Сейчас она поняла, что это был Брэсфорд. Она слышала слухи, ходившие о нем при дворе Генриха, о загадочной фигуре без семейных связей. Он был верен Генриху, когда тот был на неопределенный срок изгнан в Бретань, а затем — во Францию. Судачили, что по этой причине монарх удостоил его многих привилегий. Другие шептались, что он был фаворитом матери нового короля леди Маргарет Бофор и иногда ездил от нее к ее сыну и обратно, выполняя поручения, которые привели к восхождению Генриха на престол. Однако никто не мог сказать о нем ничего определенного, поскольку новоиспеченный рыцарь оставался в стороне от двора и его сплетен. Везде следуя за королем, он занимал какую-нибудь удаленную комнату в недрах дворца или замка, в котором Генрих останавливался в тот момент. Единственное, что было известно наверняка, — он пользовался абсолютным расположением и доверием короля. Это было до того, как он удалился на север Англии, в замок, известный как Брэсфорд, который был пожалован ему за услуги короне.

Было ли возможно, недоумевала Изабель, чтобы ее присутствие в Брэсфорде, ее помолвка с таким ничтожеством была вызвана коротким обменом взглядов? Это казалось невероятным, но она не могла придумать какой-либо другой причины.

Не то чтобы должно было быть что-то личное в этой договоренности. С тех пор как Генрих взошел на трон, он объявил ее своей подопечной, поскольку ее родители умерли, а она была не замужем и унаследовала значительное состояние. Грейдон неистовствовал, считая, что право распоряжаться ее поместьем и доходами с него должно принадлежать ему, хотя они не имели ни капли общей крови. Все же ее сводный брат покорился воле короля по вопросу ее замужества. Если Генрих хотел выдать ее за одного из своих сторонников и наградить того имуществом, включая необыкновенно щедрый ежегодный доход с него, это было его право. Безусловно, она не имела права голоса в этом вопросе.

Рэнд провел Изабель Милтон Грейдон из большого зала в боковой вестибюль к широкой лестнице, которая поднималась по его задней стене. Наверху он повернул налево и открыл дверь, ведущую в комнату, окна которой выходили на фасад главного дома. Оглядевшись, он почувствовал гордость в груди. Все было готово для его невесты, хотя этого было нелегко добиться. Он подгонял работников угрозами и осыпал проклятиями, чтобы комната была закончена вовремя. Зато теперь он был уверен, что эти покои достойны королевы.

Окна с толстыми кругами стекла, расположенными в несколько слоев, давали достаточно света для шитья, вышивания или чтения для Изабель и ее дам. Скамьи с подушками приглашали поразмышлять, наблюдая за тем, что происходит внизу, во дворе. Изображения классических богов и богинь, нарисованные на покрытых штукатуркой стенах, оживлялись озорными херувимами, а ковры, лежащие поверх тростника, были разбросаны повсюду, как это принято на Востоке. Вместо жаровни, как в зале внизу, в комнате стоял камин. По обеим сторонам от него расположены кресла, их узкие деревянные сиденья смягчались вышитыми подушками. Небольшой огонь горел в наступающей прохладе вечера, мерцая под массивной каминной полкой, на которой был вырезан герб владельца — ворон, подчеркнутый девизом Intrepida — Неустрашимый. В углу на возвышении стояла кровать внушительных размеров, поскольку владелец отличался высоким ростом. Поистине королевское ложе было укрыто перьевыми матрацами и подушками, завешено роскошным вышитым пологом.

— Ваша комната, леди Изабель, — сказал он просто.

— Я и вижу.

Рэнд не ожидал порыва радости, но надеялся, что некоторые слова признательности могли быть сказаны после всех его стараний, чтобы обеспечить комфорт для нее. Его разочарование было мимолетным, вдруг он заметил, что она избегает смотреть на кровать. Легкая дрожь прошла по руке, которая лежала на его руке, и Изабель сразу же убрала свою руку, немного отодвинувшись.

«Она боится меня», — подумал Рэнд. С этим ничего нельзя было поделать. Он не был суеверным человеком, не верил в проклятия, пророчества и другие подобные предсказания и не оставлял все на произвол судьбы. Было важно взять и удержать леди Изабель. Он сделает то, что необходимо, чтобы быть уверенным, что она принадлежит ему. А позже постарается изменить ее отношение к себе.

И если обручение с ней было скорее удовольствием, чем обязанностью, это был его секрет.

— Думаю, вы захотите утолить жажду, — сказал он мрачно. — Я пришлю вино и хлеб, чтобы вы подкрепились до празднования.

— Благодарю, очень любезно с вашей стороны, — сказала она через плечо, повернувшись к нему спиной и уходя от него подальше. — Сейчас вы можете меня оставить.

Она сказала это тоном принцессы, отсылающей лакея. Это возмутило, но он не подал виду. Несомненно, она боялась его нападения в любой момент, и этому были основания. Это случалось достаточно часто в брачных союзах, заключаемых ради большого состояния, в которых разделить супружеское ложе с леди означало лишить ее девственности и богатства одним махом. На краткое мгновение он подумал о том, чтобы оправдать ее опасения, сжать в объятиях и бросить на кровать, затем присоединившись к ней там. Волна жара внизу живота была явным признаком того, что думало об этом его более низменное «я».

Он не мог этого сделать. Во-первых, если уединиться с ней на некоторое время, молва подвергнет ее еще более непристойным комментариям с причмокиваниями, которые она уже вытерпела. Во-вторых, заставлять ее — это не то, с чего он хотел начать их совместную жизнь. Одно дело — склонить ее к браку, который она презирала, но совсем другое — навязывать ей себя.

Пусть тогда у нее останется ее гордость. Она была всецело в его власти, принимает она это или нет. Времени будет более чем достаточно, чтобы увидеть, что она это поняла.

— Мне жаль, что вы только что смутились, — резко сказал он.

— Смутилась? — Она повернулась и быстро взглянула на него из-под ресниц. — Почему вы так решили?

— То, что должно произойти между нами — не тема для пошлой болтовни. Я бы не хотел, чтобы вы думали, что я смотрю на это иначе.

Румянец, такой же нежный и свежий, как дикая роза, залил ее щеки!

— Конечно нет.

— Единственное, что не обойдется без домыслов, учитывая несчастья, постигшие Ваших предыдущих ухажеров.

Они оба знали, что он был пятым в очереди, которая началась тогда, когда Изабель была еще в колыбели. Первым был барон возраста ее отца, который умер от колик. Позднее честь перешла к его сыну, мальчику менее шести лет отроду, который не пережил заболевания корью. Затем брак был оговорен с Джеймсом, маркизом Троубриджем, пострадавшим в бою ветераном почти пятидесяти лет. Троубридж был убит осенью на охоте, когда ей было девять. В возрасте одиннадцати лет она была обещана лорду Нисоллу, всего лишь на семнадцать лет старше ее и с заячьей губой. Когда его казнили, так как он выбрал не ту сторону в ссоре между фракциями Плантагенетов, обручения прекратились.

Рэнд знал, что это было частично из-за того, что леди приобрела репутацию одной из проклятых Трех Граций Грейдонов. Сестры могли соединиться в браке только с теми мужчинами, которые их любят. Более весомыми причинами были непрекращающиеся войны, которые сделали выбор жениха проблематичным, учитывая, что выбранный мужчина мог быть здоровым и бодрым в день помолвки и обезглавленным на следующий.

Леди начала снимать перчатки, уделяя пристальное внимание каждому пальцу. Наблюдая за обнажением ее бледных рук, Рэнд почувствовал влечение, которое нашло отклик внизу живота; в голове проносились мысли об участках ее тела, которые вскоре откроются ему. Ему стоило усилий отвлечься, когда она наконец ответила:

— Вас сложно винить за пошлость остальных. Мой сводный брат, как и его отец, наслаждается отсутствием у него утонченности. Привыкшая к манерам Грейдонов, я вряд ли буду краснеть из-за ваших.

— Тем не менее вы покраснели только что.

Ее взгляд был прикован к тому, что она делает: она медленно и осторожно снимала кожу с мизинчика.