Японцы нрава веселого; они постоянно шутят, поют песни, играют и танцуют. Шутки их довольно остры, но всегда циничны. Смеются они часто, но еще чаще довольно глупо улыбаются повторяя свое неизменное хе, хе,то есть да, да.Их песни монотонны, унылы и все на один мотив; то же надо сказать и об их игре на инструментах. Танцы состоят из кривлянья и мимики; лицом они выделывают ужасные гримасы, а телом движения, по большей части очень нескромные. Японцы — большие театралы, у них в каждом городе непременно есть спектакль. Канва пьес большей частью историческая, интрига всегда сальна до крайности. Некоторые пьесы могли бы быть интересны, если бы говорились намеками, а не так бесцеремонно: да кроме того, так как все эти пьесы отнесены за несколько тысяч лет назад то и исполнители, желая подражать выговору и манерам предков, коверкают язык, делают отвратительные гримасы, уродливые и неестественные движения и издают совершенно нечеловеческие звуки.

Семейная жизнь японцев устроена очень хорошо. Муж, занимая какую-нибудь должность, вполне предоставляет управление домом в распоряжение жены, на которой, кроме обязанностей хозяйки и матери, лежит обыкновенно и обязанность помогать мужу в улучшении средств к существованию. Именно поэтому, хотя общественное положение женщины, вследствие малого развития народа, совершенно бесправное, в семействе она пользуется одинаковым влиянием с мужем, вследствие чего в семье постоянно господствует согласие. Так что нужно удивляться, что японец, при необузданности своих страстей, при диких и суеверных взглядах, существующих во всех классах общества, держит себя дома как вполне цивилизованный человек, что совершенно противоположно нашему обычаю держать себя человеком в обществе и зверем дома. Я жил в четырех японских семействах и был изумлен отношениями, существующими между супругами: не было слышно не только драк, но даже крупных споров, а между тем эти лица были лодочниками, каменщиками, носильщиками и, следовательно, принадлежали к низшим слоям общества.

^{Утамаро. Гравюра из серии «Красавицы нашего времени»}

Женитьба совершается без всякого религиозного обряда. При сватовстве родители, желая показать себя более богатыми, чем они есть, делают молодым подарки, насколько позволяет состояние; сватают обыкновенно не родители и не родственники, а кто-нибудь из лиц уважаемых и высоко поставленных в обществе. Впрочем иногда, хотя очень редко, японец сам сватает себе невесту; для этого он втыкает ветку в дом своей возлюбленной и ждет, чтобы ее убрали; что означает согласие; если же ветка остается, это есть знак отказа. При этом родители стараются подать вид, что молодые совершенно не знают друг друга, хотя часто известно, что они в таких отношениях, которые делают самый брак лишним. Лица среднего сословия берут жен из чайных домов, если это позволяют обстоятельства, так как хозяйке надо заплатить за воспитанницу некоторую, иногда довольно значительную, сумму денег. Японские женщины выходят замуж лет 14 или 15, но мужчины редко женятся так рано.

De jure японец может иметь только одну жену, исключая императора, который для продолжения своего рода имеет их 12, но de facto имеют и более одной жены, но держат их не при себе, а в чайном доме. По поводу брака нелишне упомянуть об обычае японок повязывать во время беременности свой живот красным крепом для избежания преждевременных родов; они уверены даже, что этой мерой можно остановить роды уже начавшиеся, что доказывают они примером одной из императриц, которая, почувствовав начало родов во время сражения с корейцами, подвязала себе живот и этим отсрочила их до окончания битвы.

Женитьба европейцев на японках представляет явление совершенно особенное: смешение брачных форм Европы и Японии образовало смесь не представляющего положительного сходства ни с нашим, ни с их браком и, нужно сознаться, что тут японские обычаи изменены далеко не к лучшему: европеец, не всегда могущий воспользоваться у себя дома сладостями гражданского брака, с удовольствием воспользовался им там, где он вошел в обычай, но в то же время не мог отрешиться от своих чисто европейских предрассудков; он смотрит на нее не как на жену, а как на публичную женщину, и обращается с нею с той подлой высокомерностью, с тем глубоким презрением, какие характеризуют отношения наших мужчин к падшим женщинам; характеристичной чертой этого обращения служат беспощадные нападки и глумление над обычаями страны, направленные не на улучшение взглядов или привычек женщины, а на то, чтобы втоптать ее в грязь, показав свое превосходство, тогда как на самом деле эти господа ближе японцев к действительно образованным людям Европы только тем фраком, который надет на их спине.

^{Обед и увеселения}

Понятно, что образ действия этих господ возбудил справедливое негодование японцев, но к несчастью этот вопрос умели обратить в политический, после чего уничтожился всякий предел своеволию европейцев. Так, я был очевидцем того, как один японец, возмущенный оскорблением, нанесенным каким-то англичанином его жене, бросился на него с обнаженной саблей, но был остановлен и казнен как оскорбитель в его лице всей английской нации. Впрочем, иного поведения и нельзя ожидать со стороны этих господ, в большинстве случаев проворовавшихся в своем отечестве и бежавших из него сюда с целью и здесь грабить и эксплуатировать кого только можно под разными приличными предлогами; одним словом, редко кто из иностранцев, обитающих здесь, не купец в самом полном, самом мерзком значении этого слова. Исключение из этого правила составляют только американцы, в большинстве случаев народ порядочный, и русские, представителями которых служат военные морские офицеры. Индифферентные ко всему, что прямо не касается их удовольствий, они совершенно не вмешиваются в политические и общественные дела Японии, чем приобрели полное сочувствие туземцев, которым очень нравится, что члены такой сильной нации, как Россия, не притесняют их, пользуясь в широкой степени лишь одним правом здесь живущих европейцев — жениться на короткий срок на японских женщинах.

Сладость этой части японских обычаев пришлась очень по вкусу представителям нашей нации; они поселились в Нагасаки совершенно особняком, не в самом городе, а в подгородней деревне Инаси. Сюда ежемесячно являются к ним переменные жены; здесь каждый занимает со своей супругой отдельный дом, делая балы и пикники на японский манер; вообще здесь время проводится очень весело и у всякого русского, побывавшего в Японии, время, проведенное здесь, служит источником приятнейших воспоминаний его жизни. Японки с гораздо большим удовольствием делаются женами русских, чем французов или англичан, потому что эти, во-первых, очень грубы с ними, во-вторых, взыскательны относительно чистоты, тогда как наши соотечественники не только не требуют частой мены белья, что для японца страшное мученье, но даже совершенно освобождают от ношения его. Кроме того, англичанин или француз ни за что не позволит жене вмешиваться в его дела, тогда как русские поверяют им свои тайны, если филологические познания им это позволяют.

Жизнь в Инаси устроилась совершенно иначе, чем в самом городе: вечером, около шести часов, офицеры, большей частью свободные с этого времени, пристают к деревне на военных шлюпках и японских лодках, называемых фунэ,на берегу дожидает каждого жена, и он отправляется с ней под руку домой. Здесь хозяйка, большей частью старая баба, непременно начинает выхваливать верность жены, любовь ее к нему и тоску в его отсутствие, сводя разговор на то, что не мешало бы за все это сделать какой-нибудь подарок своей возлюбленной, чтоб тем еще более возбудить страсть к себе. Супруг, не обращая внимания на эту песню, поющуюся всегда на одну и ту же тему, снимает с себя военные доспехи и, облачась в японский халат, начинает беседовать со своей дражайшей половиной, но так как его знания в языке очень ограниченны, то разговор сводится к повторению самых казенных фраз: анати атакосисуки— «вы меня любите?», дазо амакч —«пожалуйста, поцелуйте меня», аната копому особу— «вам хочется гулять?», и когда, наконец, весь небольшой запас знакомых ему фраз из двух и трех слов иссякнет, то он начинает перебирать все знакомые ему слова в каком придется порядке, выходит страшная чепуха, и он хохочет до слез, заставляя и жену подражать ему, и это занятие прерывается только приходом гостей. Если пришла какая-нибудь подруга жены, то разговор продолжается в том же роде, переходя понемногу в эротический тон, на что дамы сердятся, так как оратор, по неумению высказываться, изъясняется знаками, показывая и трогая то, чего не может назвать, пока женщины не убегут к более скромному мужу. Если же гости пришли к мужу, то интересный разговор уступает место бутылке портера, или же, расставшись со своей дражайшей половиной, хозяин отправляется в клуб, где всегда встречает большое общество. Тут уж место дам с узкими глазами занимают дамы карточные. В эти минуты, конечно, дамы, лежащие на столе, становятся гораздо дороже оставшихся дома, и зачастую, благодаря неверности рисованных дам, живые тут же переходят из рук одного супруга во владение другого.