— Последнее, что увидел, это как убегал русский. Я выстрелил, но, кажется, промазал. В следующий момент я уже оказался в автобусе… Чёрт!

Манфред с трудом поверил в то, что произнёс. Он постоянно задавался вопросом: реально ли вообще всё, что с ним произошло? Уверял себя, что это сон, что однажды он проснётся в сорок втором. Война пугала Листа гораздо меньше, чем мир, в котором он внезапно оказался.

— Скорее всего, произошло следующее: вы оказались здесь, а русский… Русский…

— Русский остался там, да? И продолжал службу вместо меня в первой горнострелковой? Вы в своём уме, Ракеш?

— Это как раз всё и объясняет. Видимо, он, так же как и вы, полностью потерял память. Или частично…

Манфред вскочил, нервно прошёлся по номеру.

— Так кто же я на самом деле? Уж точно никакой не Манфред. Может быть, я и есть этот самый Павел Завьялов, а?

Ракеш развёл руками. Он и сам был в замешательстве, пытаясь придумать логичное объяснение.

— Думаю, так и есть, Лист. Это, кстати, объясняет и то, что вы так хорошо владеете русским. Ваша физическая оболочка…

— Бред! — оборвал его Манфред. — Вы мне ещё про душу расскажите, или как вы её там называете…

— Вы же не станете отрицать, что наше сознание существует независимо от нас? Произошла замена. Я уж не знаю, как именно. Что-то, видимо, пошло не совсем так. Вы боролись с этим… С Завьяловым. В результате вы здесь. Ваши воспоминания — тоже. Только внешняя оболочка не ваша, вот в чём вся штука. А русский остался там, на Эльбрусе. Уже в вашем теле. Он сохранил свои воспоминания, а может, и нет. Этого теперь никто не узнает. Он мёртв.

Манфред подошёл к зеркалу и ещё раз внимательно посмотрел на своё лицо. Он действительно больше не узнавал себя? Вряд ли. Скорее всего, память стёрла эту деталь. Что-то наподобие посттравматического шока, иначе он бы просто свихнулся, увидев своё отражение в зеркале ещё неделю назад в Кёльне. Тут он вспомнил о шраме.

— А моё ранение? Как вы это можете объяснить?

— Как раз это легко объяснимо. Вполне возможно, что русский тоже получил пулю в своё время.

Несколько минут Ракеш размышлял, а затем повторил Манфреду единственно верное решение — тому нужно вернуться на Кавказ. И как можно быстрее.

— Пройдёт ещё несколько дней, и вы уже не справитесь с собой. В вас всё больше проявляется тот, другой… Русский… Вы и так уже на грани. Свихнуться недолго, когда узнаешь, что живёшь в чужом теле.

— Мне вот интересно, как это вы ни разу не поинтересовались, как на самом деле выглядел Лист? А ведь он — личность известная в определённых кругах, как оказалось.

— Я не интересовался альпинизмом. Вернее, до последнего времени не интересовался. Иначе откуда мне знать про ледовый крюк, Эйгер и прочее. А вот насчёт Листа я полностью положился на Элизабет. Она уверяла, что фотографии вашей нет, а по записям Аненербе было известно о некоторых симптомах пропавших в горах. Потеря памяти, гипоксия…

— У меня последний вопрос, Ракеш, — на кой чёрт вам всё это? Ведь тетрадь Хирта вам не нужна.

— Я уже сказал, что больше не работаю на Элизабет Джонсон. В какой-то момент я понял, что наличие этих записей, вернее, получение их таким путём может привести к необратимым последствиям. Всё должно идти своим чередом, Лист. Если тетради и суждено увидеть свет, пускай это произойдёт естественным образом. Считайте, что это моя позиция… Религиозная или философская — неважно. Я высказал своё мнение — выбор за вами. Думайте. Лично я смертельно устал и хочу спать.

*

Завьялов подошёл к постели и наклонился над спящим. Нанёс короткий удар в шею у основания черепа. Ракеш прохрипел и замер, уткнувшись лицом в подушку.

Павел подошёл к столу и развернул небольшой тряпичный свёрток. Разложил на столешнице предметы — тычковый нож с коротким широким лезвием, молоток, чашку и пучок травы. Подошёл к окну, задёрнул шторы. Ритуал требовал мрака, а комната уже начала наполняться тусклым утренним светом.

Вернулся к постели, присел в ногах индуса, закрыл глаза, зашевелил губами. Несколько минут он беззвучно читал по памяти, затем встал и взял со стола нож. Просунул остриё под воротник и распорол рубашку по всей длине. Откинул ткань в стороны, обнажив смуглую спину жертвы. Сделал первый неглубокий надрез по всей длине. Положил нож, взял со стола пучок сухой травы, перетёр его в ладонях. Присыпал надрез от шейных позвонков до копчика. Выверенным ударом воткнул остриё ножа под основание черепа и, с силой надавливая на рукоять, протянул по кровавой бороздке. Ракеш захрипел и вздрогнул всем телом…

— Лист! Лист, вы в своём уме?!

Манфред очнулся. Он стоял у кровати Ракеша, сжимая в руке складной швейцарский нож. В первую секунду он даже и не понял, что произошло. Затем, когда видение сформировалось, обрело плотность, он отбросил нож в сторону и начал пятиться назад.

Индус был так напуган, что его смуглое лицо стало молочно-белым.

— Что с вами, Лист?

— Я… Мне…

Ракеш поднялся, подобрал с пола клинок. Стараясь держаться подальше, обошёл постель таким образом, чтобы между ним и Манфредом было безопасное расстояние.

— Успокойтесь.

— Я успокоился, всё нормально.

— Нормально?! — Ракеша трясло.

— Да, бросьте…

— У вас не все дома, Манфред.

— Мне нельзя оставаться одному. Я не могу уснуть.

Индус сглотнул, поёжился то ли от холода, то ли от страха. Манфред и сам был напуган.

— Этот русский… Он сильнее меня. Наверное, вы правы. Чем скорее я окажусь на Кавказе, тем лучше будет для всех.

Манфред вышел в соседнюю комнату, но Ракеш больше не сомкнул глаз до самого утра.

(обратно)

Глава 22

Россия, Северный Кавказ, пик Калицкого. 2005 год.

Почти ничего не изменилось здесь с сорок второго. Впрочем, горы подвержены только глобальным изменениям, а человеческая жизнь слишком коротка, чтобы их заметить. Даже для Манфреда, который ещё относительно недавно подходил к пику с группой стрелков. Относительно. Шестьдесят три года или несколько дней — для гор это не имело особого значения. Замёрзшее озеро, как и тогда, было сплошь покрыто мерцающим на солнце льдом. Серый пик торчал ровно посредине заледеневшего поля, одинокий и зловещий. Не было только палаток.

Манфред и Ракеш стояли на небольшом гребне восточного склона, и Лист подумал, что вот сейчас его окликнет кто-нибудь из егерей. Он обернётся, увидит Зигфрида или Фрица, и вся эта чудовищная история закончится. А завтра утром подойдёт группа Хаймса Гроота, сопровождающая оборудование из долины Джилы-Су. О своих ощущениях он рассказал индусу.

— Так и будет, Манфред. Вам осталось только пройти ледник и подняться на скалу. После этого всё вернётся на свои места, и завтра вы увидите гауптмана.

— Сомневаюсь.

Ракеш пожал плечами.

— Всё возможно, остаётся только надеяться. То, что внутри вас сидит этот самый Завьялов, хороший шанс для того, чтобы калитка открылась. Не забывайте, что сверхъестественное тоже живёт по своим законам, которые только непосвящённый воспримет как хаос. Для того чтобы всё получилось, нужно свести в одном месте время и все задействованные энергии. В вашем случае дело осталось только за местом.

— Почему?

— Потому что остальные составляющие у вас уже есть. Думаю, ваш Завьялов сильная личность, если, находясь уже сорок лет в земле, сумел фактически вытеснить ваше сознание. Он и вы на сегодняшний день — одно целое. Это что касается энергий. До точного места вам осталось пройти совсем немного. А время… Время — вообще понятие абстрактное. Думаю, вы и сами в этом убедились.

Ракеш был прав. Завьялов настолько им завладел, вжился в него, что Манфред на двое суток отказался от сна, старался избегать одиночества, помня о последнем инциденте с ножом. Ещё немного, и Павел станет появляться, невзирая на присутствие посторонних. Иногда больные шизофренией разговаривают с невидимыми собеседниками. Он боялся, что и с ним произойдёт нечто подобное. По этой причине Манфред отказался от встречи с Мартой. Он позвонил ей с вокзала в Мюнхене ещё вечером. Путано и долго объяснялся, она плакала, просила остаться. Поверила ли она ему? Скорее всего, нет. Наверное, посчитала сумасшедшим.