Федор Филиппович поморщился, как от зубной боли, засунул руку в боковой карман пиджака, замер на мгновение, будто припоминая, что именно собирался оттуда вынуть, и снова положил ладонь на колено – разумеется, пустую. Раньше именно в этом кармане пиджака у него лежали сигареты; потом их сменила круглая жестяная коробочка с монпансье, но и это было уже очень давно, лет пять, а то и все восемь, назад. Глебу эти манипуляции очень не понравились, поскольку свидетельствовали о том, что чувство «дежа вю» здесь испытывает не он один.

– Я сам не знаю, в чем тут соль, – неохотно признался Федор Филиппович. – Просто выполняю приказ, и все.

– Еще того лучше! – воскликнул Слепой. – Их бин зольдат, да? Может, вы даже не заглядываете в эти папочки? А зря! Не боитесь, что однажды заглянете, и… – Порывистым движением придвинув к себе лежащую на столе папку, он вынул оттуда портретную фотографию и, озабоченно хмурясь, вгляделся в черты лица изображенного на ней человека. – Странно, где-то я уже наблюдал эту физиономию… Кто же это, а? Черт, никак не вспомню… – Сунув фотографию на место, он выхватил из папки листок с установочными данными очередного клиента. – Та-а-ак, поглядим, кто тут у нас… Некто Потапчук Федор Фи… ну да, Филиппович. Глядите-ка, товарищ генерал, ваш полный тезка нашелся! И с лица – ну, точная копия!

– Хватит валять дурака, – проворчал генерал. – Помнится, это мы уже проходили.

– Так я ж о том и толкую! Проходили, причем давным-давно. Насилу прошли и вроде, слава богу, забыли, а оно опять тут как тут. Вот я и говорю: всех назад и ящик водки. А вы: плоско, не смешно… Конечно, что уж тут смешного!

– Не думай, что я сам в восторге от этой ситуации, – помолчав, негромко сказал генерал. – И поверь, что я ничего от тебя не скрываю – по крайней мере, ничего, что имело бы отношение к данному конкретному делу. Я действительно не знаю, что это за дело, одно ли оно, или это несколько никак не связанных между собой акций – действительно, как ты говоришь, заметание на совок чужого мусора…

– Очень похоже на то, – рассматривая листок с установочными данными, рассеянно вставил Глеб. – Первый был из министерства тяжелого машиностроения, вчерашний – из министерства строительства, а этот вообще заместитель министра жилищно-коммунального хозяйства в правительстве Москвы. В огороде лебеда, а в Киеве дядька… Такое впечатление, что кто-то в нашем руководстве слегка подвинулся умом, вообразил себя этаким узко специализированным Бэтменом и вознамерился нашими с вами руками извести всех, сколько их есть на Руси, взяточников. Потому что никакой другой связи, кроме взяток и казнокрадства, я между этими чинушами не наблюдаю. Но так ведь никаких патронов не хватит!

– Патронов-то хватит, – возразил генерал, – да где взять столько стрелков?

– Когда последний враг упал, труба победу проиграла. И в этот миг я осознал, насколько нас осталось мало, – грустно продекламировал Сиверов. – Да нет, это, конечно, чепуха. А кто отдал приказ?

– Не скажу.

– Ну вот, – развел руками Глеб, – а говорите, ничего не скрываете…

– Это не имеет значения, – отмахнулся Потапчук. – У меня сложилось совершенно определенное впечатление, что он сам ни черта не знает. Такое, во всяком случае, у него было выражение лица. И тон.

– Тон – это, конечно, да… – Сиверов вздохнул. – Как бы он – уж не знаю, кто он такой, – не выходя из состояния блаженного неведения, нам с вами шеи не посворачивал – просто так, на всякий случай, чтоб лишнего не сболтнули. А что, конкретно, он вам сказал этим своим красноречивым тоном?

– Не сказал, а приказал воздержаться от ненужного любопытства. Мне, лично, приказал.

– Вам, – многозначительно повторил Глеб, как всегда, безошибочно вычленивший ключевую фразу. – Лично.

– Ну да. – Это было сказано вскользь, как о чем-то незначительном и вряд ли стоящем упоминания. – С этим коммунальником надо разобраться как можно быстрее.

– Коммунальников начальник и мочалок командир… – задумчиво проговорил Слепой. – А надо ли торопиться? Для начала хотелось бы все-таки установить, какая между этими троими связь. Ведь должна же она быть! Причем что-то подсказывает, что запрятана эта связь совсем неглубоко – копни разок, и вот она, как на ладони.

– Возможно, – снова беря нейтральный, отстраненный тон, сказал Федор Филиппович. – Только хочу напомнить, что такая самодеятельность, сопряженная с вольной интерпретацией полученных от высшего руководства приказов, может привести к непредсказуемым и крайне неприятным последствиям.

– Как и боевые действия, ведущиеся с завязанными глазами, – добавил Глеб. – Хрен редьки не слаще, вы не находите?

– Никогда не сравнивал, – вставая из кресла, ответил генерал Потапчук. – Терпеть не могу ни того, ни другого. А с этим коммунальным деятелем не тяни. Мне ясно дали понять, что дело не терпит отлагательств. Так прямо и сказали: промедление смерти подобно. Впрочем, что я тебя уговариваю? Для тебя, полагаю, это не составит особенного труда. С твоим опытом, с твоими способностями…

– Да какой опыт, какие способности! – отмахнулся Сиверов. – Какие там тренировки, просто трусы за корягу зацепились… Был еще и такой анекдот – про соревнования на длительность пребывания под водой без акваланга.

– Тьфу на тебя, – не оборачиваясь, сказал направляющийся в сторону выхода генерал.

Спускаясь по лестнице из мансарды старого четырехэтажного дома, под крышей которого агент по кличке Слепой свил себе очередное конспиративное гнездо, Федор Филиппович старался отогнать от себя невеселые мысли и дурные предчувствия. Это задание, от выполнения которого он как человек военный просто не мог отказаться, нравилось ему ничуть не больше, чем Глебу, и он не хуже своего агента знал, чем кончаются такие игры втемную. Сначала ты таскаешь для кого-то каштаны из огня, а потом тебя же и делают крайним. А в делах подобного рода крайний – значит мертвый. Вот и сохраняй после этого бодрое, оптимистическое, деловое настроение…

Его машина стояла у самого подъезда, забравшись двумя колесами на тротуар – когда он приехал, все парковочные места в радиусе ста метров оказались заняты, и ее просто некуда больше было поставить. С низкого серого неба продолжал неслышно и густо сыпаться пушистый, как на Рождество, снег. Федор Филиппович машинально стряхнул его с непокрытой головы, неодобрительно взглянул на сразу сделавшуюся мокрой ладонь и, на ходу натягивая перчатки, подошел к машине.

За те полчаса, что он провел наверху, «мерседес» замело так основательно, словно он простоял тут не одну неделю. Ветровое стекло, как и все прочее, было покрыто сплошным толстым слоем снега, который, как всегда при близких к нулю температурах, словно не знал, как быть: слежаться и смерзнуться или растаять. Придерживая у горла воротник расстегнутого пальто, Федор Филиппович свободной рукой в перчатке сгреб с покатого лобовика сыроватую, слипающуюся массу и плюнул с досады: под снегом обнаружился большой, на добрую половину ветрового стекла, круглый стикер. «Мне на всех наплевать, паркуюсь, где хочу!» – было написано на нем.

– Город дебилов, – перестав, наконец, сдерживаться, с раздражением процедил генерал ФСБ Потапчук. – Столица страны дураков!

Забравшись в остывший, сумрачный из-за залепившего окна снега салон, он вооружился мобильным телефоном и стал звонить в ведомственный гараж: возиться с закрывающей весь обзор наклейкой, прилепленной пешими и явно не обремененными избытком ума и социальной ответственности борцами за дорожную справедливость, не было ни времени, ни желания.

Узкая извилистая тропка круто поднималась вверх, лепясь к иссеченному глубокими трещинами и разломами, собранному в морщинистые вертикальные складки базальтовому обрыву. На камнях лежал пятнистый подвижный узор света и тени, и, подняв голову, можно было увидеть наброшенную на протянутые поперек ущелья стальные тросы маскировочную сеть. Наверху дул слабый ветерок, сеть лениво колыхалась, и пробивающееся сквозь нее солнце ударяло в глаза короткими слепящими вспышками. Непомерно длинные тросы заметно провисли под собственной тяжестью, что вкупе с относительно свободной сетью при взгляде сверху наверняка добавляло картине правдоподобия, создавая видимость волнистого рельефа.