Мегре, в чем-то беззаботный и впечатлительный, как все французы, узнав обо всем этом, малодушно пожалел о знакомстве с человеком, в сущности, являвшимся бациллоносителем, то есть распространителем подобных кошмаров. Пожалел после того, как ему приснилось, что он есть людоед-полицейский, расследующий факт людоедства на людоедском острове, и что его, в конце концов, линчуют посредством съедения.
Профессор Перен, сочувствовавший Луи де Маару, перепробовал множество лекарственных средств, но навсегда избавить пациента от кошмаров, внедрившихся в его организм вместе с мясной пищей, не сумел. Выручал Маара лишь ежевечерний лекарственный электрофорез с импульсным током, после которого бывший дипломат забывал на какое-то время не только о котлетках и вырезках Бокассы, которые тот, издеваясь посылал ему еженедельно, но и свое имя.
Так вот, Люка ответил комиссару: «После электрофореза я все забываю», и комиссар, вспомнив о беде «коллеги», рассказал, что на голове трупа Мартена Делу не было отметин от ударов булыжниками - это видели все присутствовавшие при «эксгумации» того из-под кучи хвороста.
- А второй факт, который я не открыл судье? - спросил Люка, попытавшись вспомнить, как выглядел труп, им обнаруженный.
- А второй факт, вернее, вещественные доказательства, о которых вы не по своей воле умолчали – это окровавленные волоски, которые мы с вами обнаружили в чулане мадмуазель Жалле-Беллем. Их экспертиза, несомненно, показала бы, что черный волосок возрос на голове последней, а белокурый – на оной Люсьен, дочери мадам Пелльтан.
- Но почему смолчал профессор? Почему он не сказал, что на голове Делу не было гематом?
- Видимо, он просто хотел спровадить судью Данцигера и этого, как его...
- Следователя Лурье.
- Да, спровадить судью Данцигера и следователя Лурье.
- А как вы думаете, что на самом деле случилось в номере Генриетты в тот вечер?
- Не люблю высказанных предположений, ведь мысль изреченная есть ложь, не так ли, Люка? - улыбнулся Мегре.
- Вы улыбаетесь, вам смешно... А я думаю, что история эта плохо кончится... - смущенно проговорил бывший дипломат, карьера которого плохо кончилась. - Может быть, забудем о ней и просто сыграем в шахматы? Ведь мы уже два дня как не играли?..
- Мне очень хочется сыграть с вами шахматы, тем более, счет в вашу пользу. Но скажите, Люка, скажите откровенно, вам хочется жить в мире, в котором множатся нераскрытые преступления? Вам хочется жить в санатории, в котором, прогуливаясь по парку, можно под георгинами обнаружить обезображенный труп?
- Нет, не хочется. Мне хочется просто жить. А я чувствую, что ценою правды будет моя жизнь, наши жизни.
- Наши жизни... Не хотел вам говорить, но теперь скажу. Вы знаете, я умею слушать и понимать услышанное, даже если услышал несколько слов или полслова. Потому я многое узнал, узнал, никого не расспрашивая... - комиссар замолк. Он не знал наверняка, стоит ли ему откровенничать.
- Что вы узнали?! - вспыхнули глаза Люки детским любопытством. «Ребенок, совсем ребенок» - подумал Мегре и решил говорить:
- Многое. Например, что в Эльсиноре люди погибают чаще, чем в Чикаго.
- Чаще чем в Чикаго?! Звучит неправдоподобно...
- Неправдоподобно? А если я вам, Люка, скажу, что в Большом Чикаго насчитывается десять миллионов жителей, и в год там от насилия погибают тысячи жителей. В Эльсиноре же на сто пятьдесят обитателей, по моим подсчетам, в год погибает как минимум одна целая две десятых человека...
- Если бы в Чикаго было бы такое же соотношение, то там погибало бы, - стал считать в уме Люка, - то там погибало бы... Там погибали бы более восьмидесяти тысяч человек в год!
- И мы с вами можем спасти этих людей, мой друг. Это наш долг.
- Долг, долг, - вернулся Люка на землю Эльсинора из усеянного трупами Чикаго. - Мне тоже говорили, что быть рядом с Беделем Бокассой, цивилизовать его каждый день, каждый час - мой человеческий долг, долг перед Великой Францией. И что? Я цивилизовал его каждый день, каждый час, Бокасса каждый день, каждый час издевался над моими потугами, идиотскими для него. И, более того, хотел меня цивилизовать по-своему, хотел привить вкус к человеческой плоти, дающей человеку невероятную силу, которую ни телятина, ни баранина дать не могут. А чем все кончилось? Беделя съели черви, людей в Империи едят по-прежнему, мое место занимает претенциозный молодой советник, который цивилизует дикарей, как и я, и которого, скорее всего, съедят. Нет, не людоеды, но микроскопические паразиты, которыми там насыщены и земля, и вода, и воздух...
- Все это верно, дружище Люка. Но все же признайтесь, ведь вы уже сделали выбор, - тепло посмотрел Мегре.
- Сделал, - вздохнул Люка. - Но мне кажется, что ваши уши ввели вас в заблуждение... Лично я ничего не слышал об убийствах в Эльсиноре...
- Вам хорошо, Люка, вам назначают лекарственный электрофорез, и вы все забываете. А мне – не назначают. И потому я все помню.
- Попросите профессора, он не откажет. И будете жить, не зная ни об убийствах и похищениях, ни, вообще о вчерашнем дне, если увеличить дозу.
- Да, жить сегодняшним днем – великое счастье. - К сожалению, мне это редко удается.
- Наш профессор, похоже, заинтересован, чтобы эти убийства и исчезновения остались нераскрытыми, - подумав, сказал Люка. - Он ведь не только профессор, но и владелец санатория. А что нужно владельцу санатория? Ему нужны пациенты, пациенты и пациенты. А что приводит их сюда? Прекрасная репутация санатория и превосходная - самого профессора Перена.
- В сокрытии имени убийцы более всего заинтересованы убийца и организатор убийства.
- Это так... Но, скажите мне, почему он тогда просил вас провести расследование?
- Он, по всей вероятности, играет в какую-то игру, возможно, терапевтическую... А что касается репутации санатория, я уверен, что судья Данцигер постарается сберечь эту репутацию во всей ее красе. По просьбе профессора и, разумеется, из личной заинтересованности.
Мегре усмехнулся - он видел, как судья manger comme un loup[22], а, выходя из святилища Рабле, удовлетворенно поглаживал живот.
- Постарается... В столовой Перен говорил с судьей, и тот обещал, что в зеркале правосудия все будет выглядеть лучшим образом.
- Откуда вы это знаете?
- От Лиз-Мари...
- Лиз-Мари Грёз - ваш агент?! - неискренне удивился Мегре, знавший, что названная девушка испытывает к Люке нежные чувства.
- Да... Знаете, комиссар, если бы моя мама узнала, что последнее время я только и делаю, что подглядываю и подслушиваю, а также прошу друзей это делать, она бы заболела от горя...
- Что поделаешь, Люка, что поделаешь... Кто-то должен делать эту работу, не всегда приятную...
- Должен. Да...
- В таком случае, выбросите все из головы и станьте полицейским. Просто полицейским с мозгами, что ни на есть полицейскими.
- Слушаюсь, господин бригадный комиссар, - взял под козырек бывший дипломат.
- Так-то лучше... - одобрительно посмотрел Мегре. - Теперь вы не умрете, запив рыбу красным вином?
- Никак нет, не умру, лишь чуть-чуть похвораю. С чего прикажете начать этот день, господин бригадный комиссар?
- Мадам Николь Пелльтан, мать Люсьен, во второй половине дня обычно ходит в поселковую церковь. Вы могли бы переговорить с ней по дороге туда или обратно. А я тем временем познакомлюсь с Люси.
- Согласен - воссиял Люка, знаком попросив Лиз-Мари, все это время не сводившую с него глаз, принести им с комиссаром кофе.
- А я ведь сто лет не был в церкви, - сказал Мегре, скорее, себе. - Знаете, Луи, с чем ассоциирует в моей памяти церковь?
- С чем, комиссар?
- С яйцом всмятку и несколькими ломтиками козьего сыра...
- Я читал об этом. Мальчиком вы завтракали у кюре между второй и третьей службами.
- Да. Иногда мне кажется, что ничего вкуснее я в жизни не ел.
- Тогда вам стоит сходить в церковь...
