Леа бросила на нее долгий серый взгляд, говорящий о том, что кое-кому не стоило бы лезть во внутрисемейные отношения. Пэтти была понятливой, и смысл взгляда дошел до нее сразу же. Она опустила небесно-голубые глаза в рюмочку с текилой и пробормотала:
— Извини...
— Да ничего. Зря ты перенесла встречу. — Леа перевела разговор в другое русло. — Посмотри — в кафе почти никого нет. Кроме трех дамочек с их никудышными кавалерами.
— А мне никто и не нужен, — насупилась Пэтти. — Я хотела посидеть в хорошей компании — она у меня есть, — Пэтти обвела взглядом Эдди и Леа. — Так что забудь о своих далеко идущих планах снова выдать меня замуж. — Она улыбнулась Леа, слизнула с рюмочки соль и, запрокинув голову, влила в рот текилу. — Неплохо. — Пэтти слизнула оставшуюся соль и пососала лимонную дольку. — Я чувствую себя почти человеком.
— Сколько тебе нужно для того, чтобы почувствовать себя совсем человеком? — рассмеялся Эдди. — Еще парочку?
— Пожалуй...
— Эдди! — Леа возмущенно уставилась на бармена. — Ты же знаешь: она совершенно не умеет пить!
— Если бы Пэтти совершала рейды в «Вирджин» ежедневно, я бы, естественно, беспокоился о ее состоянии. Но сейчас — не вижу в этом смысла. Пусть девочка развлекается. — Он подмигнул Пэтти, глаза которой уже начали блестеть от выпитой текилы. — А ты, Леа, становишься страшной занудой... Неужели этот скучный костюм повлиял-таки на твой характер?
Леа вспыхнула. Как ее друг может говорить о ней такие вещи! И вовсе ее костюм не скучный! Хотя... Если вспомнить отражение в зеркале, где она выглядела самой настоящей училкой лет сорока... Но ведь именно такой она нравится Ричи, и это главное. Она метнула на Эдди негодующий взгляд.
— Хотела бы я знать, Эдди Пойлет, чем это тебе не угодили моя блузка и юбка?!
Эдди пожал плечами и ничего не ответил. Если Леа хочет оставаться слепой — это ее право. Ему, как другу, в течение семи лет приходилось смотреть на эту безрадостную метаморфозу — превращение из бабочки в гусеницу, — неужели теперь он не имеет права высказать свое мнение по этому поводу?
Эдди был знаком с Ричи Майером не очень хорошо, но нескольких визитов в дом четы Майер опытному бармену вполне хватило для того, чтобы составить полное впечатление об этом человеке. Во-первых, Ричи был снобом, а Эдди таких чуял за версту. Конечно, ни о каком аристократическом превосходстве здесь и речи идти не могло, но позиция удачливого бизнесмена давала Ричи право другого превосходства — материального. Которое Ричи Майер всячески старался подчеркнуть. Странно было одно — почему этого не замечала Леа?
Во-вторых, Ричи Майер относился к тому типу мужчин, которые воспринимали женский пол как что-то вспомогательное, дополнительное, а не как самостоятельную единицу. Однако он был слишком хитер, чтобы явно демонстрировать свои патриархальные замашки. И Леа, которую за несколько лет ему удалось превратить в одомашненную Нору, была тому наглядным подтверждением. Эдди бесился (про себя, разумеется), глядя на то, с какой ловкостью этому зазнайке удается манипулировать своей женой, далеко не глупой женщиной.
Несколько часов в «Вирджин» пролетели незаметно. Леа успела заказать еще два коктейля, а Пэтти — хорошенько захмелеть от выпитой текилы. Ее голубые глаза заволокло легкой дымкой, по которой Леа всегда безошибочно вычисляла то состояние, в котором Пэтти пора останавливать. Девушка действительно не умела пить — норма для нее была понятием зыбким, расплывчатым, и поэтому Пэтти никогда не могла остановиться вовремя. Уговорить ее оторваться от выпивки тоже было нелегким делом, но Леа это, как правило, удавалось. За исключением тех редких случаев, когда Пэтти наотрез отказывалась внимать голосу разума. Эти отказы влекли за собой массу неприятностей наутро, поэтому Пэтти знала по опыту — подруге лучше доверять в этом вопросе и сдаваться без боя.
Подхватив под ручку слегка покачивающуюся Пэтти, Леа попрощалась с Эдди и, выслушав несколько шуточек по поводу того, как забавно она выглядит с выпившей подругой, вышла из «Вирджин». Настроение было ни к черту. Посиделки с друзьями почему-то не вызвали у Леа того прилива чувств, который следовал за ними обычно. Осадок утренней тревоги по-прежнему колыхался где-то на дне души и, кажется, не собирался испаряться.
Леа оставила свой «фольксваген» на стоянке. Она не садилась за руль даже после глотка шампанского. Поймав такси, она посадила вперед Пэтти — чтобы ту не укачало на заднем сиденье, а сама села назад.
Пожилой таксист — худощавый мужчина с бесцветными ресницами — неодобрительно покосился на Пэтти. Но той было уже все равно. Она спокойно развалилась на переднем сиденье и, дыша текильным перегаром, объяснила водителю, куда нужно отвезти ее и Леа. Через несколько секунд глухое урчание мотора разрезало пыльную тишину улицы.
Леа тоскливо смотрела сквозь стекла машины на мелькающие дома, деревья, людей, идущих по своим делам. Сегодня ей не хотелось представлять, кто эти люди, зачем и куда они идут. Привычная игра не доставляла ей удовольствия. В голове Леа крутилась фраза, случайно (или не случайно) брошенная Эдди: «Ты стала страшной занудой. Неужели на твой характер повлиял этот скучный наряд?». До Леа словно только сейчас дошел смысл этих слов. Эдди хотел сказать, что она растворилась в своем костюме, в своем образе серой мышки. Она стала другой. Она совершенно изменилась. И виной тому не костюм, нет. А тот, кто уговорил ее измениться... Ричи. Виной всему именно Ричи.
Хотя может ли она винить во всем своего мужа? Ведь без ее молчаливого согласия ничего бы не произошло... Она постоянно соглашалась, постоянно уступала, уверенная в том, что именно так должна вести себя настоящая жена. Итог? Итог — она стала скучненькой серой мышкой, которой, кстати, совершенно не интересуется муж. Да, он, безусловно, любезен, участлив, вежлив. Но что, кроме этого, Ричи дает ей? Когда последний раз он спрашивал ее о том, что она думает, чувствует? Когда? Пожалуй, несколько лет назад. А как давно они уже не занимаются любовью? На этот вопрос Леа не хотелось отвечать даже самой себе. Нет, так продолжаться не может. Она должна поговорить с Ричи и выяснить, что он думает по этому поводу... И если Ричи снова будет отмалчиваться или отшучиваться... Что тогда? Леа не знала.
— Подруга, проснись! Я уже приехала. — На Леа смотрели дымно-голубые глаза Пэтти. Та была в приподнятом настроении, что не удивляло Леа — после нескольких порций текилы Пэтти всегда чувствовала себя на высоте. — Зайдешь ко мне? — Леа покачала головой. — Выпьем чаю или чего-нибудь покрепче, — рассмеялась Пэтти. — Ну же, Леа. Не будь занудой — твой Ричи переживет без тебя несколько часов.
Леа вздрогнула, как от удара. Второй раз за сегодняшний день ее называют занудой. И не кто-нибудь, а ее близкие друзья. Нет, разговор с Ричи нельзя откладывать. По крайней мере, он поможет ей разъяснить ситуацию. Он объяснит ей, что происходит. С ней, с ним, с их жизнью...
— Нет, Пэтти, — решительно отказалась Леа. — Я поеду домой. Мы ведь увидимся на днях?
Пэтти грустно кивнула. Огонек, подсвечивающий голубые глаза, погас. Леа было жаль разочаровывать подругу, но предстоящий разговор с Ричи был важнее их посиделок. Она улыбнулась и помахала Пэтти рукой.
— Не расстраивайся! Будет и на нашей улице праздник.
Леа вертела в руках «наладонник» и пыталась понять, как ей удалось включить это хитрое приспособление. Экран горел каким-то сумрачно-зеленым светом — кажется, так и должно быть. Осталось только понять, как он работает, и посмотреть, что в нем есть интересного. Леа подозревала, что Ричи вряд ли оценит ее старания. Ну и пусть! Она столько раз безрезультатно просила его объяснить, как работает это устройство, что сейчас совершенно не чувствовала себя виноватой. К тому же Ричи до сих пор не вернулся, а Леа хотелось хотя бы чем-то занять себя до его прихода.
Что ж, посмотрим... Леа набралась храбрости и нажала на какую-то кнопку. На зеленом экране загорелось несколько надписей. С чутьем, присущим человеку, ничего не понимающему в технике, но жаждущему в ней разобраться, Леа взяла черное пластиковое стило и ткнула в одну из них. Перед ней открылось что-то вроде таблички, в одной графе которой были перечислены даты, дни недели и время, а в другой — напечатаны короткие предложения.
