В самом деле, большинство вассалов графа Тулузского и графа де Фуа, лишившись своих феодов или своих замков, отнятых у них крестоносцами, — в Каюзаке, Муассаке, Безье, Каркассоне, Лаворе и других местах, — мечтали вернуть их себе. Этого хотел, к примеру, Раймонд-Роже Тренкавель II, изгнанный из своих каркассонских владений войсками короля Людовика VIII Льва; то же самое можно сказать о графе Раймонде VII Тулузском, у которого еще стояли поперек горла клятвы, которые ему пришлось произнести в одеянии кающегося грешника, перед собором Парижской Богоматери в 1229 году, при подписании договора, навязанного ему Бланкой Кастильской.
Так вот, Монсегюр понемногу превратился в полуподпольную столицу катарской ереси. Верные стекались туда со всех сторон, в особенности из соседней Испании, чтобы погрузиться в молитвенное созерцание и совершать катарские богослужения по всем правилам, а окситанские рыцари — для того, чтобы в духе сопротивления французским оккупантам готовить там освобождение своей родины под заботливым руководством тулузского катарского епископа Гильяберта де Кастра. Мы располагаем множеством рассказов, свидетельствующих о поведении этих катаров, которых можно в равной степени назвать, на языке современных политологов, окситанскими националистами, если мы хотим подчеркнуть политический аспект их деятельности, или предшественниками протестантов, если мы предпочитаем выделить ее религиозный аспект.
С этой точки зрения чтение «Песни о крестовом походе» особенно поучительно. Гильем из Туделы, автор первой части «Песни», по неизвестной причине становится на сторону крестоносцев и Симона де Монфора, перед которым преклоняется; зато его анонимный продолжатель был окситанским националистом, сторонником своего рода «Фронта национального освобождения Окситании».
Стремясь изложить все это короче и проще, скажем, что начиная с 1232—1233 годов тихий замок Монсегюр, несомненно, заставлял говорить о себе приверженцев римско-католической церкви, — иные даже именовали его «дьявольской синагогой», — однако в деревнях, расположенных неподалеку от этой таинственной крепости, равно как и в городах юго-запада, он был обычной темой для разговора с заезжими чужеземцами. Следователей, которым суд Инквизиции поручал преследовать еретиков в тулузской епархии, население местных деревень и маленьких городков, хоть и состояло из католиков, встречало с недоверием. Несмотря на обличительные речи, которые инквизиторы произносили против Монсегюра, в Окситании царили спокойствие и порядок.
Тем не менее, — и это выражение здесь как нельзя более уместно, — огонь Инквизиции по-прежнему тлел под золой потухших костров. В апреле 1240 года Раймонд-Роже Тренкавель И, отец которого за тридцать лет до того лишился своего славного города Каркассона, равно как и подчинявшегося ему виконтства, перешедших в руки Монфора и его крестоносцев, восстал и решил отвоевать отнятые у него земли. Он увлек за собой других окситанских сеньоров, также лишившихся своих владений, таких, как Оливье де Терм, у которого крестоносцы отобрали Корбьер, Журден де Сессак, и многих других [140]. Тренкавель, которого повсюду встречали как освободителя, со своей небольшой лангедокской армией за какие-то три месяца сделался хозяином всего Каркассонне и в конце концов 7 сентября 1240 года подошел к Каркассону, который теперь защищали и где теперь правили сенешаль Гильем дез Орм, архиепископ Нарбоннский Амьель и епископ Тулузский.
Войска Тренкавеля довольно легко завладели северным предместьем города — Бургом; жители города, несмотря на то что виконт Раймонд-Роже отдал категорический приказ духовных лиц не трогать, его не послушались, и тридцать три укрывшихся там священника были убиты. Но сам город, защищенный своими прославленными стенами, держался. Тренкавель снял осаду 11 октября, не дожидаясь прихода подкрепления, которое привел королевский камергер, Жан де Бомон, и укрылся в Монреале, где вскоре в свою очередь оказался осажденным королевскими войсками. Тогда Тренкавель принялся одного за другим посылать гонцов к своему родичу, графу Тулузскому, прося о помощи. Однако Раймонд VII, связанный обязательствами, которые принял на себя по Парижскому договору, не трогался с места. Впрочем, он согласился быть посредником и добился для своего каркассонского родственника достойных условий соглашения: Тренкавелю позволено было уйти в Испанию со своими обозами, удалившись таким образом целым и невредимым с исторической сцены. Что же касается мятежных города и предместий, они были сурово наказаны, в особенности Бург, выжженный дотла; Монреаль, как и Лиму, был отдан на разграбление и разорен.
А графу Раймонду VII Тулузскому, чье поведение во всей этой истории нельзя назвать безупречным, пришлось отправиться в Париж, чтобы подтвердить там свои клятвы верности королю Франции и пообещать изгнать из своего графства еретиков и разрушить крепость Монсегюр, построенную на его землях. Ясно было, что в это время Раймонд VII ни за что на свете не захотел бы поссориться с королем Людовиком Святым. Он стремился загладить неблагоприятное впечатление, произведенное мятежом его родственника Тренкавеля, который, по его мнению, восстал слишком рано и совершил ошибку, когда, не посоветовавшись с ним, очертя голову и в одиночку ринулся в заранее проигранную войну с крестоносцами. Граф Тулузский в самом деле понял, что независимость, о которой и сам он тоже мечтал, невозможно завоевать обычным восстанием феодального типа. Ведь даже если бы это восстание удалось, после его смерти графство перешло бы в руки его сюзерена, короля Франции, поскольку у него не было наследника мужского пола, которому он мог бы его оставить. Таким образом, для того чтобы изгнать французов (точнее, чиновников, управляющих и солдат короля Франции) из захваченной ими Окситании, недостаточно было одной только помощи вассала вроде Тренкавеля: для этого требовалось содействие сеньора не менее могущественного, чем король Франции, и выбор Раймонда естественным образом пал на графа Прованского, Раймонда-Беранже V, племянника короля Педро II Арагонского.
В начале 1242 года, заручившись поддержкой графа Прованского, Раймонд VII созвал своих вассалов и объединился против короля Людовика Святого с графом де Ла Марш и четырьмя королями — английским, арагонским, кастильским и наваррским. Но он будет отлучен от церкви — в который уже раз! — поскольку на него возложили вину за совершившиеся в Авиньоне убийства нескольких инквизиторов: к таким последствиям привела чрезмерная суровость этих братьев-доминиканцев, чье усердие тщетно пытался умерить граф Тулузский. И ему придется отложить до лучших дней освобождение Окситании от французского господства.
Но вернемся в март месяц 1242 года. Раймонд VII возвращался из арагонского королевства, где закрепил свой союз с королем Хайме (Иаковом) I; он направлялся в Пуату, намереваясь договориться с местными сеньорами, и вдруг, 14 марта, в истории сопротивления окситанской армии французским захватчикам произошел новый внезапный поворот — граф Тулузский тяжело заболел в Пенн-д'Ажене, маленьком городке, расположенном в трех лье от Вильнева-на-Ло. За время его болезни, которую некоторые считали смертельной, граф де Ла Марш, его главный союзник, отрекся от вассальной зависимости, соединявшей его с французской короной, что было равнозначно объявлению войны. Людовик Святой, пребывавший тогда в расцвете сил (ему было двадцать семь лет), немедленно откликнулся: собрав армию, он повел ее в Сентонж, где нанес войскам графа де Ла Марш сокрушительное поражение. Началась война между Окситанией и французским королевством.
Граф Тулузский созвал своих окситанских вассалов (граф д'Арманьяк, граф де Комменж, граф де Фуа и граф де Роде, виконты Нарбонна, Лотрека и Ломаня), надеясь также на вмешательство английского короля. Его болезнь оказалась не такой уж серьезной, Раймонд VII выздоровел. Но в последующие месяцы в этом конфликте счастье было не на его стороне: его западные союзники потерпели поражение от войск французского короля. Тем не менее граф Тулузский, со своей стороны, за лето 1242 года успел завоевать Нарбонн, значительную часть альбигойских земель и окрестностей Каркассона. Осенью он даже начал осаду французов в Пенн-д'Ажене. Для того чтобы надежнее утвердить свое господство в Окситании, он ждал помощи испанских правителей; к несчастью, те не спешили к нему присоединиться, а вскоре и сам граф де Фуа ему изменил. И тогда Раймонд VII совершил искусный маневр: резко переменив курс, он поспешил изъявить покорность королю Людовику Святому. В январе 1243 года он подписал с ним мирный договор в Лоррисе-ле-Гатине; отношения между графом Тулузским и французским королевством восстановились на условиях так называемого «Парижского договора», подписанного четырнадцатью годами раньше.
