Итак, краткая историческая справка о рождении, становлении и «триумфальном» шествии мифа о насильственной смерти И. В. Сталина.
Сталин еще был жив, хотя и находился в коматозном состоянии, когда его сын Василий стал гневно обвинять руководство страны в организации отравления отца. С этой мыслью он не расставался до конца своей жизни, и бытует, в свою очередь, версия, что именно это обвинение соратников Сталина в насильственной смерти отца ускорило смерть самого Василия Иосифовича Сталина. Позже Василий говорил водителю своей машины про некую «старуху с клюкой», появившуюся в Колонном зале Дома Союзов во время прощания с покойным. Якобы эта старуха обратилась к стоявшим в почетном карауле членам Президиума ЦК КПСС со словами: «Убили, сволочи! Радуйтесь! Будьте вы прокляты!»
Известный историк и, на наш взгляд, один из самых добросовестных биографов Сталина — Ю. Емельянов, также поддерживает версию о насильственной смерти Сталина, склоняясь больше к сообществу «берияфобов»:
«О том, что рассказ Василия вряд ли был плодом его фантазии, свидетельствуют и мои собственные воспоминания. В дни прощания со Сталиным моя мама пыталась добраться до Дома Союзов. Однако, попав в давку и едва уцелев, она решила повернуть назад. Находясь в троллейбусе, она слышала, как мужчина средних лет нарочито громко рассуждал о том, что «заступника рабочих убили» и теперь кое-кто «этому очень рад»[3].
Версии об отравлении, убийстве и заговорах его соратников с целью избавления от своего «опасного» вождя возникали как грибы после дождя, они носили спонтанный, бессистемный характер. Первым привел их в «систему» широко известный в диссиденствующих кругах писатель-эмигрант Абдуррахман Авторханов в своей книге «Загадка смерти Сталина», которой зачитывались как советские, так и зарубежные антисталинисты и антисоветчики.
А. Авторханов выстраивает целых шесть версий о «загадочной» смерти Сталина, ранжируя их по мере появления и публикации в хронологическом порядке: «Первая версия принадлежит Илье Эренбургу— подставному лицу, рупору тогдашнего руководства Кремля… Свою версию Эренбург рассказал французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. После публикации во французской прессе она обошла и всю мировую печать.
Вкратце рассказ Эренбурга сводится к следующему: 1 марта 1953 года происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию «дела врачей»; 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР (новая «черта оседлости»). Кагановича поддержали все члены старого Политбюро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако подобную реакцию на сделанный от имени Политбюро ультиматум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: «Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия, а Каганович вдобавок тут же, на глазах Сталина, изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Только в шесть часов утра 2 марта к нему были допущены врачи» (Die Welt. 1 сентября 1956 г.)[4].
По версии А. Авторханова, И. Эренбург озвучил инспирированное послесталинским руководством обвинение Сталину, что именно он затевал создать для евреев новую черту оседлости, а его окружение было категорически против, что должно было вызвать на Западе симпатии к хулителям Сталина. Во-вторых, это был намек, что, мол, Сталин умер не без помощи его бывших соратников, что придавало им ореол «освободителей» от сталинской тирании.
Через год, в 1957 году— продолжает А. Авторханов, — Кремль якобы инспирировал еще одно выступление за границей, на этот раз бывшего члена Президиума ЦК КПСС и секретаря ЦК КПСС, а потом посла СССР в Голландии Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. И хотя Пономаренко, по существу, лишь подтвердил рассказ Эренбурга, его версия, поскольку он был официальным лицом и членом ЦК, была подхвачена мировой прессой как величайшая сенсация.
Вот эта версия: «Сталин в конце февраля 1953 года созвал заседание Президиума ЦК и сообщил о показаниях «врачей-вредителей»— как они умерщвляли видных деятелей партии и как они собирались делать это и дальше. Одновременно Сталин представил на утверждение Президиума ЦК проект декрета о депортации всех евреев в Среднюю Азию. Тогда выступили Молотов и Каганович с заявлениями, что такая депортация произведет катастрофическое впечатление на внешний мир. Сталин пришел в раж, начал разносить всех, кто осмеливался не соглашаться с его проектом. Еще раз выступил Каганович, на этот раз резко и непримиримо, демонстративно порвал свой партбилет (членский билет Президиума ЦК? — А.А.) и бросил его на стол перед Сталиным. Каганович кончил речь словами: «Сталин позорит нашу страну!». Кагановича и Молотова поддержали все, и негодующий Сталин вдруг упал без сознания — с ним случился коллапс. Берия пришел в восторг и начал кричать: «Титан умер, мы — свободны!», — но когда Сталин вдруг открыл глаза, Берия якобы стал на колени и начал просить у Сталина извинения. (Эта банальная сцена с Берией присутствует во многих советских инспирациях.)[5]
Причина возникновения этой версии аналогична той, что опубликовал И. Эренбург. По мнению ряда исследователей, в том числе Ю. Мухина — «Президиуму ЦК КПСС нужно было привлечь на свою сторону и подключить к разоблачению культа личности Сталина еврейские СМИ Запада, а это, по сути, все СМИ Запада»[6]. Непонятно только, зачем нужно было переносить «место действия» в Кремль, причем связывать случившийся со Сталиным апоплексический удар с заседанием Президиума ЦК КПСС, тогда как последующие, «классические» версии, увязывающие внезапное заболевание Сталина с его пребыванием на Ближней даче, преследовали аналогичные цели. В конце концов, и заседание Президиума можно было «организовать» на даче, чтобы избежать в дальнейшем возникших кривотолков о разительной «нестыковке» этих и последующих версий.
Следующие три версии, приведенные А. Авторхановым, связаны с высказываниями Н.С. Хрущева, хотя одну из них обычно связывают с именем Аверелла Гарримана, который во время войны был послом США в СССР, а другую — с публикациями французского журнала «Paris Match».
Вот как выглядит опубликованная в 1959 году версия смерти Сталина, услышанная А. Гарриманом от Н.С. Хрущева:
«Так называемый «заговор врачей», по которому несколько врачей обвинялись в заговоре с целью убийства некоторых руководящих коммунистов, был, очевидно, состряпан Сталиным, чтобы начать новую чистку. Некоторые иностранные наблюдатели России намекали, что люди из окружения Сталина, боясь потерять свою собственную жизнь в связи с новым массовым террором, сами убили старика. Я все время искал ответа на это. В моей недавней продолжительной беседе с Хрущевым он рассказал свою версию о смерти Сталина. Позднее, по моей просьбе, он разрешил мне опубликовать это.
Сталин, говорил мне Хрущев, стал в последние годы очень подозрительным, деспотичным и безжалостным. «Он никому не верил и никто из нас ему тоже не верил. Он не давал нам делать работу, на которую сам давно не был способен. Нам было очень трудно. Однажды в субботу, ночью, он пригласил нас на обед к себе на дачу за городом. Сталин был в хорошем настроении. Это был веселый вечер, и мы хорошо провели время. Потом мы поехали домой. По воскресеньям он обычно звонил нам, чтобы обсуждать дела, но в то воскресенье он не звонил, что нас поразило. В понедельник он также не вернулся в город. В понедельник вечером звонит начальник его личной охраны и говорит, что Сталин болен. Все мы — Берия, Маленков, Булганин и я — немедленно отправились на дачу, чтобы увидеть его. Он уже потерял сознание. Одна рука и одна нога были парализованы, отнялся язык. Мы находились с ним три дня, но сознание к нему не возвращалось. Потом на некоторое время к нему вернулось сознание, и тогда мы вошли в его комнату. Сиделка поила его чаем из ложки. Он пожал нам руки и старался шутить с нами, силясь смеяться, показал здоровой рукой на картинку, висевшую над его постелью. На ней был нарисован козленок, которого маленькая девочка кормила ложкой. Вот теперь, как бы говорил он жестом, он такой же беспомощный, как и этот козленок.
