Она теперь, уже не скрывая этого, смотрела прямо на меня. Потом встала, пересела на шину, которая лежала поближе. Опять натянула на коленки подол…

Ну, девочка как девочка (я не мог почему-то думать «девчонка»). Обыкновенная. Наверное, моего возраста. С короткими волосами, про которые говорят «льняные». С носом-клювиком, острым подбородком, бирюзовыми шариками на мочках. И глаза, кажется, такие же. Эти глаза она теперь не отводила от меня. Но взгляд был без лишнего любопытства. Ничуть не нахальный, а… ну, с капелькой беспокойства, что ли.

Так она смотрела с полминуты, а потом сказала:

— Здравствуй.

Я от неловкости уткнулся подбородком в песок и пробормотал:

— Здравствуй… — Больше ничего не оставалось. И зажмурился снова. И опять услышал ее негромкий голос:

— Ты нездешний, да?

Я не хотел говорить сердито, но получилось именно так:

— С чего ты взяла?

Она не обиделась на мой тон. Объяснила спокойно:

— Здешние ребята не купаются в одиночку.

— А кто им запрещает?

Она чуть улыбнулась.

— Никто не запрещает. Просто… обычай такой. Не оставлять одного…

Я подумал, что это ведь хороший обычай. И проговорил, как бы извиняясь:

— Я не знал.

Девочка понимающе кивнула:

— Ну, ничего… — И вдруг сказала: — Теперь-то ты не один, купайся сколько хочешь.

— И ты меня спасешь, если что?.. — Я спросил это без подковырки, просто не сдержал удивления. Она опять кивнула:

— Я хорошо плаваю.

— А я никудышно… — вырвалось у меня. Да нет, не вырвалось, а просто высказалось. Грустновато и честно. И я ничуть не застеснялся такого признания. И сам удивился этому.

Сколько себя помню, я жил готовый к отпору. Когда встречал незнакомых, сразу будто обрастал панцирем с колючками. Жизнь приучила. Иногда появлялись приятели, с которыми можно было общаться по-доброму, без опаски, но их было мало. А с девчонками я вообще не имел дела. Ну, по правде говоря, порой мне нравилось смотреть на девочек, если они были симпатичные, но это издалека. А вблизи они почти всегда оказывались подлыми и опасными. С хихиканьем и подначками… Другие мальчишки в интернате девчонками интересовались больше. Рассказывали про них всякие истории, даже про то, как будто бы лазили к ним в постель. Но мне это было по фигу. Мне нравились девочки из книжек. Вроде Ассоли (и не мог же я думать про Ассоль что-то такое!). И эту свою книжную привязанность я держал глубоко-глубоко в себе, иначе задолбали бы насмешками…

Девочка на берегу не была похожа на Ассоль. Но и на интернатских вреднюг не была похожа. Я ее не боялся. И вспомнил снова, что в этом городе у меня вообще ни разу не возникало опасения. Ни перед взрослыми, ни перед ребятами. Ни перед самим городом. Не было случая, чтобы захотелось влезть в «панцирь».

— Больше не пойду в воду, — сказал я. — Продрог малость.

— Понятно, — отозвалась она. — Еще ведь даже не лето, а весна. В прошлом году в это время случился снегопад.

— В столице тоже, — вспомнил я.

— Ты из столицы?

— Почти оттуда… Я из спецшколы. Меня повезли в другой интернат, в какой-то Горнозабойск, а по дороге я отстал. Воспитатель, который меня сопровождал, уехал, а я здесь. Он, наверное, сейчас бегает, кукарекает. Ну пусть, сам виноват…

Девочка свела коротенькие светлые брови.

— И что теперь?

— Понятия не имею, — беспечно отозвался я. — Пусть ищут. Это их проблема…

Она встала, подошла совсем близко, села передо мной на песок. Глаза и правда были бирюзовые.

— Меня зовут Света. А тебя?

У меня внутри все заметалось — от растерянности, от стыдливости.

— Меня… Вообще-то у меня много прозвищ. А настоящее имя — Григорий. Но оно мне не нравится. То есть непривычное…

— Можно ведь «Гриша»…

— Ну, да… — будто через силу согласился я. Гришей меня звали очень редко. И я… будто толкнуло меня, как бы подавшись девочке навстречу, решил назвать свое главное, никому не известное имя.

Тут же царапнула горькая память: «Как же, никому не известное? Ты же назвал его, когда пересказывал письмо! Они знают!» Но я сердито сказал себе: «Знают, но ни разу не называли меня так. Значит, не запачкали. Все равно оно — мое…»

— А можно еще — Грин…

Девочка Света не удивилась. Поправила сбившееся выше колен платьице, пошевелила светлыми бровками, подумала. И серьезно согласилась:

— Грин — это хорошо.

И во мне затеплела благодарность. Я не пожалел, что проговорился.

А она помолчала, глянула опять внимательно так и спросила:

— А что же нам теперь делать, Грин?

— Что? — удивился я. — С кем? — И мысленно добавил: «Как это — нам?»

— С тобой, — сказала она.

— А что — со мной?.. Ничего…

— Нельзя тебе одному… — Света вскочила, отряхнула песок. — Вот что. Пойдем, познакомлю тебя с братом.

В общем-то я был не против. Если брат… если он такой же, как она. Только вот придется одеваться, а мне стыдно было натягивать при Свете свою «спецшкольную» робу. Издалека-то она ничего, вроде как джинсовая, а вблизи видно, что казенная дерюга. Да еще с номерным клеймом на заднем кармане.

Но Света сказала:

— Он здесь недалеко, на берегу.

Я подумал, что если на берегу, то можно пока шагать так. Подхватил шмотки и башмаки, оглянулся:

— А куда идти?

— Вон туда…

Мы обогнули штабель бревен, и Света пошла дальше. Я за ней. В сотне шагов лежал на берегу перевернутый катер с дырявым днищем.

Прямо за катером не видный издалека сидел на корточках мальчишка. С такими же, как у Светы, льняными волосами — длинными, ниже ушей. В похожих на мои трусах. Незагорелые лопатки мальчишки деловито шевелились, он что-то лепил из песка. Песок был сырой, рядом стояло синее пластмассовое ведро.

Мальчишка, видимо, спиной ощутил наше появление. Сказал, не обернувшись:

— Привет.

— Привет, Май. У нас гость…

Тогда ее брат Май оглянулся. Посмотрел на меня. И сказал, как Света:

— Здравствуй.

— Здравствуй… — выдохнул я.

Имя его не показалось мне странным. Наоборот, я сразу ощутил, что оно очень подходящее для этого мальчишки.

Он был похож на сестру. В общем, обыкновенный… Только в этой обыкновенности и в том, как он смотрел, было что-то такое… ну, такая ясность, что я… В общем, если бы у меня вместо груди был шкафчик, я бы в один миг растворил нараспашку обе дверцы. Навстречу этому Маю. С готовностью сделать для него все, что он хочет, и с жалостью, что сам я не такой.

Конечно, это длилось только секунду-две. Но теплота в моем «шкафчике» с того мига осталась навсегда.

— Май, это Грин, — сказала Света.

Он, как и сестра, не удивился моему имени.

— Здравствуй, Грин… Это, как писатель, да?

— Да, — согласился я и понял, что не чувствую неловкости. Было только желание подольше оставаться со Светой и Маем.

Через плечо Мая я посмотрел на песчаную постройку. Решился на вопрос:

— Это что?

— Это такой старинный собор, — охотно отозвался Май. — Морской. Кафедраль де ла Map. В пятнадцатом веке в Испании жил зодчий Хосе Энрике Навеганте. Он хотел построить собор на высоком берегу, чтобы моряки видели его издалека и чтобы на нем горел огонь, как на маяке. В общем, храм, который всегда помогает мореплавателям. Можно молиться о безопасности и правильно выбирать путь… Но Хосе Энрике успел только сделать чертежи и умер… Эти чертежи были потеряны, да оказалось, что не совсем. Недавно я наткнулся на них в Информатории, ну и вот… Пусть будет хоть маленький, но все же построенный храм…

— Май у нас по уши в архитектуре, — сказала Света. Без усмешки, ласково даже. И он согласился, только с поправкой:

— По макушку…

— Закончил уже? — спросила Света.

— Почти… Надо фонарь еще… — Май на коленках обогнул маленький песочный собор — удивительно красивый, с острыми сквозными башенками (как они только не рассыпались?). Я вспомнил, что, кажется, такой стиль называется «готический» — учили по истории.