– Расскажите, что же с вами случилось! Может быть, это нервная болезнь, которую надо лечить? – тревожно спросила Кира, охваченная вдруг смутным страхом.

– Да вы будете смеяться, когда услышите эту галиматью. Но все равно я вам расскажу. В самом деле, надо будет полечить свои нервы. А случилось со мной вот что. Как раз накануне нашей помолвки я был зван на бал к знакомым, у которых часто играл в карты. В этот день у меня была работа, и я рассчитывал выехать из дома в одиннадцать, но я задержался и стал одеваться уже в половине двенадцатого. Вдруг мне сделалось дурно: голова отяжелела и я почувствовал тошноту. Затем меня охватило невыразимое противное чувство, точно из меня вытягивают душу – иначе своего ощущения определить не могу. Я выпил стакан вина и прилег на кушетку в надежде, что болезненное ощущение пройдет.

Заснул ли я или у меня была галлюцинация – не знаю, но я чувствовал, что болезненное ощущение сменяется тоской. Ноги и руки отяжелели, точно налились свинцом, какая-то ледяная рука сжимала мне горло. Затем все мое существо стало как будто расплываться, и во мне что-то рвалось. Вдруг мне почудилось, что я вышел из моего тела, которое неподвижно лежало на кушетке, и я с ужасом глядел на смертельно бледное лицо моего двойника. Но тут внезапно раздался страшный треск в камине, и оттуда выскочила тощая морщинистая старуха – чистая ведьма! Она схватила мое тело в охапку и скрылась в камине.

Я хотел последовать за ней и не мог, я бился, как муха в паутине, и со мной творилась какая-то дьявольщина, как будто меня всего резали на части. Вдруг снова появилась старуха, и ее пристальные, как угли, глаза парализовали меня. В ту же минуту я почувствовал страшный удар под ложечку и… открыл глаза.

Я чувствовал себя совершенно разбитым, и меня душил ужасный запах.

Я позвонил и спросил лакея, откуда идет такая вонь. Он удивился и потом сказал, что пахнет мертвечиной. Тут, увы, я сам убедился, что трупный запах идет от моего платья.

Я разделся, надушился и решил принять ванну, но ничего не помогло: запах продолжал меня преследовать, и, выходя из ванной, я упал в обморок.

– Это, наверное, был просто кошмар, вызванный нервным состоянием, – сказала побледневшая Кира.

– Конечно. Но одно обстоятельство в этом приключении мне непонятно. Вообразите, что в этот вечер у меня на руке очутилось кольцо, которого раньше не было. А самое ужасное – это то, что трупный запах преследует меня и теперь, хотя не всегда. Иногда целые дни проходят – его не бывает, а потом вдруг он появляется снова, раздражает нервы и приводит в бешенство. Это невыразимо меня мучает.

Кире стоило больших усилий скрыть охвативший ее ужас. Она стала спокойно говорить о том, что надо лечиться. Историю эту она объяснила своему жениху его болезненно-нервным состоянием. Но ночью, лежа в постели, она в первый раз испугалась того, что сделала.

Очевидно, случилось нечто таинственное и роковое, затронуты были какие-то неведомые силы.

Ощущаемый и ею самой время от времени запах разложения возбуждал в ней отвращение к Басаргину, а страсть, горевшая в его глазах, ее просто пугала. На следующий день она послала к колдунье Настю с богатыми подарками с просьбой уничтожить этот запах. Настя, вернувшись, сообщила, что старуха обещает сделать все от нее зависящее. И в самом деле, с этого дня трупный запах стал точно реже и меньше чувствоваться.

Уже некоторое время она замечала, что ее смазливая горничная грустна и встревожена. Как-то вечером, заметив, что глаза Насти заплаканы, она спросила:

– Что с тобой, Настя? Ты идешь замуж за человека, которого сама выбрала, я тебе даю хорошее приданое, Алексей Аркадьевич подарил тебе пятьсот рублей. Скажи, пожалуйста, чего тебе не хватает.

К ее великому удивлению, Настя разрыдалась:

– Ах, барышня дорогая, что мы с вами наделали! Ведь мы с дьяволом связались. А теперь я вижу, что в Викентия-то нечистый вселился. Боюсь я его. Подчас он становится такой злющий да страшный, и запах от него идет такой нехороший! Я его почитай что разлюбила. Ничего я больше не хочу, как только от него отделаться. Потому у меня есть другой. Желанный, богатый и…

Кира от души расхохоталась:

– Но если ты не любишь больше Викентия, то отчего же ты не сходишь к Малейнен? Она тебе его сосватала, она же тебя избавит от него. Ну, а кто же такой этот новый твой желанный? Однако быстро же ты шагаешь!

– Ах, не смейтесь, барышня, не до смеху мне, – грустно заметила Настя. – Была я уж у Малейнен, да вот беда: старухи-то и след простыл. Старый Матвей сказывал, что будто полиция начала ее теснить, вот она в три дня пожитки свои уложила – да и была такова. А куда она уехала, никому не известно. Деньжищ-то у нее куры не клюют. Только, слышно, она говорила, что через год либо два непременно вернется – когда, значит, об ней позабудется. А теперь-то и нет ее, а что делать, я и ума не приложу. Новый жених мой такой нежный, добрый да ласковый. Он у Алексея Аркадьевича в дому старшим дворником, как вы меня с вещами на новую квартиру посылали, а на этих днях он сам сватал меня. Сказывала я ему, что, мол, просватана, а Иван Петрович, это он-то, в глаза мне только рассмеялся да и говорит: «Пока “Исаия, ликуй” не споют, всякого жениха можно сменить».

– Разумеется. Раз ты разлюбила Викентия, так он не может тебя принудить выйти за него замуж.

– То-то и оно, что он силком хочет меня за себя взять и свадьбу на январь назначил, а мне грозился, что зарежет, как куренка, ежели я его обману. Ужасть, как я его боюсь – он теперь ровно тигр лютый! – с рыданиями закончила Настя.

Через некоторое время она решительно объявила барышне, что спровадила Викентия и обручилась с дворником – Настя была очень воинственно настроена и радовалась тому, что покончила с нечистым, как она прозвала первого жениха.

Два дня спустя, часов около десяти вечера, Нагорские и Басаргин кончили пить чай, как вдруг из кухни донеслись шум и крики.

Дамы в испуге вскочили, а через минуту в столовую влетели кухарка и портниха. Обе они, мертвенно-бледные от ужаса, размахивая руками, кинулись к генеральше.

– Убил!.. Убил!.. – вопили они.

– Кто кого убил? – спросила испуганная Нагорская.

– Викентий… Настю убил! – прокричала кухарка.

Кира еще раньше, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню, а мать и жених последовали за ней. Страшная картина представилась их глазам.

На полу ничком в луже крови лежала Настя, дверь на черную лестницу была открыта настежь, а на площадке дворник и еще кто-то держали бледного, как мертвец, человека. Он был взъерошен, растерзан, глаза точно налиты кровью, и на него страшно было смотреть: платье и руки в крови. Это и был лакей из трактира. Увидав господ, он дико крикнул:

– Зачем она меня обманула?! В Сибирь поеду.

Кира упала в обморок.

Придя в себя, она увидела, что лежит на диване в кабинете. Мать терла ей одеколоном виски и руки, Алексей Аркадьевич, нагнувшись над ней, давал нюхать английскую соль.

– Ах, дорогая, как ты нас напугала, – сказала генеральша, целуя дочь. – Твои нервы не выдержали этого ужасного зрелища.

– Настя убита?.. Какое чудовище этот Викентий, – пробормотала с дрожью в голосе Кира.

– Нет, нет! Успокойся, она не убита. Сейчас был доктор и сказал, что рана хотя и опасная, но не смертельная. Доктор надеется, что она будет жива, и Насте делают теперь первую перевязку, а затем ее отвезут в больницу, – успокаивала генеральша. – Кто мог бы предположить такую дикую страсть в простом мужике? – прибавила она, качая головой.

– Страсть остается страстью что у барина, что у мужика, Анна Антоновна. Всегда было опасно дразнить это могучее чувство, которое ослепляет и порабощает человека, – заметил Басаргин, страстно глядя на бледное и очаровательное личико невесты.

Вдруг он нагнулся и с каким-то странным выражением прошептал:

– Кто знает, что сделаю я, если вы перестанете любить меня и предпочтете мне другого?..