Тётя Фира встала и, взяв её тихонько за голову, стала разглядывать…
— То ли кетчуп, то ли сургуч, — наконец, сказала она. Ира громко вскрикнула, когда тётя Фира, погладив её волосы, быстро дёрнула и положила перед ней комок, похожий на коричневый подсохший пластилин с обрывками её светлых прядей.
— У тебя там, если и была рана, то уже прошла, — сердито, со знанием дела, произнесла тётя Фира и добавила: — И ты чистая, не воняешь! Причём совсем! Даже духами пахнешь, дорогуша. Не врёшь ли ты мне, а?..
— Нет, — Ира с удивлением осмотрела свои, по большому счёту, чистые руки и аккуратно подрезанные, правда, без маникюра ногти. Она встала и, сняв куртку, которая была накинута, расстегнула джинсы — трусы и колготы под ними представляли пристойное зрелище.
Ира, забыв застегнуть молнию, села и тревожно посмотрела на тётю Фиру.
— А ну, покажь руки, — грозно приказала та. Ира поглядела на неё, потом на свои ладони.
— Выше покажь! — дворничиха повысила голос.
Ира повернула запястья…
— Тебе с такими руками, самое то — в милицию идти, — вздохнув, села на свой стул тётя Фира. — Сходи-сходи…
Ира с подступающей тошнотой поглядела на свои исколотые в венах руки. Правая была почти чистая, а вот на левой образовался багровый кровоподтёк.
Ира сглотнула, отвернулась и потеряла сознание.
— Да не падай ты-ы-ы-ы! — словно сквозь сон услышала она уже знакомый голос. — Горюшко ты моё! Ирка-а-а!..
ДЕНЬ И НОЧЬ — СУТКИ ПРОЧЬ
— Я тебе верю! — Ира проснулась, когда услышала это. Она лежала на краю большой кровати под байковым одеялом, от которого пахло простым мылом. На подушке у щеки лежал чей-то длинный чёрный волос.
Ирина скосила глаза и увидела два своих открытых чемодана. Перед ними стояла и смешно, по-галочьи, заглядывала то в один, то в другой её новая знакомая.
— Получила по твоему паспорту! — тётя Фира покачала головой. — Жетон был у тебя в заднем кармане джинсов. Ты его туда сунула? Что, забыла?.. — снова удивилась она. — Ну, как такое можно забыть?
— Не помню, — покачала головой Ира. — Я ничего не помню, хоть убейте…
— Ну, убивать мне тебя, Ирина Кузьминична ни к чему! — села напротив неё тётя Фира. — Вот, только не пойму, почему и документы и жетон они тебе оставили?
— Кто? — Ира села, спустив ноги на холодный пол. — О ком вы говорите? Вы их что — знаете?..
— У кого ты была, если, конечно, не сама исколола себя всю?.. Господи прости, — тётя Фира сморщилась, кивнув на её руки.
— Я не знаю. Что со мной было, как считаете?
— И я не знаю. Ну, что будешь делать-то? — пожевав губами, вздохнула тётя Фира.
— В милицию я теперь вряд ли пойду, — Ира с боязнью посмотрела на разбухшую гематому на внутреннем сгибе левой руки. — Мне не на что ехать домой в Томск! У меня нет ни копейки, даже доехать до Москвы.
— Не знаю, не знаю, — передразнила её тётя Фира, кивнув на чемодан. Потом, отложив два свитера и кожаную куртку, пояснила: — Можно продать, на месяц тебе хватит, если экономить будешь. Ну, что?
Ира немного удивилась, наблюдая, как та ловко и беспардонно продолжает рыться в её вещах. Потом кивнула, подумав, что это тоже выход, причём не самый худший.
— Вот это я понимаю! — кивнула дворничиха и, быстро натянув свою оранжевую куртку, исчезла.
Когда она вернулась, Ира всё поняла без лишних слов — вместе с несколькими купюрами, тётя Фира принесла две бутылки водки и закуску. На них со своего места, молча смотрел проснувшийся Пашка и, заскулив, попросился на руки, увидев еду.
— Засранец, — сунула тому кусочек варёной колбасы тётя Фира. — Кусай, не подавись! — велела она внуку. Пашка куснул и стал жевать. Тётя Фира посадила его и стала проверять. — Не мокрый, — довольно заключила она. — Выпьешь? — налив две стопки, она требовательно взглянула на Ирину. — Не хочешь?.. Как хочешь, заставлять не стану!
МОСКВА, дубль второй
Ира села в электричку на маленьком вокзале станции Пушкино, и, глядя на проплывающие за окном деревянные дома, поёжилась. На ней была куртка и толстый свитер, которые, впрочем, почти не спасали её от двадцатиградусного мороза. Но снова надеть чужой и вонючий пуховик она запретила себе категорически.
— Задницу отморозишь! — выпив с утра водочки, предупредила её тетя Фира, глядя на термометр за окном. — Хотя твоя задница — это не моя задница! — уже веселей закончила она, и добавила: — Возвращайся, будем тебя ждать, Иришка. И знаешь что, сходи в церковь и помолись Матери Божьей и Святителю Николаю, что жива осталась. Слышишь?
— Спасибо, схожу обязательно. Тётя Земфира?
— Чего ещё?
— Больше ничего из вещей не продавай, я заработаю, — попросила Ирина.
— Как можно? — солидно отозвалась Земфира Ивановна. — Господи прости. Не цыгане, чай.
На Ярославском вокзале в зале ожидания пахло хлоркой, Ира зашла туда, чтобы погреться. Пока ехала, она так и не решила, куда бы ей пойти, чтобы наверняка найти работу. На неё начал уже поглядывать патруль из трёх милиционеров. Мимо прошли две цыганки в капроновых юбках, торчащих из-под шуб.
— Погадать, дамочка?..
— Документы?
Ира не стала ждать продолжения своих мыслей и выскользнула на привокзальную площадь, столкнувшись на выходе с рыжим сержантом, тем самым, который облегчил её кошелёк на сто рублей, в самый первый день в Москве. Он профессионально цепко схватил её за локоть и, больно его вывернув, повёл за ближайшую палатку. Ира, застонав, повиновалась, рука, которую он чуть не сломал, была та самая, с гематомой.
— Ну что, днём снимаешь? Делись! — и, вывернув её карманы, обнаружил лишь сто рублей и мелочь. — Плохо работаешь, — с досадой выдохнул он. — У меня профессиональная память на лица, — сличая паспорт с оригиналом, он, морщась, выругался. — Слушай, а я тебя где-то видел и вроде фамилию твою запомнил? — положив сотню из её руки в свой карман, изрёк он. — Может, ориентировки на тебя были? Ты не воровка? Случайно?..
То, что произошло потом, Ира запомнит на всю жизнь. Хорошее ведь не забывается!
Комбинацией «мгновенный захват», сзади образовался патруль из трёх милиционеров, которых Ира запомнила ещё внутри вокзала. И если рука Иры вдруг освободилась от цепких пальцев рыжего сержанта, то обе руки в коричневых перчатках, которыми он начал махать, через пару секунд ему опустили, надев на них наручники.
— Что он хотел от тебя? — жёстко спросил Ирину один из патрульных милиционеров.
— Деньги. Второй раз сто рублей, — выговорила Ирина. — Помогите, — уже тише попросила она.
— Помогаем, — кивнул ей второй из патруля — маленький милиционер с распухшим левым ухом. — А первый раз когда?..
— Четвёртого января, — у Ирины от холода стучали зубы.
— Ребята, вы что? — широко улыбнулся, показав клыки, рыжий сержант. — Она же лёгкого поведения… Печати негде ставить! — и посмотрел на Ирину таким взглядом, что если бы взгляды убивали, то жить ей оставалось всего минуту.
Через час, подписав протокол с показаниями против Собакарёва Г. И., сержанта патрульно-постовой службы, Ирина вышла из отделения железнодорожной милиции и остановилась, глядя на проезжую часть с летящими в обе стороны автомобилями.
Сто рублей из её кармана остались в качестве вещдока в отделении милиции, подколотые скрепкой к протоколу. Регистрация, которую Ирине оформила Земфира Ивановна Козлова на своей жилплощади, оказалась до того кстати, что впору было пойти в храм, чтобы поставить свечку за её здравие.
Ирина предполагала позвонить в Томск, чтобы сообщить маме о том, что она жива и здорова, но в кармане остались лишь семь монет по пять рублей, остатки её финансов, благополучно взятые с собой на этот день.
Приступ дурноты подкрался к ней неожиданно, Ира ухватилась за ближайшую стену и по ней пошла вперёд, чтобы не упасть… «Я должна выстоять!» — успела подумать она. И очнулась в продуваемом горячим вентилятором проходе между двумя дверями огромного книжного магазина. На неё с любопытством глядел какой-то «божий одуванчик» в ушанке и огромных унтах.
