Потом он сходил к реке, где взял немного воды для анализа. Возвращаясь, он видел, как на тропинку перед ним упала мертвая птица. Он захватил ее с собой и вечером занялся вскрытием, обнаружив при этом много неожиданного.

Уже в сумерках он снова поднялся на вал, чтобы сделать очередную серию снимков. Вернувшись в каморку, быстро поужинал и заснул.

Посреди ночи его разбудило первое землетрясение, повторившееся перед зарей. Третий толчок случился вскоре после появления над горизонтом обоих солнечных дисков. Толчки были не очень сильными – не более двух баллов по шкале Осборна. Но Ахаб знал, что их периодичность и интенсивность быстро возрастут.

Ветер представлял собой гораздо большую опасность. За ночь он заметно усилился. Порывы, врывавшиеся внутрь донжона, сопровождались зловещим завыванием, то прекращавшимся, то возобновлявшимся с новой силой. Непрерывным дождем на двор сыпались самые разные предметы: ветки, листья, перья, комки земли, оплавленные камни. Иногда с мягким шлепком на землю падало мертвое животное.

Ахаб осторожно поднялся по лестнице. Если смерть от клыков мурены еще имела какой-то смысл, то ему совершенно не хотелось агонизировать часами, оплакивая свои переломанные ноги. Когда он шагнул на гребень вала, на него с ревом накинулся ветер. Осторожно, передвигаясь буквально по сантиметру, Ахаб подобрался к краю. Пожиравший джунгли пожар несся с невероятной быстротой. Небо заполняли тучи перепуганных птиц. На западе через низкие тучи проглядывала ярко светящаяся колонна. Мурена.

Спустившись вниз, Ахаб занялся поисками достаточно большого предмета, которым можно было бы закрыть вход в подземелье. И с удивлением обнаружил множество мюларисов, толпившихся на верхних ступеньках.

– Нет! – закричал он. – Здесь нельзя оставаться! – Он кинулся к ним, размахивая руками. – Уходите! Уходите немедленно!

Но мюларисы, вместо того, чтобы подчиниться, лавиной устремились наружу. Через несколько секунд полной неразберихи они собрались в круг. Ахаб в отчаянии остановился. На него уже смотрел гигантский глаз.

– Что такое? В чем дело? Глаз моргнул.

Мы должны поговорить.

Ахаб замотал головой и начертил в воздухе яростный зигзаг. Об этом не может быть и речи.

Глаз снова моргнул. Очень настойчиво. Ахаб вздохнул.

– Ну ладно, банда идиотов.

Через минуту он уже стоял перед экраном, с лазерным стилом в руке. Внизу глаз мюларисов превратился в вопросительный знак. Ахаб нахмурился.

– Не понимаю. Что вы хотите узнать?

Мюларисы переместились. В круге начало проявляться новое изображение. У Ахаба перехватило дыхание.

Посреди двора возникло его лицо, сымитированное с невероятной точностью. Лицо смотрело на него.

Потом картина изменилась. Теперь это был космический корабль, позади которого виднелся диск с крестом посередине.

Другие люди покинули Ансиль.

Мюларисы подождали немного, затем переместились еще раз. Ахаб. снова увидел себя, но его лицо на этот раз было внутри донжона, тогда как в небе парил, приближаясь, чудовищный псевдозавр.

Почему ты остался? Ахаб прикусил губу.

– А вам-то что с этого?

Но он возмущался напрасно. Мюларисы даже не шевельнулись. Они ожидали. Ахаб задумался на мгновение, потом нарисовал себя, стоящим на поверхности Ансиля.

Мюларисы снова изобразили глаз, моргнувший два раза в знак понимания. Ахаб продолжил рисовать. Позади своего силуэта он изобразил людей, спешащих на корабль. Над ними он нарисовал череп с костями.

Другие испугались.

Потом он снова нарисовал себя, на этот раз гораздо более крупным. На лице схематично показал улыбку, а над собой – сжатый кулак, символ мужества. В небе над ним псевдозавр-мурена утратила свой угрожающий вид.

Я не боюсь.

Снова знак вопроса мюларисов.

Почему?

– Потому что я герой, – ухмыльнулся Ахаб. – Отважный боец. Он обвел свой силуэт на экране несколькими кругами красного цвета. Глаз мюларисов наполовину закрылся.

Мы не поняли.

Ахаб принялся шагать по гребню. Через каждые три или четыре шага он останавливался, с вызовом смотрел на взбесившееся небо над головой и грозил ему кулаком, выкрикивая проклятья. Потом возобновлял ходьбу, развернув плечи и выпятив грудь. Напряженные бицепсы вздулись буграми под тканью комбинезона. Он кричал:

– Я герой! Я великий воин!

И крики его соперничали с завыванием ветра.

На него налетела туча пыли и комьев земли. Глаз мюларисов внизу был закрыт. Ахаб рухнул на тротуар, не понимая, чем было вызвано ощущение охватившей его пустоты: то ли усталостью, то ли облегчением. Постепенно, с большим трудом, ему удалось перевести дух. Посмотрев вверх, он увидел нависшее над ним темно-серое небо. А когда он поднялся и взглянул вниз, то не разглядел ни одного мюлариса.

Уже стемнело, когда Ахаб вспомнил, что его товарищи вынули из стены донжона один блок, чтобы проложить какой-то кабель. Вооружившись фонариком, он направился вокруг него и почти сразу же наткнулся на каменную глыбу. Покачав блок с одного ребра на другое, он оценил его вес не менее чем в сотню килограммов. Ему потребовалось несколько часов, чтобы подкатить блок к лестнице. Блок подошел к входу в подземелье так точно, словно был выполнен на заказ. Совершенно измотанный, Ахаб заснул, не обращая внимания на возобновившиеся подземные толчки.

Почти весь следующий день он просидел в своей каморке. Обстановка снаружи резко ухудшилась. Почти постоянный гул от сотрясений почвы, все более и более частых, рев ветра, напоминавший вопли агонизирующего животного… Жара стала совершенно невыносимой.

Ансиль умирал – и Ахаб умирал вместе с планетой. У него не осталось сил даже на то, чтобы есть и пить. Он лежал на постели с закрытыми глазами, стараясь не вздрагивать, когда очередной порыв ветра пытался выломать дверь в помещение.

Он думал о мурене. Он бредил муреной – потому что не мог увидеть ее. Он представлял ее в небе над поверхностью Ансиля. Ведь он бросил ей вызов. В полусне ему казалось, что его гигантское тело распростерлось по поверхности планеты, и на нем выросло множество деревьев. Из его рта вытекала изумрудная река, и воды ее терялись в бесконечности. Громадные птицы, лениво шевеля крыльями, планировали над его лицом.

Наконец ему удалось заснуть. Один беспорядочный сон сменялся другим. Он сознавал, что в нем что-то изменилось. И ощущал себя более сильным, чем когда-либо раньше.

Проснувшись, он поднялся, чтобы прополоскать горло, и представил себе мюларисов там, внизу, в их подземном лабиринте.

Утром сквозь тучи проглянули два солнца Ансиля. Наступил его последний день.

Ахаб открыл глаза. Дверь его каморки исчезла. Отвратительно желтый свет, пульсируя, врывался в проем вместе с ревущим ветром – словно ветер и свет стали одним целым. Ахаб приподнялся, опершись на локоть, удивленный, что проспал так долго. Он огляделся и не узнал своей комнатенки. От стола ничего не осталось, если не считать нескольких небольших щепок, и ветер гонял их по полу одну за другой. В углу валялся ящик от стола, на удивление уцелевший. Не успел он подумать об этом, как ящик пролетел по комнате и исчез снаружи.

Ахаб встал, автоматически отметив, что простыни, под которыми он спал, тоже исчезли. Наружный край матраса, казалось, был обожжен, словно паяльной лампой, а металлическая сетка постели сплавилась в бесформенную массу. Он до отказа затянул лямки комбинезона. Пол под ногами колебался, и покрывавшие его каменные плиты кое-где разошлись, образовав глубокие трещины.

Выйдя наружу, он сразу же наткнулся на змеящуюся через весь двор расселину, по краям которой возвышались груды свежей земли. Вихри черной пыли крутились возле стен донжона. Ахаб бросился к помещению бывшего центра связи. Ветер перевернул все, что в нем находилось, согнав разбросанные по полу обрывки проводов в одну кучу в углу. Там они слабо шевелились, словно скопище червей. Ахаб схватил пучок проводов, добрался до лестницы и принялся взбираться по ней.