на дом, про который говорил Филипп, — в упор расстреляли.
— Вот это да! — прямо-таки опешил Филя. — А вам- то, отцы, откуда известно?
— А что ж мы, уж и телевизор, что ль, не смотрим?
Показывали ведь! И номер видно было. А нам он давно известен, вечно тут стоит. Вот ты говоришь, мил человек, балерина. А ведь про то никому тут не известно. Разве что та девка, которая все с хозяином ездила?
— Так, может, мы об одном человеке и думаем? В смысле, о женщине? По документам-то квартира именно ей и принадлежит. А вот кто он ей — это большой вопрос.
— Кому вопрос… — иронически хмыкнул Иван. — А ты, милок, почаще в телевизор гляди, там тебе и подскажут про вопрос твой! Ворюга он, жиган, хозяин твой, вот кто. Вида-ал я их… Вот и показали его в телевизоре, как из машины вытаскивают.
— Ты смотри… — совсем искренне удивился Филя.
Он даже и макушку свою поскреб озабоченно, для
большей убедительности, чем совсем развеселил стариков, уличивших опера уголовного розыска в незнании таких простых вещей. А всего-то и дела — в телевизор вовремя поглядеть! Ну да, видать, некогда, бегать же им надо…
— А у меня имеются сведения, что девица эта, или женщина, хрен их разберет, исчезла сразу после того покушения, что было в прошедшие выходные, так?
— Может, и исчезла. — Егорыч пожал плечами. — Да только в энтот день приезжала она. На машине с мигалкой. И голова вся забинтованная. Я помню. Я ж тебе тогда, Ваня, мат поставил!
— Ты? Мне? Да это я тебе как раз шах объявил! Имей совесть, перед посторонними-то!
— Стоп, отцы! — Филипп сунул между ними обе руки, как бы разводя их в стороны. — Это очень важно. Приехала на «Волге» с мигалкой. Одна?
— Не, с мужиком. Молодой такой, правда, сутулый, его раньше тут не было. Провожал ее.
— А потом?
— А потом уехала обратно. В смысле, не знаю куда. С ним же. И большую сумку он за ней нес.
—- А за прошедшую неделю вы ее видели?
— Не, — помотал головой Иван. — Милиция тут наезжала, это было, ага, в середине недели. Говорили про обыск. Ходили там… потом уехали. А ее — нет, не было. И ты тоже не видал, Егорыч?
— А что я, следить за энтой должен, скажешь тоже! Не было, говорю.
— Так, с этим понятно, а теперь давайте про тех мотоциклистов, которые, как вы говорите, на хищников были похожи. Чего-нибудь помните про них?
— Чего ж помнить-то? Вон там они, у детской карусели, кружком стояли и между собой все — гыр-гыр- гыр, гыр-гыр-гыр! И энти у них звенели, мобилы, во! А как телефон-то послушали, сразу тарахтелки свои завели и укатили! Двое — туда, на Усачевку, а третий — обратно, вон к той арке ближе. И за сиренью затаился. А как джип хозяина тронулся, и он за ним.
— Черные, говорите, и на грачей похожие? Это у них шлемы такие, что ли?
— Ну шлемы-то — само собой. А еще энти — забрала, они этак вот отбросили, — Егорыч показал характерным жестом,— и болтают не по-нашему. Горбоносые, говорю, чернявые. Вроде тех, что на Усачевском рынке палатки держат, хышчники!
— Больше не появлялись тут?
— Не, как грачи, — засмеялся Иван, — поди, откочевали, где жратва пожирней.
— А может, это они и охотились на хозяина? — спросил Филипп.
— Да кто ж его знает, может, и охотились. Зачем ему в кустах-то сидеть? Следил, поди.
— Об этом кто-нибудь еще знает?
— А кто ж нас спрашивает? Вот ты спросил, мы и рассказали. А чтоб вообшче, так молчок.
— И правильно. Меньше знаешь —дольше живешь. Спасибо, отцы, в самом деле, помогли вы мне.
Филипп поднялся. Но его жестом остановил Иван:
—-Не, теперь ты погодь, мил человек! Чего ты про конфетку-то сказать собирался?
— А-а, — словно вспомнил Филя и наклонился над доской. — Тут, отцы, такой вот чудесный эндшпиль у вас наметился. Глядите!
И Филя, будто заправский шахматный мастер, быстро сделал ход белым слоном, затем ответил ходом черной пешки, тут же подвинул ладью, и черный конь оказался в западне.
— А дальше — дело техники. Черные теряют коня, но делают шах слоном. Белая ладья закрывает, следует обмен, и… белым — мат.
Дав посмотреть позицию, он ловко вернул все фигуры на свои места.
— Вот и думайте теперь. Всего вам доброго. Если мне понадобится, еще разок обращусь, можно?
Так мы всегда тут, — нехотя уже ответил Иван, игравший черными и теперь сосредоточенно вспоминавший ходы Фили, чтобы на этот раз твердой рукой повергнуть противника. Посторонние фразы и люди только мешали ему утвердиться теперь в близкой уже победе.
4
Такую вот историю рассказал Филипп Кузьмич Агеев следователям Генеральной прокуратуры. С разрешения, разумеется, своего директора, а так фиг бы он стал делиться с «чужаками» собственными наработками. Но Денис сказал: «Надо, Филя, не жмись…» И он не стал «жаться».
И теперь совершенно в новом свете нарисовалась фигура господина советника юстиции Нехорошева Игоря Борисовича, беспричинно упертого в своем нежелании делиться с частным сыщиком какими-либо материалами расследования. Впрочем, в данном конкретном случае, то есть в отношении Филиппа, его упрямство можно все-таки объяснить чисто профессиональным снобизмом. В конце концов, частный детектив «пашет», как известно, за крутые бабки, а госслужащий вынужден из кожи лезть за смешную зарплату. Так почему же он, Нехорошев, должен делиться, что называется, бесплатно своими собственными наработками с каким-то там Агеевым? Хорошо, назовем это объяснением. Но ведь есть и другая сторона дела. Заместитель генерального прокурора Меркулов дал указание прокурору межрайонной прокуратуры передать в Генеральную материалы названного уголовного дела, а также — что следует подчеркнуть особо! — полный отчет о проведенных следственных действиях. И где же они? И по какой причине в материалах, подготовленных следователем Нехорошевым, нигде не фигурирует его вояж с пострадавшей? Это уж ни в какие ворота… Значит, скрыл сознательно! И с фактами, добытыми Филей Агеевым у найденных им свидетелей, о существовании которых наверняка и не догадывается строптивый следователь, можно попытаться крепенько прижать его. Не самим, конечно, это уж на крайний случай, а с помощью все того же его непосредственного начальства — прокурора Прохора Григорьевича Демидова. Достаточно прозрачно намекнуть тому, что уголовное дело, о коем идет речь, передано оперативно-следственной группе, возглавляемой самим же Меркуловым по прямому указанию сверху. А кто у нас наверху? А вот то- то! Вроде ничего и не названо, зато предельно понятен намек, чем может грозить исполнителям явный саботаж.
И тут многоопытный Филя Агеев «выдал мысль» о том, что у него имеется еще одно соображение. Он же встречался с этим Нехорошевым, разговаривал с ним, если тот контакт можно было назвать разговором. Наблюдал за его реакцией и поведением. И пришел к выводу, что господин следователь вполне мог действовать и по прямому указанию собственного начальника. Показалось, что он слишком мелок и незначителен — и по внешнему виду, и по характеру, — чтобы предпринимать какие-то кардинальные самостоятельные решения. Сопляк он, возвеличенный в собственных глазах, сугубо личным пониманием своей значительности. Во как! Ну да, всякая гнида уверена, что именно ей предопределением свыше дано право изменить лицо мира. Жаль, конечно, что нет сейчас в Москве Константина Дмитриевича, один его звонок — и где бы находился этот Нехорощев, одному Богу известно. Ибо то, что он если и не напрямую, то все равно каким-то боком причастен к исчезновению свидетельницы, даже ежу теперь понятно. Но цель-то у него была какова?
