О том, как много мною прожито,
И об оставшейся мне малости.
О том, что в прошлом есть мужчины,
Есть женщины,
Есть имена,
Есть адреса
И нет причины,
С ним встретясь, отводить глаза.
Да, многое осталось
Позади,
Но кое-что припасено для спора
И с будущим.
И если на пути
Вновь встанут горы -
Ну и что ж, что горы!
Из грузинской поэзии
ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ
НЕ ОСТАВЛЯЙ ЕГО, КАК СИРОТУ...
Твой стих с тобой брал века высоту,
Решал бесстрашно и судил пристрастно.
Не оставляй его, как сироту,
Вне времени и вне пространства!
Одни проваливались без следа,
Другие, оступаясь, шли куда-то...
Ты сам об этом написал тогда.
Ставь день и час! Где подпись - там и дата!
Твой стих не мост между добром и злом,
Он - цвет знамен и ран на поле боя.
Как в скалы врублен времени излом,
Так врублен в стих ты сам с твоей судьбою.
В твоей эпохе все, что есть, - твое:
Твой герб, твой серп, твой молот, твое знамя,
Твоя решимость доконать старье,
Спалить его индустрии огнями!
Твой стих с тобой брал века высоту,
Решал бесстрашно и судил пристрастно.
Не оставляй его, как сироту,
Вне времени и вне пространства!
ЗОЛОТЫЕ ШКУРЫ
Отягощенные, лениво
Под летним ветром гнутся нивы;
Блеснут то серебром, то сталью,
То белой, облачной эмалью,
И снова, солнцем залитые,
Лежат, как шкуры золотые.
О, сколько тигров здесь убито!
И прямо на поле забыто...
УТРО СОРОК ШЕСТОГО
Опять поставил: сорок пятый,
Хотя с утра - сорок шестой.
И памяти, и пальцам - с датой
Непросто расставаться с той!
Она и на небе - в созвездьях.
И на бумаге - под пером,
Как, вслед за молнией, возмездья
Докатывающийся гром.
* * *
Есть настоящий, сущий -
Души твоих книг читатель.
И есть - ему вслед ползущий
Книжных листов листатель,
Тянет, потянет, вытянет
Где-нибудь лыко в строку,
Выудит, выдоит, выкопает...
Ни спросу с него, ни проку!
* * *
Нет, друг мой Георгий!
Не те уже годы,
Чтоб - няньки да няньки
Под видом народа.
Ему мы служили,
Ему и дослужим.
Ему! А не разным
Прохожим досужим.
КАРЛО КАЛАДЗЕ
ВСТУПЛЕНИЕ К КНИГЕ
Слова простые не приходят сразу,
Пока придут - польется пот со лба;
Из них не выдуешь пустую фразу,
Они тебе не медная труба!
Светает, тишина... Так, в самом деле,
И напишу: "Светает, тишина..."
С читателем, как старый Церетели,
Сойдусь, чтоб пошутить, так просто, без вина.
Я чаще жизни рад, чем горем согнут,
Улыбку на лице не признаю грехом.
Но если у меня вдруг слезы в горле дрогнут,
Пусть пальцы тоже дрогнут над стихом.
Я счастлив тем, что с первых рифм, с рассвета,
Жизнь посвятил грузинскому стиху:
Родное слово с грешного поэта
Чужих наветов смоет шелуху.
Печаль придет - мы за полночь проспорим,
Пока я ей свое не докажу!
Со всем, что есть, и с радостью, и с горем,
Я будний день на горб себе гружу.
И если сердце без оглядки бьется,
Моих годов разматывая нить,
То у меня язык не повернется
Его за нерасчетливость винить.
У сердца на бессмертье нет расчета,
Его земная оболочка - я.
Без отдыха идет его работа
В моей груди. А отдых - смерть моя.
МОЙ ДЕНЬ
Я за солнцем не гонюсь,
Взглядом друга обойдусь,
Да ущелья тишиной,
Да небес голубизной,
Да кувшинчиком вина,
Опорожненным до дна.
Мне до самой смерти лень
Жизнь делить на свет и тень.
Я люблю мой день - сегодня,
День обычный, день как день!
ПРИТЧА О СТВАРИ И ГУДА-СТВАРИ
Эта притча со мной бывает
Всегда в трескучую ночь зимой.
Огонь в очаге языком болтает,
Довольный, что я вернулся домой.
И, словно два домовых, из тени
К огню ковыляют два бурдючка;
Без спроса лезут мне на колени,
Суют мне под мышку свои бока.
Один, от воздуха задыхаясь,
Дудит из-под мышки в свою дуду,
Другой, как пьяница колыхаясь,
Ждет, пока я стаканы найду.
Один, похудев, стаканы наполнит,
Другой, потолстев, опять запоет.
Один, чтоб я выпил до дна, напомнит,
Другой - не успеешь моргнуть - дольет.
Один мне сплетен полное ухо
Сладким голосом наворчит,
Другой, наклонясь отощавшим брюхом,
Заглянет в стаканы и забурчит.
Один меня хвалит. Другой наливает.
К ним в лапы попал до утра я в плен.
Огонь, как ни сердится, ни пылает,
Не может согнать их с моих колен.
Но утром, когда в очаге лишь уголь,
А ночь улетела с огнем в трубу,
Двое друзей, истощив друг друга,
Заснут, не жалуясь на судьбу.
Один без вина, до новой получки,
У другого всего две ноты на дне,
Свесив свои короткие ручки,
Спят бурдючки, привалясь к стене.
Если мы вновь возьмемся за дело,
Придется приятелей разбудить:
Одному наполнить душою тело,
Другого до горла вином долить.
Раз по душе тебе наш обычай,
Присядь к очагу хотя бы на час.
А смысл этой притчи, как многих притчей,
Пусть выяснит тот, кто мудрее нас.
СЕМЬЯ СПРАВЛЯЕТ
РОЖДЕНИЕ СЫНА
У Ташискари ночью, над Курой,
Я тамада - и время не теряю!
Луна и та согнулась в рог крутой,
Рог, что я поднял, в небе повторяя.
Ночь над столами листьями шуршит
И лампами мигает прямо с неба.
Хозяйка, добрая душа, спешит
Подать нам мяса, зелени и хлеба.
В семье родился мальчик, первый внук.
И старый плотовщик из Ахалдаба
Горд, что у сына сын, и все вокруг
Пьют и толкуют, что давно пора бы!
И я, я тоже рад тебе, малыш,
Из-за тебя весь этот пир бессонный,
