Пока французы разглагольствовали, тулузские бароны под предводительством лучших из них пришпорили коней и прискакали к лагерю крестоносцев. Те, завидев их, испугались и прекратили разговоры. Слышно было, как из их толпы доносятся крики: «Спаси нас, Пресвятая Дева!» Все облачились в латы, вооружились. Монфор взмахнул мечом, и через несколько минут земля была усыпана кусками разрубленной плоти, по траве раскатились окровавленные головы, повсюду валялись выпущенные потроха. Однако и копья, и мечи тулузцев славно поработали, и в рядах войска Монфора французы, бургундцы, бретонцы и нормандцы тоже падали наземь изрубленными в куски или же обращались в бегство.
Затем войскам «благородного графа» удалось построиться заново, подоспело подкрепление, и крестоносцев внезапно оказалось так много, что теперь тулузцам в свой черед пришлось улепетывать; однако вскоре их бегство остановил мощный голос сира Юга де Ла Мота, кричавшего им: «Стойте, сеньоры, давайте защищаться, какого черта! Лучше умереть стоя, чем жить склонившись!» (ПКП, 195.) И его копье, брошенное сразу после этих слов, со свистом пронеслось по воздуху и пронзило ближайшего из преследователей. И тогда гордый гасконец, сир Альмавис де Пестийяк в свою очередь решил воодушевить тулузцев и, взревев: «Разворачивайтесь, друзья!» — принялся бить, крушить, рубить, истреблять людей Монфора. По всей Тулузе народ, ремесленники, мирные обыватели и многие другие, кому в жизни не доводилось размахивать мечом, подстегивали друг друга: «Пойдем поможем нашим!» — вопили они. Выскочив из рвов, они заполнили луг; автор «Песни о крестовом походе» описывает нам обстановку боя:
Толпы врагов с грохотом смешались.
Крики, рев рогов и труб сотрясали стены,
колыхали воду Гаронны и заставляли содрогнуться чистое небо.
Тулузские бароны шли в бой
с криками: «Вперед, Авиньон! Бокер! Тулуза наша!»
Мечи, дубинки, головни, гизармы [123],
копья, камни, тяжелые палицы,
пики, булыжники, дротики и кулаки,
длинные свистящие и тонкие легкие стрелы
сыпались со всех сторон так плотно, что все,
даже самые закаленные воины, испугались.
[...]
Граф де Монфор, в самой гуще схватки,
яростно сражался. Он убил двух тулузцев.
Но на него со всех сторон устремилось столько оружия,
что конь его споткнулся, и лука седла
раскололась. Вот он на земле. Но он не сдался,
устоял, развернулся и на коня
одним махом взлетел.
[...]
Множество рыцарей
остались лежать в Монтулье, на гибельном лугу,
где трава с каждым днем становилась краснее от новой крови.
[...]
Граф де Монфор, вернувшись оттуда, в ярости
хрипло стонал. «Господи Иисусе, — сказал он, —
где же моя звезда, где моя счастливая доля,
мое дружественное светило, которое на суше и на море
так долго меня вело, так верно помогало?»
(ПКП, 195)
Так продолжалось еще три или четыре недели. Таким образом, на восьмом месяце этой нелегкой осады, в мае 1218 года, войска «благородного графа» были все на том же месте, но потеряли немало солдат. И тогда Монфор, посоветовавшись с кардиналом-легатом, принял серьезное решение — отказаться от намерения завладеть Тулузой, а вместо того разрушить ее квартал за кварталом, дом за домом, камень за камнем. Он без промедления задал работу плотникам, велев им строить деревянные башни, чтобы штурмовать укрепления, и ставить катапульты и камнеметы, чтобы обстреливать городские стены. Через три или четыре дня из ближнего леса вылетел конный гонец — «веселый и радостный», как сказано в «Песни о крестовом походе», — с вестями, которые воодушевили Монфора: епископ Фульк и графиня Алиса скачут к нему во весь опор вместе с доблестным генералом, отличившимся в битве при Бувине [124], Мишелем де Арном, и еще двумя или тремя героями, также сражавшимися за короля Франции [125], в сопровождении «сотни тысяч крестоносцев [126]», которые завтра, по их уверениям, заставят содрогнуться стены Тулузы.
«Благородный граф» вздохнул с облегчением. «Наконец я спасен», — произнес он, устремляясь навстречу этому новому крестоносному подкреплению, а вокруг уже раздавались крики радости. Назавтра, выйдя к войскам, которые теперь прибывали к нему бесперебойно, он сказал: «Сеньоры, если вы возьмете Тулузу, вы получите в изобилии все, чего только можете пожелать: этот город — истинный кладезь сокровищ, неисчерпаемый кладезь; советую вам приготовить большие и прочные повозки для того, чтобы все это увезти, когда вы победите».
На этот раз решительное сражение, казалось, близилось. Крестоносцы были готовы вступить в бой и с удовольствием встречали подкрепление, которое теперь непрерывно стекалось на берега Гаронны. Для них, особенно с таким полководцем, как Монфор, слово «подкрепление» означало близкую победу, а значит, и близкую добычу, и лица их озарились радостью. Что же касается тулузских баронов, те наспех собрались и с оружием в руках поспешили к рвам, палисадам и заставам, в то время как лучники расходились по местам; они уже слышали тяжелую поступь крестоносцев Монфора, которые молча шли вперед под майским солнцем, игравшим на их щитах и кольчугах. Вскоре крестоносная армия остановилась и принялась разглядывать обе «Тулузы», старую, огромную и величественную, с ее прославленными стенами, и новую, над Гаронной, с теснящимися у подножия городских стен лодками и судами.
Монфор встал перед ними. Люди перестали шептаться, воцарилась тишина. Граф велел одному из своих пажей снять с него шлем, а потом стал объяснять своим баронам, как следует правильно вести осаду.
«Господа, — произнес он, — вы собрались здесь,
чтобы послужить вашей Церкви и победить этот город.
Идите же вперед. Расставьте ваших людей
в предместье Сен-Сиприен, на берегу реки.
Тогда осажденные будут надежно окружены
и не смогут ни выйти, ни получать припасы.
Оголодавших, зачахших, мы без труда победим их.
Если мне, наконец, дано будет покорить Тулузу,
вы разделите между собой ее добро и сокровища.
Мне ничего не надо. Мое единственное жгучее желание —
не оставить здесь ничего, кроме мертвой плоти и праха».
(ПКП, 196)
По рядам собравшихся баронов пролетел шепот, и один из них, Амори де Краон, выступил вперед и заговорил, желая предостеречь Монфора от чрезмерной поспешности: «Мы устали, и наши кони доведены до изнеможения; дайте нам набраться сил, и тогда мы пойдем в бой храбро, как и должны; выкопанные нашими врагами рвы до краев заполнятся их телами, мы возьмем город и отдадим его вам».
«Идите спать, бароны, завтра поговорим», — решил Монфор.
В лагере противника готовились отразить штурм, намечавшийся со всей очевидностью. Тулузские бароны собрались на совет, чтобы поговорить о том, как строить оборону. Сир Роже-Бернар, сын графа де Фуа [127], успокоил остальных: их дело — правое, их город стоит крепко, их сеньор, Раймонд VI, — честный и надежный, Иисус любит тулузцев, сказал он. Вскоре крестоносцам, которые напали на Тулузу, придется на собственной шкуре испытать, из какого камня вытесаны их души:
«Станем жестоко теснить их войска, ночью и днем,
построим новые оборонительные укрепления,
обновим старые, окружим город
заставами, кольями столь прочными, что страх
вскоре покинет нас и отправится терзать их утробы».
(ПКП, 197)
Жители Тулузы тотчас рьяно взялись за дело под руководством молодого графа де Фуа, который в предвидении боя велел рыть новые рвы, ставить палисады, чинить стены: «Дети, родители, друзья, тощие и тучные, никто не ждал соседа...» — говорит автор «Песни о крестовом походе». Что касается графа де Монфора, который был вне города, тот держал речь перед своими солдатами: